Сольфеджио любви

Что именно заставило Артура сделать шажок навстречу и впиться в чувствительные, до жути соблазнительные губы девушки: неконтролируемое желание почувствовать влажное тепло сладкого поцелуя или благодарность за заботу, юноша сам не знал.

Артур притянул её лицо и коснулся раскрасневшегося на морозе цветка губ, получив подобие ожога, только очень-очень приятного.

Танечка закрыла глаза и перестала дышать, но не отстранилась, не вырвалась, как он ожидал.

Артур был удивлён. В него вместе со сладкими соками поцелуя вливалась щекочущая нервы энергия, заставляющая почувствовать желание.

Он ведь считал себя однолюбом, готовился провести остаток дней в полном одиночестве, грустя и вспоминая единственную любовь, которая завяла, так и не успев окончательно раскрыться.

Ощущения от поцелуя были совсем иными. Не было того, прежнего головокружения, запомнившегося от прикосновения к губам Инночки, чехарды сердечных ритмов и спёртого дыхания, зато обволакивала неожиданно трепетная нежность, заставляла исследовать недра сочных, сахарно-спелых уст.

Танечка не пыталась наполнить лёгкие кислородом, пока Артур не понял, что она задыхается.

Юноша разлепил губы, расцепил объятия, несколько отстранился, чтобы лучше разглядеть ту, которая вдохнула в него новую жизнь.

Даже в темноте было видно, что девушка бледная, как полотно девственной простыни.

Танечка с закрытыми глазами медленно оседала на снег, видно потеряла сознание. Артур подхватил её, лёгкую, как пушинка. Нигде по близости не было скамеек. Пришлось усадить подругу в ближайший сугроб.

Теперь юноша реанимировал девушку, пытаясь вернуть её в сознание поцелуями. Пришлось расстегнуть пальто, блузку. Он начал растирать Танечке грудь, нечаянно дотронулся до нежной кожи одного из упругих полушарий, не удержался, запустил ладонь вглубь бюстгальтера, где нащупал вишенку соска.

В голове заурчало, сердце в долю секунды набрало запредельные обороты. Ему стало неловко, стыдно, однако очень хотелось повторить чувственный манёвр.

Артур сдержался, начал лихорадочно застёгивать кофточку. Танюша пристально, практически в упор, смотрела ему в глаза.

Её взор медленно заволакивали слёзы.

Дальнейшее происходило безмолвно.

Артур помог Танечке подняться, отряхнул, застегнул пальто. Захотелось немедленно проверить, что подружка думает по поводу случившегося происшествия.

Он протянул руки к её лицу, раскрыл готовые к поцелую губы. Танечка мягко, с каменной мимикой на лице, отстранила его, повернулась и медленно пошла прочь.

Артур догнал, пытался заглянуть в глаза. Теперь ему не была безразлична эта милая девочка. Вирус необъяснимо прекрасного чувства уже проник вглубь воспалённого эмоциями любви мозга.

Реакции от Танечки не последовало. Она шла с опущенными плечами, едва передвигала ноги.

Так они и расстались, не прощаясь.

Артур долго ходил под окнами её квартиры, заглядывая в то, где обитала она, надеялся, что Танечка выглянет, приветственно помашет рукой. Для него это стало бы индульгенцией, отпущением невольного греха.

Увы. В Танюшином окне так и не загорелся свет, не шелохнулась занавеска.

Уснуть в эту ночь Артур так и не смог. Вдобавок вернулось опьянение, иссушающее вместе с сердцем весь организм.

Он валялся поверх покрывала прямо в одежде, то и дело подходил к окну, направляя взор в ту сторону, где жила Таня.

Мысли и чувства путались, разрывая в клочья то, что ещё не успело начаться.

Как же глупо он поступил. Дело не в том, что девочка недотрога. Нельзя было прикасаться к интимным тайнам, без её на то согласия, украдкой, как вор.

Артур переживал, рисуя неприятные перспективы дружбы, нечаянно перескочившей на иной, телесный, удивительно чувственный интимный уровень.

Он корил себя за несдержанность. В нём только начала разгораться искорка надежды и вот, всё испорчено собственными руками.

Артур подошёл к заветному подъезду задолго до того, как девочка вышла, вытоптал на снегу её имя, потом отломил ветку, зачистил наивное мальчишество.

Его бил озноб. Неуверенность и слабость росли по мере продвижения времени.

Юноша страдал. Теперь по Танюшке.

Девочка вышла с оживлённым выражением на лице, сразу заметила друга, энергично помахала ему рукой, даже подставила для поцелуя щёку.

Артур был по-настоящему счастлив – его простили.

Теперь он сидел, забыв про урок, про всё прочее, жадно прикасался к Танечке взглядом с чувством странного обожания.

Зрение юноши обострилось до предела. Ему были видны прозрачные в неожиданно выглянувших солнечных лучах, падающих на её голову, ушки, нежный пушок на щеке, непокорно свалившийся на сторону локон.

Захотелось зарыться в нежное ухо холодным носом, взять в рот чувствительную мочку, провести губами по шее, почувствовать, как в девочке растёт возбуждение.

Артур явственно ощущал Танечкин запах, воспроизвёл в памяти вкус поцелуя, упругость соска, к которому так неловко прикоснулся.

Ему было неудобно и стыдно дотрагиваться до него, но поступить иначе юноша не мог.

Очнулся юный влюблённый оттого, что весь класс над ним потешался.

Ирина Леонидовна звала к доске, а он ничего не слышал.

Кто-то из подростков скатал шарик из промокашки, ловко метнул, попал ему в нос.

Артур совсем не обиделся. Мальчишки, что с них возьмёшь!

На автомате, не вникая в суть, юноша ответил на все вопросы, не отрывая взгляд от Танюшиных волшебных глаз.

– Ты что, – спросила девочка на перемене, – влюбился что ли, – и испугалась собственного вопроса, уткнулась в носок туфельки, рисующей на линолиуме зигзаги.

Артур не нашёл, что ответить, только взял Танечку за руки, не обращая ни на кого внимание.

Ученики оглядывались, шептались. Ему на это было плевать.

С этого дня друзья стали встречаться чаще, но вольностей больше не допускали.

Это опять была искренняя, в какой-то мере наивная дружба. Во всяком случае, они пытались представить себе и окружающим именно такой сценарий развития отношений.

На очередной вечеринке Танечка сама пригласила Артура на танец.

Отбросив стеснительность, она прижалась к другу, зажатому как деревянный Буратино, трепещущим от приятных ощущений телом, и сделала то, о чём мечтал тогда в классе он сам – засунула холодный нос ему в ухо.

Танцевать почему-то не хотелось. Было желание уединиться, поговорить, заглянуть друг другу в глаза.

На Танюше было невесомое, очень скользкое на ощупь шёлковое платье лазурного цвета. Под ним прощупывалась тонюсенькая комбинация и упругое тело.

Артур, бесстыдно изучая руками долину холмов и ущелий, чувствовал каждый бугорок на теле подружки, нечаянно обнаружил застёжку от бюстгальтера, чувствовал руками резинку от трусиков, восставшие радостно соски, продырявливающие лёгкую полупрозрачную ткань.

Танюшка не препятствовала откровенной бесцеремонности, напротив, показывала, напрягая и расслабляя мышцы, в какой пункте пикантного путешествия ощущения сильнее и ярче.

Податливое тело трепетало в чувствительных как никогда прежде руках Артура, требуя продолжения.

Греховный, оглушительно возбуждающий запах девочки, сводил с ума, вызывая непередаваемые словами эмоции, наполняющие всё его существо непомерной радостью.

Танюша пригласила Артура и на следующий танец, но юного влюблённого так интенсивно трясло, что он упустил момент, позволил более шустрому однокласснику увести её танцевать.

Юноша сидел и переживал по этому поводу, кляня себя за нерешительность.

Что с ним происходит! Ведь всё это в его жизни уже было однажды. Почему те же действия настолько мощно смущают, и притягивают одновременно?

Артур сидел расстроенный, одинокий, покинутый, несчастный, ревностно наблюдая, как соперник нагло поглаживает Танечкину попу.

Девочка раз за разом скидывала дерзкую Серёжкину руку, он снова нетерпеливо обводил ладонью контур её спины, сжимал осиную талию, пытался провести по бедру выше среза подола.