Реквием

Целая жизнь, о которой я забыл.

До сих пор.

Соррелл направляется в мою сторону, лавируя между партами, легкая, небрежная ухмылка играет на ее полных губах; когда подходит ко мне, мое сердце сильно, отчаянно колотится, как будто оно никогда больше не будет биться правильно теперь, когда девушка здесь.

— Ну, посмотрите-ка, кто это. Теодор Уильям Мерчант, — говорит Соррелл. Ее голос стал глубже, чем раньше. С хрипотцой. Более того, это чертовски сексуально.

Странная паника впивается в меня зубами. Что, черт возьми, я должен делать с этим огненным узлом, который разгорелся за моей грудиной? Мне требуется гораздо больше времени, чем следовало бы, чтобы улыбнуться ей в ответ и заговорить, и даже тогда я могу произнести только два слова.

— Привет, малышка.

19

СОРРЕЛЛ

СЕЙЧАС

Ритм его дыхания кажется знакомым.

Насколько мне известно, я никогда раньше не просыпалась в постели Тео, но если верить абсолютно безумной истории, которую он рассказал мне прошлой ночью, то, вероятно, так оно и было. Много раз. Признаю, что чувствовать, как его грудь прижимается к моей спине, его тело обвивается вокруг моего, его руки крепко обнимают меня… все это кажется… черт, это приятно. Как это может быть возможно? И как может быть возможно то, что он рассказал мне прошлой ночью?

Лежа в колыбели его тела, слушая, как Тео медленно втягивает и выдыхает воздух во сне, во мне нарастает ужас.

Я помню Рейчел. Ее смех. Ее улыбку. Как сильно она раздражала меня до чертиков всякий раз, когда мы ссорились. Мы делились секретами, которые шептали друг другу в темноте. Пытаюсь вспомнить, какой была ее рука в моей, когда мы бежали по железнодорожным путям за «Фалькон-хаус», крича и смеясь, и это приходит ко мне так легко, что я без тени сомнения знаю, что Рейчел была настоящей.

Но с другой стороны, есть и дыры.

Какого цвета были ее глаза?

Была ли Рейчел выше меня, или наоборот?

Была ли у нее какая-нибудь семья?

В ночь аварии, где она сидела в той машине?

Где сидела я?

Что именно произошло?

Иисус, блять, Христос.

Испуганно сглатываю, крепко зажмуривая глаза. Что, черт возьми, со мной не так?

За моей спиной шевелится Тео. Я чувствую момент, когда к нему возвращается сознание, и момент, когда после этого парень напрягается. Напряжение излучается от него так сильно, что я почти чувствую его кислый металлический привкус на своем языке.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Маленький аналоговый будильник на тумбочке отсчитывает секунды, которые проходят, не обращая внимания на то, как сильно я хочу, чтобы время остановилось. Как только Тео что-нибудь скажет, мне придется столкнуться с тем, что будет дальше. Мир будет нарушен, и возникнут вопросы, за которыми последуют новые истории, слишком фантастические, чтобы в них можно было поверить, и все это выше моего понимания.

Наконец, Тео делает глубокий вдох, его тело расслабляется в кровати, жесткость, сковывавшая его тело, исчезает, как будто ее никогда и не было.

Я должна заговорить. Что-то сказать. Однако Тео делает это раньше меня.

— Поспи еще немного, Восс. Ты все еще устала.

Он делает паузу. Перемещает руку, лежавшую на моем боку, совершает медленные, успокаивающие круги пальцами по мне, там, где моя рубашка задралась за ночь, обнажая полоску кожи.

— Все в порядке. — Его теплое дыхание шевелит мои волосы. — Ты все еще здесь. Все еще остаешься собой.

Три часа спустя, когда я просыпаюсь, Тео нет позади меня. Я сразу могу это сказать — холодное, пустое пространство позади меня заставляет меня дрожать. Я чувствую себя невыносимо одинокой, пока не понимаю, что парень сидит в кресле у окна.

Его глаза прекрасны, волчьи, настороженные и дикие, они смотрят на меня с такой интенсивностью, что можно порезаться.

Волосы Тео в беспорядке, темные волны взъерошены и разметались в разные стороны. Эти три веснушки, расположенные почти идеальным треугольником под его правым глазом, резко выделяются на его бледной коже. В прохладном утреннем свете, проникающем через окно, парень сидит без рубашки, подперев подбородок, одетый только в боксеры, и выглядит так, словно не спал тысячелетиями. Татуировки, покрывающие его грудь, шею, бок и руки, обширны; я действительно не осознавала, насколько он покрыт чернилами.

Тео моргает, глядя на меня, ничего не говоря, возможно, ожидая, что я заговорю, но я просто лежу на боку, глядя на него так же, как он смотрит на меня, пытаясь понять, что я сейчас чувствую.

После долгого момента, когда мы ничего не делаем, только смотрим друг на друга, он бормочет:

— Прекрати это делать.

— Что делать?

— Смотреть на меня так, будто хочешь меня. Я пытаюсь дать тебе немного пространства. Я бы ничего так не хотел, как забраться обратно в эту кровать и выебать тебя до чертиков, но прямо сейчас ты с этим не справишься.

— Не справлюсь?

Парень качает головой слева направо.

— Не с тем, как я хочу трахнуть тебя. Я слишком напряжен, чтобы быть нежным.

Неожиданная вспышка жара разгорается в моем животе, заставляя меня втянуть воздух. Прямо сейчас мой разум — это клубок эмоций и чувств. Прошлой ночью в одном и том же разговоре я узнала, что у меня оказывается есть родители, а потом обнаружила, что теперь они оба мертвы, черт возьми. Есть миллион других вещей, о которых я должна подумать, но, как всегда, когда нахожусь рядом с ним, Тео поглощает мою мысленную пропускную способность, как черная дыра поглощает свет.

Я хочу его. Хочу, чтобы он жестко трахнул меня, как только что намекнул. Я хочу синяки на своем теле и следы зубов на моей коже, и хочу, чтобы он оставил их там…

— Остановись, — говорит Тео, в его голосе звучит предупреждение. — Я могу читать тебя как книгу, Восс, и те нечестивые мысли, которые у тебя сейчас возникают? Они делают мой член твердым.

— Я скорее наслаждаюсь ими.

— Нет. Ты слишком напугана, чтобы смотреть правде в глаза, поэтому прячешься за ними.

Грубо! Как он смеет упрекать меня в моей тактике избегания? Я бросаю на него злобный взгляд, но, в конце концов, ровная, спокойная глубина его взгляда заставляет меня отвести взгляд. Я подтягиваюсь так, чтобы опереться на подушки. В голове гудит.

— Значит, это из-за них ты всегда носишь рубашки с длинными рукавами? — говорю я.

— Хмм? — От хриплости его голоса волосы у меня на затылке встают дыбом.

— Татуировки.

Я разглядываю замысловатые узоры на его руках: крылья, веером расходящиеся по задней части левого трицепса. Корабль, книга и герб. Его левая рука представляет собой лабиринт замысловатых узоров и блоков текста, которые я не могу как следует разглядеть с того места, где лежу на кровати. Солнце в центре его груди очень красивое. На его боку я вижу только «Соррелл» и начало «Амелии» под ним, из-за того, как парень сидит в кресле, но знание того, что там есть и другие имена, одно за другим, свидетельство моего непостоянства в этом мире, заставляет меня отвести взгляд.

— А… какие-то другие татуировки связаны со мной? — спрашиваю я.

Его взгляд становится отстраненным.

— Они все о тебе, Соррелл. Все до единой, — Тео бросает взгляд через плечо в окно, хмуро глядя на серый мир за стеклом. У него не просто пара татуировок. Их так много, что они сливаются друг с другом в единое целое. Трудно даже представить, как их можно разгадать. — Все, кроме этой. — Он постукивает по маленькому четырехлистному клеверу на правой руке. — Эта для кого-то другого.

— Что они все означают?

Тео качает головой.

— Это просто татуировки. Они никуда не денутся. Есть другие, более важные вопросы, которые ты хочешь задать.

Есть. Есть миллион и один вопрос, на который я хочу получить ответы, но даже не знаю, с чего начать. Я закрываю лицо руками и закрываюсь от мира, пытаясь успокоить свой учащенный пульс, уже зная, что мои попытки спрятаться будут тщетны. От этого никуда не спрячешься.