Большая медленная река

Ингвар неопределённо пожал плечами.

— Счастливый, счастливый, не спорьте. Счастьем неведения. Люди не знали, что можно по-другому, и были счастливы. Каждый имел чётко определённый круг обязанностей, минимум ответственности, гарантированный уровень личного комфорта и возможность получить больше при небольшом усилии. Большинству этого совершенно достаточно. Если бы не Катастрофа, мы бы так и существовали в пузыре казённого благополучия, тщательно изолируя от общества всех, кому этого не хватало. В какой-то мере случившееся является даже благом. Через страдания мы обретём Искупление! Катастрофа разбила скорлупу яйца, в котором нам стало тесно!

— Да уж, — хмыкнул Ингвар, — от тесноты сегодняшний мир определённо не страдает. А за время зимы эта проблема будет решена окончательно. Нет людей — нет проблемы.

— Моя община переживёт зиму, — сказал убеждённо Душан. — У нас есть электричество, отопление, запас продуктов и люди, которые уже почти решили задачу совместной деятельности. И у нас есть идеальный инструмент построения нового общества, управляемое насилие.

— Отложи пульт и, возможно, ты пересмотришь своё отношение к насилию.

— Ну уж нет, — покачал головой Душан, — я не дам вам шанса. Не сейчас. Вы пока не готовы принять мою правоту и сознательно встать рядом. Ведь вы, будучи девиантом, привыкли, что монополия на насилие у вас. Я собираюсь её разрушить, для чего воспитываю способность осознанного насилия у своих подопечных. Заставляю их причинять боль и осуществлять принуждение.

— К кому?

— К тем, кто не представляет ценности для общины в ином качестве. Далеко не все выжившие имеют перспективы стать полноценными членами нового Человечества, но и они не вполне бесполезны. Их можно принудить к труду там, где его добровольность не обязательна. А если они и к этому не способны — то в воспитательных целях. Это… Сейчас… Да, четвёртый монитор. Будьте добры, включите его.

— Это что за громила?

— Лазар, мой телохранитель. Увы, изначально он был лишён девиантности. При своей устрашающей внешности это довольно безобидный человек. Был.

— А что это за устройство?

— Выключатель и реостат. С помощью выключателя подаётся электричество, с помощью реостата оно регулируется. Насилие — и его контроль! Ещё одна работа Санда. Переместите фокус телекамеры рукояткой внизу. Видите? На полу металлическая сетка из электродов разной полярности, или как там это называется… Я не особенно разбираюсь.

— А кто в камере? Не разобрать с этого угла…

— Просто какой-то подросток. К сожалению, ни одного выжившего ребёнка мне найти не удалось. Зорян обещал купить где-то в верховьях, но теперь, как я понимаю, шансов на это нет… Этот наиболее близок к состоянию «ребёнок», что повышает искупительный эффект. Лазар любит детей, это его слабое место. Хотите включить звук?

— Нет, я и так вижу, что ему больно.

— Сначала приходилось заставлять, ещё вопрос, кому было больнее, но сейчас он отлично справляется, не хуже остальных.

— Остальные тоже мучают несчастного подростка?

— Не только его. У меня несколько объектов для искупления, каждому я подобрал — по возможности, разумеется, — того, кто вызывает максимум симпатии. Искупление слабостей. Для Лазара это ребёнок, для меня — симпатичная девушка, и так далее. Видите, я не делаю исключения даже для себя!

— Тебе это просто нравится, извращенец.

— Если вы продолжите говорить в таком тоне, я действительно прибегну к насилию. Я не помешан на нём, как вы вообразили. Оно завораживает меня открывающимися возможностями. Искупитель дал нам шанс построить новое, совершенное общество, основанное на дозированном насилии, и я, разумеется, потрясён отрывшимися перспективами. До катастрофы мы использовали убогие, малоэффективные, неточные и высокозатратные инструменты — материальное и эмоциональное стимулирование, этическое воспитание, моральные ограничения… Это не давало обществу развиваться нормальными темпами, заставляло впустую расходовать ресурсы, но теперь будет иначе. Я очень надеюсь, что доживу до того момента, когда мы построим действительно эффективное человечество. Человечество искупительной боли и разумного насилия!

— А, вон оно, значит, как, — сказал Ингвар, — ну-ну. Удачи.

— Вы не верите, что общество можно построить на основе насилия?

— Отчего же? Абсолютно точно знаю, что можно. Вообще не проблема.

— Тогда откуда такой скепсис?

— Глупо ожидать, что оно будет счастливее.

— Оно будет эффективнее, — твёрдо сказал Душан. — Динамичнее. Экономичнее. Гораздо более управляемым. В нём каждый будет находиться на своём месте и принуждён к труду на всеобщее благо. Прогресс там будет идти с умопомрачительной скоростью. А значит, это будет общество всеобщего счастья и благоденствия, общество открытых возможностей!

— Я ума не дам, как у тебя в одной голове совмещаются «открытые возможности» и «принуждение к труду».

— Свобода — это разумное принятие необходимости.

— Подкреплённое насилием? — уточнил Ингвар.

— Безусловно. Насилие задаёт рамки. Человек, лишённый ограничений, не может быть счастлив, потому что у него нет ориентиров…

— …и цветовой дифференциации штанов, — закончил мысль Ингвар.

— Чего?

— А, неважно. В обществе, построенном на насилии, никого нельзя переубедить словами, поэтому я даже пробовать не стану.

— Возможно, вы хотите поговорить с членами общины? Убедиться, так сказать, лично?

— А хочу, — кивнул Ингвар. — С этим, как его… Сандом! Очень интересный человек.

— Вот уж не сказал бы, — покачал шлемом Душан. — Во всём, что не касается соединения одних железок с другими, он довольно ограниченная личность.

— Ничего страшного, я тоже не гений, додумавшийся устроить концлагерь всеобщего счастья с электрическим полом. Поболтаем с ним о своём, ограниченном, авось чего пойму.

— Как скажете. Я вас провожу. И не надейтесь — пульт работает везде!

***

— Привет, ты Санд?

— Здорово. Новое лицо, надо же!

— Ингвар меня зовут, будем знакомы. Чем занимаешься? Знакомая конструкция…

— Да вряд ли, где б ты такое увидел?

— На вид — типичный арбалет.

— У таких штук есть название? Не знал. Это для Душана. Прошлый стержнемёт я сделал по образцу гарпунного ружья, с пружиной, но вышло хреново. Но этот с дугой из рессорной стали и стальной тетивой, должен быть помощнее.

— Можно блоки-эксцентрики ещё прикрутить. Будет эффективнее.

— Это как?

— Сейчас набросаю, — Ингвар достал из кармана блокнот и карандаш, зачеркал быстро по странице. — Вот, примерно так. Называется «блочный». При том же размере плеч и усилии взведения скорость стрелы выше, чем у рекурсивного… То есть обычного, с дугой. И спуск мягче. Я могу подойди ближе?

— Да, я сейчас к стенке отойду, положи у двери листок. У меня одиннадцать метров сейчас радиус.

— Неплохо.

— Ну, я тренировался, хотя меня со всего этого мутит, если честно.

— Ты Душану ружьё сделал?

— Видел? И как тебе?

— Говно.

— Да, полнейшее. Но из обычной трубы лучше не выйдет. Впрочем, Душану понравилось, он в железе вообще не волочёт.

— Я всё слышу! — укоризненно сказал Душан. — И умею делегировать!

— Слушай, действительно интересная конструкция, — сказал, рассматривая набросок, Санд. — Откуда взял?

— Да так, попалось однажды, — пожал плечами Ингвар.

— Интересно, для чего это на самом деле применялось? Какой-нибудь верёвочный податчик штыря? Впрочем, какая разница. Радуйся, Душан. Будет метать далеко и точно, не то что трубка с пружиной.

— А ты знаешь, для чего ему твои стрелялки? — спросил Ингвар.

— Нет, — отрезал Санд. — И знать не хочу. Не моё дело.

— Ну, тогда надейся, что ты ему будешь нужен и дальше. А то это дело может стать твоим куда глубже, чем ты рассчитываешь.

— Отвали.

— Как скажешь. Тогда другой вопрос, ты же работал капитаном баржи?