Слезы на камнях

К нему подбежал волк, задрал морду, стараясь заглянуть в глаза своего хозяина и увидеть в них отражение своей сестры.

"Как она?" "Сейчас – хорошо, – Шамаш прикусил губу, борясь с головокружением. Эта слабость…

Она выматывала, сильнее не затихавшей ни на миг боли. – А что будет дальше – не знаю…" "Что может быть, если ты исцелил ее?" – удивленно глянул на бога солнца золотой охотник.

"Не знаю…" – повторил бог солнца. Это смутное предчувствие чего-то недоброго…

Если бы только у него было достаточно сил, чтобы разобраться во всем, но… Он покачнулся, рывком прижав руку к груди, сдерживая резкую вспышку боли.

– Шамаш! – к нему тотчас подскочили Атен и Лигрен, подхватили, удерживая.

– Я уже приготовил мази, они снимут боль потревоженных ран, – озабоченно вглядываясь в посеревшее лицо повелителя небес, заговорил лекарь, при этом настойчиво стремясь поскорее отвести Его в повозку.

Волк приглушенно заскулил, взволнованный, закрутился.

"Хозяин, может, мне привести богиню врачевания? Если ты откроешь ту дорогу, которой мы возвращались из Ее города, я быстро сбегаю туда обратно".

"Твоя сестра не хотела, чтобы я звал Нинтинуггу… – его сознание было затуманено, так что он с огромным трудом удерживал нить мысленного разговора. – Хотя… Я тоже думал об этом, – словно в полудреме говорил тот, – роды – то, в чем лучше понимает женщина. Это им ближе. Это их стихия. И, потом, мне нужно время, чтобы прийти в себя, восстановить силы. Ты же видишь: я даже на ногах с трудом держусь… А Шуллат не может ждать. Я не хочу рисковать. Не хочу, чтобы в последнее мгновение оказалось, что моей нынешней силы даже умноженной на дар целительницы недостаточно… Вот только…" – он вдруг остановился.

Волк опустил рыжую голову. Он чувствовал себя виноватым в том, что вынудил хозяина сказать все это, хотя и знал, понимал, что никому не доставляло удовольствия признаваться в своей слабости, тем более – повелителю небес.

"Я… Снежному охотнику оживляющая мертвых действительно ни к чему, – Хан несмело взглянул на хозяина. – Я просто подумал, может быть, Она поможет тебе?

Исцелит твои раны".

"Нет…" "Конечно, она всего лишь младшая богиня, а ты…" "Даже если бы она могла… Она не захочет… После всего, что случилось…" "Она не может винить тебя в смерти той дочери огня!" – волк даже притопнул лапой, со всей силой противясь возможности подобного.

"Однако это так… Если не еще хуже…" "И, все же, – Хан чуть наклонил голову. Он не спорил, нет, чувствуя, что хозяину и без его настойчивости плохо. Просто. – Давай, я сбегаю? Ну, так. На всякий случай? Не придет – и не придет…" "Что ж…" – Шамаш, прикрыв глаза, тяжело вздохнул.

"Так можно я…"

"Ты видишь путь?" "Да! – он, обрадованный, взвизгнул. – Я чую его!" "Не заплутаешь?" "Нет!" – волк был совершенно уверен.

"Беги", – отпустил его Шамаш. И лишь затем, проводив снежного волка взглядом, медленно, тяжело опираясь на плечи караванщиков, заковылял к своей повозке.

Глава 26

Проводив бога солнца грустным взглядом больших рыжих глаз, в которых, казалось, стояли слезы, волчица, тяжело вздохнув, опустила мохнатую голову на лапы.

– Бедная моя! – Мати придвинулась к подруге, обхватила одной рукой ее за шею, а второй принялась начесывать лоб, не переставая причитать. – Несчастная! Как же тебе плохо!

Шуллат всхлипнула, что-то тихо просвистела-простонала. Ее глаза медленно закрылись и она заснула. Заметив это, девушка умолкла. И на некоторое время в повозке воцарилась тишина, которую тяжелый полог защищал от всех звуков внешнего мира. Не было слышно ни гортанного говора караванщиков, ни криков оленей, ни скрипа повозок. Казалось, что весь мир наполнен умиротворявшим покоем, который, знавшим лишь глубокое дыхание да бормотание полудремы, так и норовил усыпить.

Зевнув, Мати прикрыла глаза, веки которых не то от усталости, не то от пролитых слез припухли и покраснели. Но, едва почувствовав, что голова начала склоняться на грудь, а разум, наполняясь образами иного мира, уплывать за грань, проведенную небожителями между мирами яви и сновидений, она поспешно встряхнулась, возвращая себя назад. Нет, она не могла позволить сну взять над собой власть!

Волчица была не просто ее подругой. Мати отвечала за нее. Перед повелительницей снегов. И, что казалось ей в этот миг еще важнее – перед самой собой.

Прошло еще какое-то время. Борясь со сном, девушка скользила взглядом по стенам повозки. Но здесь не было ничего нового, на чем можно было бы остановить взгляд, заинтересоваться… И дремота стала подкрадываться, незаметно, но настырно. Она зевнула, потерла глаза рукой, вновь зевнула.

Нет, это было просто невыносимо! Девушка взглянула на спавшую волчицу…

Стало лишь еще хуже. Вид спящей волчицы усыплял. Исходившее от нее тепло кутало, будто одеялом, ровное дыхание наполняло покоем…

"Просто кошмар какой-то! – она широко зевнула, прикрывая рот ладонью. – Как же хочется спать! Словно духи сновидений решили во что бы то ни стало завлечь меня в свои владения и готовы ради этого на все. А может и не духи, а сами боги сновидений… Вернее, один из них…

И если бы Матушка метелица не была на ее стороне, она бы уже давно спала. А так…

Мотнув головой, Мати поежилась, шмыгнула носом и перевела взгляд с Шуши на Сати.

Та сжалась в комочек, чувствуя себя неуютно в повозке хозяина каравана. Подтянув ноги к груди, она обхватила их руками, уперла подбородок в колени. Ее глаза были широко открыты, взгляд устремлен прямо вперед, но при этом неосмысленен, отрешенно-задумчив…

Несколько мгновений Мати с интересом рассматривала свою спутницу. И чем дольше она смотрела на нее, тем сильнее ей казалось, что она никогда прежде не видела ее. Вернее, не обращала достаточного внимания, чтобы разглядеть.

Сати была очень даже симпатичной. Выразительные темные глаза обрамляли черные длинные-предлинные ресницы. А губы! Полненькие, чувственные, но не выпяченные, они казались удивительно яркими, хотя и были окрашены исключительно природной алостью, а не искусственным багровым цветом свеклы. Ее даже можно было бы назвать красивой, если бы она лучше следила за собой, почаще мыла волосы, не жалея на них мыла, смазывала кожу маслом, уделяла больше внимания рукам. Но караванщица словно специально, осознанно делала все так, чтобы выглядеть менее привлекательной. Да что там, она просто уродовала себя!

А ее одежда? Старая, вся штопанная-перештопанная, она подходила разве что для древней бабки, которой не хотелось расставаться ни с чем, напоминавшим о минувшем. Но молодой, незамужней девушке носить это… это нечто совершенно бесформенное, словно хламида служителя, было просто неприлично. Ведь, вместо того, чтобы подчеркивать достоинства точеной фигуры, наделять ее недостатками, которых на самом деле не было вовсе. И, главное, не понятно – почему? Неужели ей не хотелось, как всем остальным девушкам, выглядеть лучше, быть самой красивой, самой-самой, выделяясь среди сверстниц, обращая на себя внимание?

"Странно… – Мати чуть наклонила голову, повнимательнее присматриваясь к спутнице. Сати вела себя необычно. А все необычное заинтересовывало дочь хозяина каравана. Потому что она сама была не такой, как все. Да, конечно, в душе ей хотелось быть единственной и неповторимой. Но разве она не знала, что всегда будет такой? А раз так, почему бы не поискать хотя бы чем-то отдаленно похожих на себя вокруг? – Конечно, у нее есть Ри… Но все равно вести себя столь несерьезно…

Ведь они еще не женаты. И до тех пор свободны в своем выборе. Она может ему разонравиться. Ри может разочароваться в Сати. И влюбиться в другую… " Еще несколько мгновений назад Мати порадовалась бы этой мысли. И не потому, что она имела какие-то виды на Ри, нет. Просто когда плохо тебе, так хочется, чтобы и другим было несладко. Но потом… Что-то начало меняться в ее душе, которая вновь была готова искать облегчение в сочувствии, не злорадстве. Ей стало жаль эту молодую караванщицу. В глаза вошла грусть. Пусть пока еще – далекая, отрешенная, но, все таки…