Всадники

Мы думаем подобно, так всегда будет.

Я был должен, в эти последние недели. Я был должен поместить себя в голову Кроноса, как-нибудь попытаться подражать этому его огромному, искривленному воображению, видеть, куда он идет, прежде, чем он увидит это сам. Неудивительно, что я не спал.

А теперь они ушли. Умерли. Кронос, и Каспиан.

И Силас.

Я прислоняюсь головой к холодному стеклу окна поезда, ссутулясь внутри шерстяного пальто. Теперь я в безопасности, по крайней мере моей голове ничего не грозит, и мне следовало бы поспать.

Но я не могу.

«Мне нравится чувствовать топор в руках».

Ты всегда имел в руках клинок, не так ли, Брат? Когда не нужно было рубить людей, ты менял его на свой нож, превращая ненужные куски дерева в угловатых лошадей и горбатых верблюдов, детские игрушки.

У тебя были игрушки, когда ты был ребенком, Силас? Твои приемные родители клали самодельные куклы в твою колыбель? Или ты был брошен и нелюбим, подобно так многим из нас? Этот маленький деревянный зверинец — твой способ переписать историю? Или получить то, чего тебе никогда не давали?

Я никогда не спрашивал. Тысячу лет мы были вместе, вместе сражались, вместе проливали кровь, но я никогда не спрашивал. Это не то, о чем говорят мужчины — не подобные нам.

Я смотрю за окно, на зелено-коричневую французскую деревню. Здесь сельский дом, там — дорога. Все выглядит таким же, каждый раз, когда я прохожу этим путем, каждый раз в течение пяти тысяч лет.

Я — единственное, что меняется. Всякий раз, пересекая эти поля, я — другой человек. Две тысячи лет назад или двести. Или две недели. Две недели назад, когда Кронос привел меня сюда, я был Всадником. Должен был быть, чтобы выжить. Не имеет значения, о чем я думал, не имеет значения, даже если я хотел убить Кроноса голыми руками и убежать, потому что я этого не сделал. Я смотрел в это окно и видел эти холмы глазами Всадника.

Это то, чего Маклауд никогда не поймет. Ему нужны объяснения. Он хочет услышать, как я говорю, что никогда не намеревался этого делать.

Он не прожил достаточно долго, чтобы узнать — не имеет значения, что ты намеревался делать. Значение имеет то, что ты сделал.

Ты ничего обо мне не знаешь.

Я сказал это Силасу. Это было последнее, что я сказал, прежде чем убить его.

Но я мог сказать это каждому из них. Кроносу, который думал, что владеет мной. Маклауду, который думал, что изменил меня. Кассандре, которая думала, что любила меня.

Никто из них не представляет, кто я.

Как они могут? За пять тысяч лет я побывал пятью тысячами людей. Чтобы коротать время, я начинаю считать их про себя, жизни, тождества. Фермеры и ученые. Мясники и палачи. Мужья и любовники.

Это то же, что считать овец. Я засыпаю.

Ночь в пустыне холодна, и наш костер горит высоко. Путешественники стараются держать костры низкими, боясь привлечь налетчиков, но мы об этом не беспокоимся. Налетчики — мы. Мы — Всадники. Мы — четыре человека, решившие стать Несущими Страх.

На ясном небе стоят звезды. Я лежу на постели из кож, отыскивая в небе силуэты. Я только что узнал легенды о звездах от старого ученого, бывшего нашим пленником. Дева, лев, близнецы. Старик рассказывал мне истории, чтобы сохранить свою жизнь, редкозубая, иссохшая старая Шахерезада. Он прожил двенадцать ночей.

Теперь я рассказываю Кроносу про охотника и быка. Не потому, что ему интересно, а потому что ему нравится слушать, как я говорю. Он лежит так близко ко мне, что я могу ощущать каждый его дюйм, хотя мы не соприкасаемся. Мою кожу покалывает при знании каждого его мускула и сухожилия, я знаю, как легко ему дотянуться и убить меня, и знаю, что этого не будет, не этой ночью.

Я могу чувствовать запах Каспиана, храпящего по другую сторону костра. Для него ничто не имеет значения — ни истории звезд, ни тепло огня, ни острое знание, которое связывает нас вместе, тело и душу. Для него имеет значение только убийство. Убийство — и женщины.

Силас и я — спина к спине, как часто бывает, в сражении и на отдыхе, прислоняясь друг к другу без мысли о страхе или недоверии. Как хозяин и собака, путешествуя вместе, служа и оберегая друг друга.

Он делает вид, что слушает мою историю, но я знаю, что это не так. Я бросаю взгляд на его руки, маленький нож, трудящийся над куском дерева. Я не могу разглядеть, что он делает. Не важно, он выбросит это в костер, прежде чем мы снимемся с места. Это вырезание — просто то, что он делает. Кто он есть.

Я просыпаюсь, ощущение широкой спины Силаса против моей еще свежо в моем сознании, и мгновение я чувствую его в себе, моего брата в жизни и в смерти, прежде чем вспоминаю, где я, кто я…

Кого я убил.

В эпоху повелителей сражений он был королем. В индустриальном веке он был ничем, человек, живущий в лесу, в ожидании дня, когда его господин снова его призовет.

В ожидании Кроноса.

В ожидании меня.

Ничего хорошего в том, чтобы думать об этом. Наступил новый день. Я — новый человек. Всадников больше нет.

Я шарю в кармане и достаю флейту, которую Силас вырезал на прошлой неделе, подношу ее ко рту и начинаю играть.

©Перевод: Сиреневый кот, 2006.

Путник

Пятый Всадник

Марсель.

В дверь два раза негромко постучали.

— Да, Зое.

— Вот документы, которые вы просили. — Вошедшая девушка аккуратно положила на стол серую папку. — Билеты я заказала, ваш рейс в 7-30. Ах да, еще мсье Журдан опять звонил, требовал начальство.

— И что же ему не нравится на этот раз? Солнце слишком жаркое, или шторы в номере не того цвета?

— Из окон дует.

— Ясно. Что ты ему сказала?

— Что начальства нет, оно улетело в Париж в длительную командировку. А я такие вопросы не решаю.

— Молодец. Вот только будет нам геморрой, когда он вернется… Надеюсь, больше никаких проблем?

— Нет, все тихо. Не сезон ведь. Что-то еще, Франк?

— Вроде больше ничего, спасибо. Можешь уже идти, я и так тебя задержал.

— Ничего страшного, я никуда не спешила. — Улыбнулась девушка. — До свидания.

— До свидания, Зое… Кстати, ты бывала в Париже?

— Нет, как-то не доводилось… пока.

Во взгляде секретарши мелькнула робкая надежда, и Франк вдруг подумал, а не плюнуть ли на все и не позвать ее с собой? Она согласится, конечно, но потом… Ведь этим он так легко может испортить ей жизнь. Она была милая девочка — эта Зое Коклен — всегда готовая к работе, энергичная, спокойная, с огненно-рыжим каре и любовью к деловым серым костюмам, больше всего она была похожа на первый весенний цветок, такой яркий, свежий и хрупкий. А еще у нее была маленькая татуировка на запястье, постоянно заботливо прикрытая атласной манжетой…

— Ну, ничего, у тебя еще все впереди. — Ободряюще подмигнул Франк. — Не перетруждайся тут без меня.

— Я постараюсь. Удачной вам поездки. — Зое тихо прикрыла за собой дверь.

В начале их совместной работы она пыталась называть его мсье Венсан, но Франк убедил ее, что обращение по имени нисколько не повредит ей выполнять свои обязанности. Еще он довольно скоро понял, что становится ей небезразличен. Конечно, можно было пояснить ее готовность возиться с бумагами хоть до ночи, поспешно бросаться выполнять малейшие поручения, торчать у окна с видом на парковку, когда он задерживался — простым желанием быть полезной, но Франк мало верил в такую преданность делу. Нельзя сказать, чтобы это было ему неприятно, но все же он не хотел сейчас усложнять эти отношения, пусть пока все течет своим чередом.

Завтра самолет на Париж. Бессмертный откинулся на спинку кресла, заложил руки за голову и закрыл глаза. Сколько он уже не был в этом городе? Не сто и не двести лет точно. В те времена по улицам еще бегали свиньи, угрожая особам королевской крови, и текли реки из нечистот. Но уже тогда он впечатлял своими размерами. Будет любопытно вновь пройтись по парижским мостовым и потом вернуться еще лет через 400–500, сравнить. Если повезет, конечно. А пока стоило отправиться домой и упаковать чемодан, завтра он покинет солнечный Марсель и уютную квартирку с видом на порт, унизанный белоснежными яхтами.