Страница 41 из 97
Черт ее подери…
— Какого хрена ты себе позволяешь? — Громкое возмущение вырывает меня из мыслей, а затем я понимаю, что Алевтина уже нарушила мое личное пространство. — Думаешь, я на таблетках?
Выпятив бедро и сложив руки на груди, она буквально выжигает во мне дыру, с такой яростью горят ее большие глаза, голос еще звенит отголоском слез. Качаю головой и делаю вдох, прогоняя из легких ее чертов запах.
— А разве нет?
— Нет. — Дерьмо. — Я… не… — она мешкает, но недолго. — К твоему сведению, я не принимаю никакие таблетки! Вообще ничего, что могло бы защитить меня от твоих гребаных сперматозоидов! — кричит, размахивая руками, а я не знаю, как сделать так, чтобы эта женщина заткнулась и не афишировала на весь офис то, что провоцирует странный жар скатиться лавиной в пах.
Возможно, прямо сейчас один из моих бойцов прорывается к ее яйцеклетке, чтобы оплодотворить ее, но все, о чем я могу думать, — как хорошо было в ней.
Мать вашу… Я думал, трахнув ее, покончу с этой необъяснимой одержимостью. Перестану реагировать на ее долбаное присутствие. Думал, причина моей неадекватной реакции на Чудакову кроется в скудном сексе или в том, что я несколько месяцев трахаюсь чисто механически, лишь бы сбросить напряжение. Никакого удовлетворения и прочего. Это проблема, которую я обнаружил благодаря маленькой выскочке из прошлого. Потому что, вопреки всему, с тех самых пор, как встретил Алевтину на той гребаной конференции, постоянно думал о ее теле, маленьких сиськах и невыдающейся заднице с узкими бедрами.
Черт знает, почему. У меня нет ответа на этот вопрос. И я не хочу его находить.
Неожиданно моя щека вспыхивает жжением, приводя меня в чувство.
— Не смей игнорировать меня после того, что сделал, Айдаров!
Голос Алевтины дрожит, а взгляд пылает, подобно расплавленному золоту.
Изумленно хмыкнув, я потираю щеку, мысленно отмечая, что сегодня она разошлась. Хотя, возможно, я сам дал ей повод.
— Разберемся, если возникнет такая проблема.
Ее дрожащие губы раскрываются с тихим аханьем, в глазах же горит потребность вцепиться мне глотку и вырвать из нее кусок мяса.
— Как ты можешь быть…
Она отступает назад, качая головой, будто я только что ударил ее, а не она меня. Я стирал ее улыбку грубостью, но серьезность оказалась не менее сексуальна. Пауза затягивается, и я машу рукой, побуждая ее продолжить.
— Как ты можешь быть таким эгоцентричным и самодовольным мудаком? Ты наполнил меня своими гребаными сперматозоидами и сейчас ведёшь себя как ни в чем не бывало?
— Прекрати драматизировать. Но, если честно, я тоже поражен, что ты не думаешь о своей защите.
Ее глаза расширяются до невозможного размера.
— Ты нормальный? — Она подается вперед и тычет мне в грудь. — Это твой гребаный член сделал это, а не я! Не смей выставлять меня виноватой! Ты…
Раздражающе громкий голос обрывается, когда я перехватываю ее руку и вынуждаю Алевтину попятиться назад. Но я тут же дергаю Чудакову на себя, чтобы прорычать прямо в эти чертовы губы:
— Я куплю таблетки. И ты примешь их сегодня же.
Болезненная улыбка появляется на ее лице, но она исчезает от жесткости, которая звенит в ее голосе:
— Мне не нужно напоминание. Я и без твоих указаний приму их сегодня!
— Прекрасно!
Киваю и отпускаю Алевтину, тут же ощущая, как пальцы вспыхивают зудом, потеряв ее тепло.
— Отлично!
Она прищуривается, скрещивая на груди руки, будто боясь, что снова схватит какую-нибудь хрень, чтобы запустить в мою голову. И мне стоит переживать по этому поводу, потому что я не упускаю возможность еще раз зажечь в ее глазах золотой огонь.
— А теперь убери за собой.
Алевтина выгибает бровь, а затем делает нечто совершенно неожиданное. Она вскидывает подбородок и показывает средний палец, на мгновение позволяя ликованию затмить ярость на своем лице.
— Пошел. На хрен. Айдаров. Может, ты подзабыл, но я напомню! Ты уволил меня. Так что можешь раздавать распоряжения своей подружке, да кому угодно, но только не мне! С этой минуты ноги моей больше не будет в твоем сраном офисе.
Она хочет выпалить что-то еще, но я перебиваю ее:
— Минута скоро закончится.
Тяжело дыша, Алевтина закрывает рот и вскидывает подбородок, проглатывая все дерьмо, что не успела высказать. И так достаточно. Еще немного, и мигрень станет моей компанией на весь остаток дня.
Ничего больше не сказав, девушка разворачивается и буквально выбегает из моего кабинета.
А я, провожая Чудакову взглядом, стараюсь не думать о том, как хорошо ее маленькая задница смотрелась бы на моем столе.
Черт бы меня побрал…
Гортанный стон разочарования вибрирует в моем горле, пока я растираю лицо ладонью, которая после задерживается на подбородке.
Она не принимает таблетки. Фантастика.
Просто отлично!
Падаю обратно в кресло и с усталым вздохом откидываюсь на спинку. С минуту смотрю на хаос, который Алевтина оставила после себя, но это ничто по сравнению с тем, что кипит внутри.
Сжав переносицу, заставляю себя выбросить все дерьмо из головы, обещая разобраться со всем позже, после чего достаю из пиджака телефон и набираю нужный номер:
— Пришлите в мой кабинет уборщицу.
Глава 37
Телефон на краю тумбочки в очередной раз вибрирует, не позволяя мне забыться и провалиться в сон. Ну и кто на этот раз? Вздохнув, переворачиваюсь на живот и нехотя дотягиваюсь до гаджета, на экране находя ответ на свой вопрос. Мама.
За сегодняшнее утро это шестой звонок. Мама в своем репертуаре. И это несмотря на то, что я только вчера уехала от них и вернулась в квартиру. Мне требовалось одиночество. А энтузиазм родителей, с которым они явно перебарщивали, узнав о моем увольнении, уже стоял поперек горла. Я безумно их люблю и ценю то, с каким трепетом они стараются мне помочь, но… мне пока ничего не нужно. Возможно, я нуждаюсь в депрессии.
В итоге дожидаюсь, когда экран потухнет, ощущая себя не самой лучшей дочерью, после чего пишу ей быстрое сообщение, что со мной все нормально и, бросив телефон на подушку, падаю рядом.
В какой-то степени это правда. Все кажется… нормальным. Мне не плохо, на душе не скребут кошки, а сердце и вовсе напоминает бесчувственный кусок мяса. И это странно.
Я думала, увольнение в дополнение ко всем проблемам, которые доставил мне Айдаров, гораздо хуже отразится на моем моральном состоянии. Но нет. Все терпимо. Видимо, за последнее время я настолько устала от мудозвонства начальника, что сейчас совершенно не чувствую никакого сожаления. Несмотря на то, что он лишил меня любимой работы, в которую я вложила все, на что была способна.
Возможно, это и к лучшему. Оставаться с ним на одной территории становилось не то что невыносимо — даже опасно. Но больше всего меня злит, что я, вопреки всему, по-прежнему пытаюсь понять этого мужчину, жалея лишь о том, что не могу забраться в его черепную коробку и съесть все его замыслы по чайной ложечке.
Зажмурившись, утыкаюсь в подушку.
Какие глупости. И о чем я только думаю?
О нем.
И к сожалению, в данном случае даже взявшая надо мной верх апатия не в силах изменить направление моих мыслей. Пока в тишине квартиры не раздается звонок в дверь, вынуждающий Живоглотика приоткрыть один глаз.
Пристрелите меня, если это мама.
Мысленно застонав, я перекладываю голову на подушку, где спит кот, но он демонстративно игнорирует меня. Вот почему все мужики такие? Один раз оступишься, и все — никакого прощения. Ладно. Мне несложно. На самом деле мой кот единственный, перед кем мне стоит испытывать чувство вины. Поэтому я пробую снова.
— Ну я же уже извинилась, — мурлычу, нажимая пальчиком на его лапку, которую он тут же подгибает под себя. Вот говнюк! — Ты не можешь обижаться вечно…
Очередной визг протяжного звонка заставляет меня перевернуться на спину, а затем подняться и поплестись к двери. Я даже не проверяю глазок, чтобы узнать, кто там, потому что уверена: это примчалась моя озабоченная родительница. Но сильно удивляюсь, когда вижу на пороге Нину, которая в следующее мгновение отодвигает меня в сторону и протискивается в квартиру.