Земля

На трассу прибыли Важа Джапаридзе, Коча Коршия, Серова, Васо Брегвадзе, работники управления.

Трибуной служил экскаватор «Комсомолец», который в полной готовности стоял на трассе.

Вокруг экскаватора толпился народ.

Митинг открыл Коча Коршия. Он стоял на гусенице экскаватора.

— Товарищи! Сегодня мы празднуем не просто получение нового экскаватора, но и само рождение первого отечественного, нашего, советского экскаватора, — начал Коча. — Мы все гордимся, что являемся свидетелями и участниками события огромной важности — экскаватор, созданный советскими конструкторами, выпущенный советским заводом, прибыл на нашу ударную стройку, чтобы принять достойное участие в ней. Отныне нам не придется покупать у иностранцев «пристманы», «коппели», «менике», «любеки». Эти машины сослужили нам службу и еще будут работать на нашей стройке. Но ведь покупка этих машин обходилась нам втридорога. И мы платили за них золотом, товарищи! Но настанет время, и наш «Комсомолец» тому порука, что те, у кого мы покупали экскаваторы, сами будут покупать их у нас. Именно так, дорогие товарищи!

Раздался гром аплодисментов.

Духовой оркестр заиграл марш.

Оркестром дирижировал Лонгиноз Ломджария, но дирижировал как-то странно — стоя спиной к оркестрантам. Он был необыкновенно возбужден и взволнован. Дирижерская палочка двигалась невпопад, но он не замечал этого. Это он привез «Комсомолец» на стройку и хотел, чтобы об этом знал весь честной народ. Потому и стоял спиной к оркестру, чтобы народ мог видеть — вот он, Лонгиноз Ломджария, добывший для стройки «Комсомолец», вот он, во всем блеске своего торжества. О, как он жаждал внимания, восторженных и благодарных взглядов собравшихся, ведь он заслужил это внимание, кто, как не он, добился того, что один из первых в стране «комсомольцев» будет трудиться на колхидской трассе. «Эх, такова горькая участь снабженца», — думал про себя Ломджария, но победная улыбка не сходила с его лица.

— Товарищи! Отныне на нашей стройке будут трудиться машины отечественного производства. Скоро у нас в избытке будут экскаваторы и бульдозеры, трактора и землечерпалки отечественных марок. Это во много раз ускорит темпы нашей стройки, — продолжал Коча Коршия.

Вновь грянули аплодисменты. Громче прежнего заиграл духовой оркестр Лонгиноза Ломджария. Гордость и жажда деятельности распирали начальника снабжения. Его уже не заботило, смотрят на него или нет. Мысли его были поглощены тем, что именно он, Лонгиноз, добыл для стройки эти самые бульдозеры, грейдеры и землечерпалки. Он, и никто другой.

Ближе всех к экскаватору был Антон Бачило. Справа от него стояла Цисана, слева — Ция. Радостная улыбка играла на их лицах.

— Руководство стройки доверило Антону Бачило, нашему лучшему драгеру, решить, кто сядет за рычаги первого советского экскаватора. Антон без раздумий назвал Учу Шамугия.

— Это и без долгих раздумий ясно! — крикнул кто-то из драгеров. — Молодец, Бачило!

— Антон знал, что говорил, — поддержали его другие.

— Кому, как не Уче, на «Комсомольце» работать.

— Выбор что надо.

— Чего уж там, верно решили.

Загалдели, загомонили драгеры, трактористы, шоферы.

Ция и Цисана переглянулись с Антоном.

Антон довольно улыбнулся. Еще бы! Во-первых, Уча «Комсомольца» получил, а во-вторых, наконец-то приехала к нему Цисана из Натанеби.

— Товарищ Бачило, просим передать экскаватор Уче Шамугия! — крикнул парторг Антону. — А куда сам именинник девался? Уча! — парторг не нашел в толпе Учу.

Шамугия стоял чуть в сторонке, за спинами товарищей.

— Принимай экскаватор, Уча.

Уча Шамугия и Антон Бачило сквозь толпу стали пробираться к экскаватору.

Лонгиноз Ломджария наконец повернулся к своим оркестрантам лицом и лихо взмахнул дирижерской палочкой.

Спрыгнул с гусеницы экскаватора парторг.

Шамугия и Бачило взобрались на экскаватор. Широко распахнув дверцу кабины, Антон крепко пожал руку Уче.

— Желаю удачи, друг! — и похлопал Учу по плечу.

Уча закрыл дверцу, взялся за рычаги и нажал на педали. Ковш плавно опустился книзу, зачерпнул землю, резво понес ее к дамбе и, широко раскрыв пасть, высыпал. Все это Уча повторил трижды, с такой быстротой и лихостью, что даже Бачило пришел в восхищение:

— Браво!

— Ура!

— Молодец, Уча!

— Да здравствует «Комсомолец»!

— Да славятся руки его создателей!

Люди бросились к экскаватору и, подхватив Учу, а заодно и Бачило на руки, стали высоко подбрасывать их в воздух. Веселые возгласы и смех неслись отовсюду.

Гремели аплодисменты, играл оркестр.

Народ медленно расходился.

Крестьяне двинулись в обратный путь, обнадеженные и обрадованные тем, что скоро на стройке будет много новых машин и дело пойдет повеселее.

Строители разошлись по своим массивам.

А драгеры и трактористы не могли оторваться от «Комсомольца»: они ходили вокруг машины, заглядывали в кабину, пробовали гусеницы. «Комсомолец» существенно отличался от «Пристмана» и «Коппеля». Хотя размером он был поменьше своих собратьев, но силы у него было больше. Ковш его брал столько же земли, сколько и другие, но в управлении он был надежен и прост.

В кабину залез Никита Ляшко.

— Дай сяду, — попросил он Учу. — И мне охота землю копнуть нашим экскаватором. Вы понимаете, ребята, что значит нашенская, родная машина, а? — восторженно говорил он. Взявшись за рычаги, он резко опустил ковш, зачерпнул землю и быстро повел ковш к дамбе. — Огонь, а не машина. Дай только волю, она сама без нас управится. Представляете, это лишь первая модель, а что дальше будет? Ну, теперь держись и «Пристман», и «Любек».

— Мы их не только догоним, но и перегоним, — вмешался в разговор драгер Квалонского массива Виталий Сомов.

— Перегнать-то перегоним, только, боюсь, не дожить мне до той поры, — подхватил слова Виталия старейший драгер на стройке Афрасион Челидзе. — Мне бы дожить хотя бы до того, когда догоним.

— Отчего же, Афрасион Павлович? Ведь мы пятилетки в четыре года выполняем. Двух пятилеток нам на это дело вполне хватит. Доживете, еще как доживете.

Заслонившись от солнца громадной заскорузлой ладонью, Афрасион посмотрел на Виталия Сомова:

— Ты, наверное, юношей считаешь меня, сынок? А я ведь три четверти века прожил и последнюю четверть размениваю.

— Говорят, абхазские долгожители по сто сорок лет живут, а то и больше, — успокоил его Бачило.

— Так они на курорте живут, а меня комары да мошка заели в этих чертовых болотах. Как я до сих пор дотянул, и сам ума не приложу.

— Эти чертовы болота мы в сады превратим, Афрасион. Вот тогда и до двухсот дотянешь, — сказал Афрасиону его подручный Расул Мамедов.

Челидзе рассмеялся:

— Двести лет не то что человек, даже вороны не живут. Твоими устами да мед пить, спасибо на добром слове.

Уча привез из Натанеби Цисану тайком от Бачило. Ночевать она осталась у Ции. Девушки быстро нашли общий язык и полночи провели за разговорами. Ция поведала своей подруге, как очутилась она здесь, на опытной станции. Рассказала, как на другой же день нагрянули к ней родители, но, узнав, что живут они с Учей врозь, тут же успокоились и даже одобрили ее поступок.

— Оставайся и ты, Цисана, — сказала Ция. — И тебя родители бранить не станут, ведь и они когда-то любили друг друга. Вот тебе комната и вот кровать. Будем жить и работать вместе. Найдется и для тебя работа на нашей станции. Антон так тебя любит, что даже во сне тобой бредит.

— А ты откуда знаешь? — удивилась Цисана.

— Мне Уча говорил. Они ведь в одной комнате живут и работают тоже вместе. Они как братья родные. И мы с тобой будем как сестры. Оставайся, а то жаль Антона, извелся он без тебя.

— Жаль? Что это ты выдумала — жаль!

— Ведь ты же любишь его!

— Конечно, люблю. Он мне дороже всех на свете.

— Вот видишь! За чем же дело стало?