Страница 48 из 82
Глава 20
Что испытывает человек, привыкший к суровой реальности умирающих технических миров, когда видит, что на него летит трёхсотметровый дракон?
Первой гипотезой будет страх, но нет. Это было зрелище, сравнимое по красоте, мощи и безумию с первым в жизни видом гигантского водопада Виктория, с первым извергающимся вулканом, когда стоишь на краю кратера, с первым видом земли при прыжке с парашюта.
Я давно не испытывал удивление, смешанное с восторгом. Сейчас было именно это. Даже не сразу понял, что со взлётом дракона на наши головы обрушился ливень — я смотрел на огромные когтистые лапы, на перламутровую чешую, на шерсть на вытянутой морде, больше похожей на волчью или лисью, чем на рептилоидную.
— Красавец! — пробормотал я.
Затем я понял, что глаза дракона смотрят на меня.
А затем я услышал голос. Когда драконы говорят в кино, обычно их голос похож на раскаты грома, на густой мощный баритон, отдающий эхом по сводам пещеры с золотом. Здесь всё было не так. Я услышал в голове короткое слово, сказанное тихим бесцветным голосом.
— Сын.
Электроника на нашем корабле моргнула, а затем выключилось всё — включая свет. Оглянулся — флотилия за кормой тоже погасла.
Что⁈ Сын? Чей я сын, дракона⁈ Нет, это звучало слишком безумно — даже для этого мира.
— О Акамант! О великий Акамант! Могучий, властный, пощади нас! Пощади земное чадо, подари мощь силознания своего! Как даришь… — надрывалась рядом Амелия, упав на колени в благоговейном экстазе.
— Держитесь! Держитесь, мать вашу, сейчас будет! — орал капитан.
Раз в этом мире есть драконы — должна быть и преклоняющиеся перед ними, промелькнула мысль.
Пока я думал, дракон неспешными взмахами крыльев преодолел километр, разделявший нас, затем оттолкнулся от воздуха, едва не опрокинув шквальным взяв немного выше, перевернулся в воздухе и резво пролетел на полкилометра влево. Схватил зубами пролетевший мимо дисколёт (интересно, о чём думал пилот? Вспомнил многовековую традицию камикадзе?), раздавил его и швырнул, как тарелку для фрисби в другой. Затем свернул крылья и штопором вонился в море в полукилометре от нас — удивительно ровно, вызвав цунами всего в метра полтора высотой. Затем вынырнул, уже гораздо тяжелее и медленее, сжимая тремя из четырёх своих лап странных обводов подводную лодку.
Сколько она длиной? Если он — триста, то она — сотню с небольшим. Как только вода отпустила нижний край корпуса субмарины, дракон перелетел по дуге в сторону флотилии. Качнулся в сторону, размахнулся лодкой, как гирей, и швырнул на нос флагману флотилии, перевернув его и ещё пару ближайших судов поменьше.
Только тогда я заметил далеко-далеко на горизонте, за вереницей кораблей вторую такую же фигуру,
Затем флагман взорвался. Осколки полетели во все стороны, и огромный горящий кусок бортовой надстройки полетел по широкой дуге прямо на нас.
Самира. Все на борту — они сейчас погибнут, подумалось мне.
— Ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-а… — напел я в ускоренной промотке, выставив вперёд руку.
— Берегись! — успел проорать капитан.
Я толкнул воздух вперёд, выставив воздушный щит. Но спасло нас, похоже, не только и не столько это — с нижней палубы вырвался огненный протуберанец, прорезавший светом ночную дождливую мглу и на миг ослепивший, огненный шар врезался в обломок, отклонив его в сторону.
Всё, что я описал выше, уместилось в минуты две-три.
Дракон растворился в облаках. Битва была окончена и выиграна.
Когда мы поняли, что всё кончилось, обнялись, проорались — спустились вниз. Внутри обломков клетки сидела Снегурочка, завидев нас, она смешно и наивно указала пальцем на себя и сказала:
— Я. Я.
— Да мы поняли, что это ты нас спасла! Дурында ты волосатая! — Амелия сграбастала её в объятия, но лесовичка намхурилась, оттолкнула её, огрызнулась и снова спряталась в матрасе.
Клетку чинить не стали — поняли, что никто сбегать уже не хотел. Электронику на борту и двигатель удалось запустить к обеду — тут помогли мои проснувшиеся навыки артефактора. Корабль не получил серьёзных увечий, и мы прибыли в порт Охотска тем же вечером.
Стояли на рейде в бухте долгих три часа. В Охотске в других мирах я не бывал, но точно знал, что здесь он гораздо больше, чем я привык про него слышать — сотня или двести тысяч человек, военно-морская база, аэродром. Пока ждали, рискнули и попытались усадить Снегурочку за стол — она дошла до гостиной, осмотрелась, схватила со стола кусок вчерашней рыбы и убежала вниз.
— Глуповатая, всё ж, но точно не обезьяна, — прокомментировала Амелия и вздохнула. — Эх, жалко мне будет с вами прощаться. Жалко, но нужно.
Наконец, к нам приплыл катер сопровождения, указали вставать на малозаметную пристань в самом конце военного дока, что не удивительно. Встречал нас десяток людей — инженеры, вояки и мои коллеги-курьеры, вылезшие из здоровой сверхсовременной фуры.
— Где клетка⁈ — услышал я гневный голос во фрагменте диалога Амелии с малознакомым парнем чуть старше меня.
— Сломалась клетка. Дракон сломал, — услышал я в ответ.
— Так вы были ТАМ⁈ — округлил он глаза.
— Ага, были. Ты осторожнее с этой блондинкой. Она глуповатая, но точно не обезьяна, — повторила она.
Тем временем рядом с фурой припарковалось дорогое такси. Дверь распахнулась, дорогой каблук шагнул на лощёную пристань. Признаться, я даже был рад видеть папашу своего соседа, князя Эрнеста Васильевича Голицына собственной персоной.
— Это тот, о ком я думаю⁈ — переспросила шёпотом Самира.
— Да. Не бойся, идём.
Мы отделились от толпы и приветствовали князя. Выглядел он дружелюбным, хотя и слегка заспанным — видимо, от ночного перелёта.
— Ну, дорогие мои, я вижу, груз вы доставили в ценности. Заодно приложили руку к ключевому событию военного конфликта — мне уже доложили про снимки со спутников. Только вот клетка…
— Ваше сиятельство, — я поклонился. — Клетку логичнее всего будет вычесть из премии.
— Ха! — усмехнулся старик и зевнул. — Премии? Вы наглы, юноша. Нет, не будем вычитать. Вашей первой задачей было доставить клетку, а про её целостность в конце вашего пути речи не было. Что ж, премия вам будет. Обоим. От меня лично. А будет ли она от моего двоюродного племянника, Голицына-Трефилова — это вопрос к нему. Хотя, по правде сказать, вас, юноша, в ближайшие несколько лет деньги не будут волновать.
— Почему? — не понял я.