Земля

— Ты про меня поешь, Уча?

— А про кого же еще.

— А может, про Циру?

— Ты моя Цира и ты моя роза.

Вновь запел Уча, но Ция прервала его:

— А вдруг директор не захочет взять меня на работу? Что мне тогда делать? Как же я останусь здесь, с тобой? Домой я уже не поеду. Я с тобой хочу!

— Ну и оставайся со мной. Когда директор узнает, почему ты остаешься, он наверняка примет тебя на работу, вот увидишь.

— А что ты ему скажешь, почему я осталась?

— Скажу, что мы решили новые побеги пустить.

— Так прямо и скажешь?

— Так и скажу.

— Нашел что говорить! — счастливо рассмеялась Ция.

Они остановились у самой кромки белой пены, повернулись лицом друг к другу и робко заглянули друг другу в глаза. Обувь упала на гальку.

— Уча... — изменившимся голосом прошептала Ция и крепко сжала его руки. — Нас увидят, Уча.

Белая пена шипела на песке, а легкая волна медленно раскачивала их обувь.

— Не надо, Уча.

Тела их внезапно отяжелели, и они опустились на белую пену, даже не замечая, что волна уже далеко отнесла их обувь. Уча обнял Цию за плечи и крепко прижал к груди.

Ция, словно осиновый лист, трепетала в его сильных руках.

— Уча...

Уча прильнул к ее губам.

Ция оттолкнула его руками... Вырвалась. И тут же пожалела об этом. Потом вскочила на ноги и понеслась по белой полосе прибоя. Уча бросился за ней.

Ция мчалась во весь дух, почти не касаясь земли ногами. Сверкали в лунном свете ее ноги.

Следом за ней несся Уча.

— Ция, Ция!

А Ция все бежала и бежала. Сверкали в лунном свете ее круглые коленки.

Позабыв про обувь, не чувствуя, что совершенно намокли, самозабвенно продолжали они свой неудержимый бег. Не разбирая дороги, мчались они, и фонтаны брызг взлетали из-под быстрых их ног. Насквозь промокшие, босые неслись они к опытной станции, чтобы поспеть до ухода ее директора Гванджи Букия.

— Ция, Ция! Подожди меня, Ция. Постой, Ция!

Но Ция не слышала. Она бежала все быстрей и быстрей, опьяненная счастьем и первым поцелуем.

Уча знал, что Гванджи Букия обычно допоздна засиживается в лаборатории станции, но ведь может случиться, что именно сегодня он уйдет пораньше.

Ция остановилась, не зная, куда бежать.

Уча нагнал ее.

— Мы не успеем. Директор, наверное, ушел...

— Это ты во всем виноват, Уча.

— Виноват, еще как виноват.

— Нашел время целоваться, — Ция не могла простить себе, что оттолкнула Учу.

— Я не хотел, Ция, честное слово, не хотел. Но не смог удержаться.

— Ах, ты еще и не хотел? — насупила брови Ция.

— Это ты не хотела.

— Кто это тебе сказал, что не хотела? — озорно, громко расхохоталась Ция. Она едва переводила дыхание, но смех ее был веселым и заразительным.

Уча тоже расхохотался облегченно и весело.

— Почему же ты от меня сбежала? — спросил Уча.

— А ты почему меня не догнал?

— Ты летела словно ветер, тебя догонишь, как же!

— А ты должен был догнать!

И они побежали снова, бежали по грязи, по лужам, не чуя под собой земли. Ноги уже подламывались, сердца готовы были выскочить из груди, а они все бежали. Добежав до опытной станции, они остановились.

— Не ушел еще Гванджи Букия, — с облегчением выдохнул Уча. — Видишь вон то освещенное окно? Там и находится лаборатория.

У железных ворот опытной станции стоял грузовик Эстате Парцвания.

— Я погибла, это наша машина, — воскликнула Ция. — Дядя Эстате меня, наверное, здесь ищет. Может, он у директора? Я не пойду.

Председатель сидел в машине, тяжело навалясь на дверцу. Мощный храп сотрясал его тяжелое тело. Храп этот заставил вздрогнуть насторожившихся Цию и Учу.

Эстате Парцвания был самым известным председателем колхоза в районе. С первого дня основания колхоза «Солнце Одиши» он был неизменным его руководителем. День и ночь трудился он не покладая рук. Но стоило ему лишь присесть, чтобы перевести дух, как он тут же засыпал, и храп его был слышен на всю округу. Тогда, хоть из пушек над ухом пали, добудиться его было невозможно.

— Вот и хорошо, — обрадовалась Ция, заслышав председательский храп, и побежала к машине.

— Чичико тоже спит, — шепотом сообщила она Уче. — Оба спят как убитые, видно, обыскались меня. — Она тихонько обошла машину.

Шофер был такой высокий, что в кабине ему приходилось сидеть согнувшись в три погибели. Теперь он спал, свесив голову набок.

Ция подошла к нему на цыпочках и осторожно коснулась пальцами его губ.

— Чичико!

Шофер мгновенно проснулся. Он неловко мотнул головой, с трудом распрямился и выглянул в окошко. Увидев Цию, он хотел было рассердиться, но его длинное лошадиное лицо помимо воли расплылось в довольной улыбке.

— Слава богу, явилась барышня, — стараясь придать строгость своему голосу, пробурчал он.

— Что случилось, Чичи? — ласково спросила его Ция.

— Она еще спрашивает, что случилось, — громко начал шофер, но Ция вновь коснулась пальцем его губ.

Уча стоял за спиной Ции. Заметив его, Чичико не утерпел и грозно отвел от себя Циин палец.

— Вот, оказывается, с кем ты прошлялась весь день! — процедил он сквозь зубы. — Мы тут с ног сбились, весь город обшарили, душа из нас вон, а тебе хоть бы хны.

— Тише, Чичи, прошу тебя, тише! — просила Ция.

— А ты меня не учи, не то заору, — пригрозил Чичи.

— Нет, ты не будешь кричать, Чичи. Прошу тебя. Ты же мой золотой Чичи, ведь правда? Золотко мое.

— Твое золотко за спиной твоей прячется, — зыркнул он глазами на Учу. — Как заору!

Ция знала, что Чичи не станет орать. Она провела рукой по его щеке.

— Чичи! У тебя же доброе сердце, Чичи. Ты же мой Чичи.

— Никакой я не твой и никакой не Чичи. Чичико меня звать, ясно?

— Нет. Ты для меня всегда будешь Чичи. Мой добрый и хороший Чичи. — Ция вновь погладила его по щеке.

Чичико совершенно размяк, но пытался сохранить металл в голосе.

— Не надо меня гладить. Ничего ты этим не добьешься.

— Я остаюсь здесь, Чичи.

— Что-о-о?

— Я здесь, говорю, остаюсь.

— С этим золотцем, да? — с угрозой спросил Чичико и смерил Учу недобрым взглядом.

— Да, Чичи.

— Ну, теперь я заору, как пить дать заору, и не пытайся удержать меня, не поможет. — Чичико резко распахнул дверцу машины, выпростал из нее свое длинное тело и выпрямился во весь свой громадный рост. Голова его оказалась вровень с крышей кабины.

Уча захлопал глазами от изумления — как могла уместиться в кабине эта верста?

При своем громадном росте Чичико был неправдоподобно худ, но необычайно силен. Меняя камеры, он мог приподнять свою машину и подставить под нее домкрат.

Он кругом обошел Учу, еще раз смерил взглядом и сжал кулаки.

— Этот вот молокосос и есть твое золотце? — проревел Чичико и поднес кулак к самому носу Учи.

— Не смей, Чичи, — бросилась к нему Ция и отвела его здоровенный кулак в сторову. — Он мой жених.

— Жених? Так бы сразу и сказала, а то — золотце, — удовлетворенно протянул он и тут же спохватился. — Т-с-с, не то Эстате проснется. — И подал свою громадную ручищу Уче. Чичико с такой силой сжал Учину руку, что хрустнули пальцы. — Ну, здравствуй, Чичико Читана приветствует тебя. Молодец, утер нос нашим ребятам. Как тебя звать-то?

— Уча.

— А фамилия?

— Шамугия.

— Еще раз молодец. Хорошее у тебя имя. Да и фамилия подходящая.

— Мы к директору идем, Чичи, — сказала обрадованная мирным рукопожатием мужчин Ция.

— Что это вы у директора забыли? Вам в загс надо. А я у вас посаженым отцом буду, идет? — не замечая, что Ция с Учей босые и мокрые, продолжал Чичико.

— Только не теперь, Чичи...

— Что значит не теперь? Ты ведь с ним здесь оставаться собралась... — Чичико еще раз оглядел Учу с ног до головы. — Он и вправду у тебя золотой. Но почему он босиком и к тому же мокрый до нитки. Ты, случаем, парень, не в колодец свалился, а?