Земля

Ция заметила его состояние. Задорно откинув волосы назад, на плечи, она весело крикнула Уче:

— Чего же ты ждешь, пойдем в море!

Уча быстро скинул одежду и побежал к Ции.

— Ох, и красивая же ты! — шепнул он ей на ухо.

— Что с тобой, Уча? Ты разве впервые меня видишь? — прошептала в ответ Ция. — Погляди, сколько вокруг красивых женщин.

— Лучше тебя здесь никого нет, Ция! — воскликнул Уча.

— Тише, Уча, услышат.

— Ну и пусть слышат, — сказал Уча и повторил: — Лучше тебя нет никого на свете, Ция. Никто не сравнится с тобой, Ция. Какая же ты красивая! — И, схватив ее за руку, увлек за собой в море.

Они поплыли мощно, согласно, красиво. Руки их равномерно взлетали над водой, и тела, словно торпеды, легко неслись вперед.

Море было спокойным, ярко-голубым, сияющим. Лучи заходящего солнца золотили его гладь.

— Вот оно, море твоего солнца, Ция, — восторженно сказал Уча, все еще находясь под впечатлением ослепительной красоты Цииного тела.

— Не моего, а нашего, Уча!

— Нашего солнца, — как эхо откликнулся Уча.

— Давай плыть долго, долго, Уча.

— До самого захода солнца.

— Но солнце сядет скоро, — засмеялась Ция. — Погляди, оно уже целует море, — протянула она руку к горизонту.

— Ничего, Ция. Мы к нему как раз поспеем. Не дадим солнцу утонуть в море, — засмеялся в ответ Уча.

— Не поспеем. Оно ускользнет от нас.

И действительно, солнце быстро опускалось в море.

— Подумаешь, скоро луна его сменит, поплаваем при луне.

Они плыли к солнцу, плыли, касаясь руками друг друга. Солнце позолотило их лица, плечи, руки.

— След солнца остался на море.

— Еще бы, это ведь солнечное море.

Диск солнца наполовину опустился в воду. Небо и море сделались одного цвета.

— Ты говорил мне, что и человек оставляет свой след на земле.

— Это не я говорил, я просто повторил тогда слова одного человека, — печально возразил Уча.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что этого человека уже нет.

— Как это нет?

— Андро Гангия умер.

— Не может быть!

— Андро Гангия умер, но след его на земле остался.

Ция не переспрашивала его больше. Она понимала, что разговор этот причиняет Уче боль. Она была вся переполнена радостью встречи, этим морем, этим солнцем, своей любовью и близостью Учи. Они были одни в этом мире, в этом море, под этим солнцем. И Уча был ее опорой, защитником. Они быстро и легко плыли к заходящему солнцу, но оно было еще далеко.

Над морем виднелся лишь краешек солнца.

— Нет, мы уже не успеем, — засмеялась Ция. — Не удастся нам поймать солнце.

— Я уже поймал свое солнце, — ответил Уча.

И вот уже не стало солнца, оно целиком погрузилось в море. Но вода была по-прежнему пронизана его лучами; волосы, лица, глаза Учи и Ции тоже были пронизаны его лучами.

— Свое солнце? — будто не понимая, о чем речь, переспросила Ция. Она хотела, страстно хотела услышать еще и еще, что она и есть его солнце.

— Да, мое солнце, — подтвердил Уча и посмотрел на Цию: — Останься со мной, Ция. Не уезжай от меня.

— А разве я не с тобой, Уча?

— Навсегда останься со мной, Ция.

— Уча, Уча... — с укором сказала Ция. — А что же я скажу отцу с матерью?

— Так и скажи, вышла, мол, замуж. Ведь мы с тобой помолвлены вроде.

— Так и сказать? — не смогла скрыть радости Ция. — Они же с горя умрут.

— От этого еще никто не умирал.

— И что же я буду делать здесь, на стройке?

— На стройке ничего.

— А где же?

— Будешь работать на опытной станции. И учиться.

— Тебе, видно, не нравится неученое солнце.

— Но учиться ведь так здорово, Ция!

— Еще бы не здорово.

— Я ведь тоже собираюсь учиться, на заочном.

— Тогда я согласна. Будем вместе учиться, Уча.

— Вместе, Ция.

— А вдруг дядя Эстате не позволит мне здесь остаться? Он сейчас, наверное, с ног сбился, по всему городу меня ищет.

— А ты не говори ему, что здесь останешься.

Уча затронул сокровенное ее желание, в котором она даже себе не смела признаться. Взволнованные этим разговором, они повернули к берегу. Ция была задумчива и встревожена. Уча с замиранием сердца ждал ее ответа.

Из воды то и дело выпрыгивали блестящие стайки рыбешек. Их чешуя матово блестела над чернеющим морем.

— Сколько здесь рыбок... — сказала Ция, чтобы отвлечься от будоражащих ее мыслей.

— В море рыбы много, Ция.

— Я и не думала, что ее так много, Уча.

Завиднелся берег.

— Может, и впрямь ничего не говорить председателю, остаться, и все?!

— Правильно, Ция, — обрадовался Уча. — Удерешь, и все.

— Удеру? Как же я это сделаю?

— Это уж моя забота.

— Стыдно удирать, Уча.

Ция хотела, чтобы Уча сказал, уверил ее, что это вовсе не стыдно.

— Ведь ты и здесь работать будешь для своего колхоза.

— Для своего колхоза? Как же так, Уча?

— Зачем сюда приехал Эстате? За саженцами, верно?

— Да, за саженцами.

— Вот ты и будешь работать в теплице. Там ведь и выращивают эти самые саженцы.

— Верно.

— Стране требуется много саженцев, — сказал Уча и широко улыбнулся.

Ция поняла Учину хитрость и тоже улыбнулась.

— Вот я и буду выращивать эти саженцы для всей страны. Много саженцев, — сказала Ция.

— Это замечательно, Ция, много, много саженцев.

— А где я буду жить, Уча?

— Поживешь пока в общежитии опытной станции. А там, глядишь, и Коратский массив осушим, землю нам дадут, дом свой поставим.

— Свой дом?

— Вот именно. И дворик у нас свой будет.

— А вдруг не возьмут меня на опытную станцию? Что тогда?

— Ну, такого цитрусовода, как ты, с руками оторвут. Вот посмотришь.

— А откуда им знать, какой я цитрусовод?

— Не волнуйся, знают. Еще как знают. Там директором у них отличный дядька. Он тебя знает.

— Откуда же он меня знает?

— Знает, и все.

— Как же он может меня знать?

Уча не ответил.

— Помнишь свое обещание, Ция?

— Какое обещание, Уча?

— «Какое, какое»... Ведь ты обещала осушенную землю в золотой сад превратить. Скоро придется тебе свое обещание выполнять, Ция, скоро.

Вот уже и берег. А на берегу сгрудились встревоженные купальщики, обеспокоенные их долгим отсутствием.

— А мы уже спасателей собирались звать.

— Мы думали, вы уже не выплывете.

— Они, как дельфины, плавают, море им нипочем.

— Еще бы, видно, на море выросли.

Ция тяжело дышала, грудь ее ходила ходуном.

— Почему вы так далеко заплыли, почему?! — укоризненно отчитывала их крашеная.

— Я солнце поймать хотел, — ответил Уча.

— Поймать солнце? — удивилась Изольда.

— Вот именно.

— Ну и что же, поймал?

— А как же. Вот оно — мое солнце.

Ция стояла, как прежде, гордая и счастливая.

Солнце тут же сменилось луной, яркой, полной, сияющей, как солнце.

Берег моря и само море были освещены словно днем.

Ция и Уча босиком шли по песку. Обувь они держали в руках. Время от времени к ногам их ластилась белопенная, ласковая волна.

Пена переливалась тысячами пузырьков. Пузырьки поочередно лопались, исчезали, уходили в песок.

Они крепко держались за руки и шли, ничего вокруг не замечая. Они не слышали тихих вздохов моря, не чувствовали, что давно уже шагают по белой кромке пены. И все это потому, что никогда еще не были они так близки к счастью.

Одежда, надетая на мокрое, прилипала к телу, но они и этого не ощущали.

Уча тихонько напевал песню о Цире и розе.

А Ция перебирала в памяти бурные события сегодняшнего дня — все, что она увидела, услышала, пережила. Все это обрушилось на нее нежданно-негаданно: встреча с Учей, море, народ на пляже, издевки и восхищение женщин, Учино предложение, эта негромкая песня.

Никогда еще в ее жизни не случалось столько всего за день. Словно сегодня она заново родилась на свет и воспринимала все первозданно и изумленно. Как долго ждала она этого дня! И как прекрасно прошел он! Рядом с ней шагал Уча, крепко держа ее руку и касаясь плечом ее плеча. Он пел лишь для нее одной и радовался только ей одной. Так вот и шли они к директору опытной станции.