Страница 4 из 52
Проходя Ерусалимскими аллеями[2], мы стали вспоминать, как двадцать лет тому назад вместе со студентами мы убирали разбабаханные до невозможности улицы. Глядя на Европу, которая тут выросла, глазам не веришь. До того здесь было ужасно. Повсюду Карпаты обломков, горы металлического лома. Казалось, что за тридцать лет не управимся! Но пришел я однажды и ахнул. Несколько сот штук студентиков по улице снуют. Лом носят, мостовую ремонтируют, обломки на машины грузят — прямо вихрь какой-то. Я смотрел, как живо они работали, и стало мне стыдно, что я по улице разгуливаю, а студентики вместо того, чтобы кроить трупы, готовить уроки или со студентками в Ботаническом саду цветы нюхать, вкалывают в качестве чернорабочих. И я кинулся им помогать.
Работа сразу же закипела. Мы схватили чертовски тяжелую стальную рельсу, размахнулись и кинули ее на грузовик. Пошла как по маслу, правда, одним кондом врезалась в зеркальную витрину свежеоткрытого ресторана «Золушка» и разбила ее в мелкий мак, но это уже не наша вина, просто машина близко стояла. Целый день вкалывал я с этими чудесными ребятами, а под вечер был уже со всеми «на ты». Вскоре железного хлама в аллеях не осталось ни кусочка.
Да, да, молодежь работает отлично, только нужно дать ей инструменты и комбинезоны, потому что мамуся дома пилит за испорченную одежду, как меня Геня.
⠀ ⠀
1964
⠀ ⠀
⠀ ⠀
⠀ ⠀
Семья из глубокой провинции
⠀ ⠀
Я встретил на Торговой[3] пана Печурку, он был какой-то странный, чем-то ужасно расстроен. Сперва не хотел объяснить, что его мучит, но потом все же признался:
— Свалилась на меня, понимаешь, семейка из провинции, какие-то племянники, два зятя, шестеро детей и кума с гусем. Из Бискупиц Костельных приехали досмотреть на Варшаву. Гуся мне в подарок привезли. Но в первый же день, как только мы вернулись с прогулки по городу, мой гусь был до основания уничтожен с картофельным пюре, Геня еще прибавила к этому противень холодца из ножек домашнего приготовления. Надо сознаться, что возвратились мы голодные и коня с копытами могли бы умять, не то что гуся с ножками. Но, в конце концов, дело не в продовольственном подарке, а в том, что у этих дерзких провинциалов на все готов ответ и удивить их нет возможности.
Я повел гостей на угол аллей и Маршалковской улицы и показываю им так называемую восточную стену, карусель Управления сберегательных касс и объясняю, что каждый дом здесь будет по меньшей мере этажей в десять, то есть здесь вырастут так называемые небоскребы.
— А у нас в Бискупицах Костельных новые высотные здания имеют по двенадцати, — отвечает один из племянников и кривит рот.
— Чего по двенадцати, — спрашиваю — по двенадцати комнат?
— По двенадцати этажей. Такие теперь строят. А на будущий год запланирован даже тринадцатиэтажный.
Отбрил меня, — ничего не скажешь! Тогда я спрашиваю:
— А что там помещается в ваших высотных зданиях?
— Что может помещаться? Внизу магазины крестьянской взаимопомощи, в первых этажах отделы Народного совета, а выше живут квартиранты.
— А коровники?
— Какие коровники?
— Обыкновенные. На двенадцатом этаже они, что ни? Интересно, как вы туда коров втягиваете?
Обиделись на меня гости и говорят, что, видно, я давно не был в Вискупицах и не знаю, какой там город вырос. Коровы, а также свиньи в центре уже не проживают, только на так называемой периферии, в производственных кооперативах.
— Ну хорошо, а как вы влезаете на верхние этажи? По лестницам?
— Зачем по лестницам? А лифты для чего?
— Настоящие лифты? Электрические?
— Известно, настоящие.
— И не портятся?
— Как так не портятся? Портятся, конечно.
— И что тогда?
— Тогда поднимаемся по лестницам.
— Ну это как у нас в Варшаве. А вода наверх доходит?
— Как когда. Если не доходит, ведрами носим.
— Точно как у нас.
— Известное дело, Бискупицы Костельные идут нога в ногу с техническим прогрессом.
Я вижу, что остаюсь с носом, что строительством их не удивишь, тогда я привел экскурсию к магазину с телевизорами и объясняю:
— Тут мы видим такие волшебные ящики, нечто вроде радио с форточкой. При помощи этих ящиков дирекция рассылает нам по домам разные движущиеся картинки, ну, например, народные праздники, пуск доменных печей, заседания по вопросу копчения шпрот и старые кинокартины, на которые в кино уже никто не ходит. Все это видно в форточку. Ящик такой стоит от 5 до 15 тысяч и представляет собой чудо XX века.
— Минутку, минутку, — отозвался один из племянников из провинции. — Это вовсе не радио с форточкой, и никакое это не чудо, это венгерский телевизор марки «Орион» и довольно старого типа, с семнадцатидюймовым экраном. У нас теперь в моде телевизоры «Тесла» и «Бельведер» с экранами в двадцать один дюйм. Программы, правда, никудышные, но иногда попадаются жемчужины репертуара, как, например, «Милый лжец». Велосипедная гонка мира тоже в общем неплохая информационная передача.
Одним словом, воздушный шарик сделали из меня эти провинциальные родичи, я приумолк и, чтобы как-нибудь этот конфуз заглушить, пригласил экскурсию в кофейный бар. Решил показать великосветскую жизнь нашей столицы. Но мы неудачно попали, кофейная машина только что испортилась, и кофе нам подали сваренный в кастрюле. Провинциалы попробовали и начали гримасничать, мол, кофе мало романтичный[4], что, дескать, совсем не то, что у них в Бискупицах. Там, оказывается, как подадут чашечку «Сатаны» из итальянского «Экспресса», так человека на стуле подбрасывает, Вот это жизнь! Не то что в столице.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1964
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀ ⠀
Туфельки-невидимки
⠀ ⠀
Пошли мы вчера с Геней на Новый Свет на выставку. Сперва мы думали, что там показывают какие-нибудь новомодные скульптуры, сделанные из гвоздей, кусков кожи, обрубков дерева, проволока, шпагата и тому подобного. Но нам объяснили, что это не творения наших Дуникощаков[5], а выставка государственного кооперативного сапожного искусства.
Мы увидели там дамские «шпильки» с твердыми, как гранит, пятками. В них муж-злодей водил свою жену на танцплощадку в наказание за супружескую неверность. Бедняжка босиком сбежала из дому, а он эти «шпильки» отправил обратно на фабрику с сердечной благодарностью.
Видели лечебные туфельки «татржанки», специально для ножных грязевых ванн. Стоит только выйти в них в дождь на улицу, и сразу же начинается лечение методом самообслуживания. Находятся там и так называемые «смутняки», или лакировки, преждевременно сморщившиеся, имеются подметки без верхов и верха без подметок. Еще там есть полуботинки-невидимки, от которых после одной недели носки остались только шнурки и подковки. В общем, каждая обувная фабрика выставила здесь какую-нибудь собственную неповторимую редкость.
Я не знал об этом, а то бы сам приволок на выставку экспонат, которым владею. Это штиблеты не для носки. Даже самый терпеливый индийский факир через полчаса из них выскочит. У меня они уже десять лет, и ничего им не делается.
Посмотришь, и кажется, что они очень удобны, но только поносишь их десять минут, они дадут такого дрозда, что заплачешь, как дитя, и пулей из них выскочишь. Из ежа они что ли сшиты? Как только я их приобрел, сразу же испытал на себе всю их силу.
Прямо из магазина мы с шурином отправились обмыть обновку. После первой четвертинки я говорю:
— Ты знаешь, Олесь, я люблю чувствовать новые штиблеты на ногах, но эти холеры немного чересчур дают о себе знать. А когда я шевелю мизинцем, я вижу сразу все созвездия.
2
Теперь это очень шумная варшавская улица. На автомобиле здесь лучше не проезжать, того и гляди нарвешься на штраф.
3
Главная улица Праги, но не той, которая, столица, а нашей — варшавской, что на правой у стороне Вислы.
4
Видимо, пан Печурка хотел сказать «ароматичный». Он любит красивые слова, но иногда путает их значение, с ним такое будет случаться и дальше, как, — впрочем, и с некоторыми другими персонажами рассказов.
5
Ксаверий Дуникощак — известный современный польский скульптор. Мои друг Валерий Печенка, единожды посмотрев его работы, всех скульпторов именует Дуникощаками. Почему? Не знаю. Ему так нравится.