Верное сердце

— Дворянки обязаны соблюдать этикет, — заметила герцогиня. — А брошь я оставила сыну.

— Сейчас не тот случай, ваша светлость. В любом случае, мои слова — только слова. Я не сам верю в то, что сказал, — Кэрвдон тоскливо уставился на костерок, что постепенно возрастал языками пламени. — Но за свою жизнь мне удалось побывать, если отбросить мелкие конфликты, на двух войнах. Когда ты теряешься, когда гибнут сослуживцы, только символ может вытащить тебя из бездны.

— Расскажи, прошу тебя, Кэрвдон. Я не люблю военные байки, но… — задумалась она. — Сейчас не тот случай. Сейчас мне самой нужно успокоиться.

— Что ж, моя герцогиня… Я терялся дважды. Когда орки разграбили безымянную деревню в Нидарии, я с сослуживцами искал выживших. Мы попали в засаду, орки контратаковали. Отряд был налегке, ибо стояла июньская жара. Сначала пали кони. Орки часто используют отравленные стрелы. Затем умирали люди. Бригантины и кольчуги спасали, но у нас были оголены шеи и ноги. Я собрал выживших, мы забаррикадировались в сарае.

Нарнетт внимательно слушала. Кто-то подошёл к ней и командиру рыцарей, кажется, Андалф. Возможно, хотел напомнить о её просьбе поговорить, но она не внимала. Чародей отошёл, стал дожидаться окончания беседы. Что-то спросил у капитана гвардейцев и двух его бойцов, что дежурили поблизости, те что-то ответили. Нара не вслушивалась.

— В сарае был разгром, как и во всей деревне. Мои хотели самоубиться, боялись смерти от яда. Но наши споры прервал плач. Мы нашли в углу сарая девочку, что плакала над трупами, кажется, родителей. Девочка не знала всеобщего, но рукой, стирая слёзы, указывала на наше оружие. Она хотела отомстить.

— Сколько же ей было лет? — спросила девушка.

— Наверное, как вашему сыну. Один из моих рыцарей взял её на руки, показал остальным. «Смотрите! — кричал он. — У неё трясутся коленки и ручонки, слёзы текут рекой! Но она хочет драться! Хочет мстить!»

— Чем же закончился этот поход?..

— Мы выломали ограду, наспех сколотили большие деревянные щиты. Открыли ворота, впустили осаждающих. Я потерял ещё троих, но в свалке мы нарубили столько, что выжившие откатились сначала из сарая, затем из деревни. Осада продолжалась до вечера, пока не приехал конный разъезд местных, орков разогнали, девочку местные забрали. Я запомнил её лицо. Нет, она никого не убивала. Но когда всё закончилось, девочка с нечеловеческим взглядом полосовала орочьим кинжалом тушу одного из нападавших.

Нарнетт поглядывала на костерок. Продолжала не замечать ожидающего Андалфа и нарезающих вокруг неё круги Порлехта и его гвардейцев.

— Второй случай произошёл на западных островах, госпожа, на архипелаге Свободы, — продолжал Кэрвдон. — Мы брали штурмом островную крепость. Я находился в отряде рыцарей самого графа Галдерса. Когда авангард откатился от ворот крепости, наш отряд вышел вперёд, чтобы прикрыть отступающих и стянуть стрелков на себя. Из крепости по нам запустили огромный каменный шар, меня задело по касательной. Я укрылся с остатками отряда в блиндаже, что соорудили местные осаждающие, к которым мы прибыли на помощь. Внимание моё привлекло тело девушки. Увидели её и мои сослуживцы. Девушка носила рясу, вероятно, была священницей-целительницей, точно с материка. В руке она сжимала анкх, сжимала так сильно, что на пальцах застыли струйки крови. Кто-то начал строить теории, кто-то требовал выбираться в сторону своих, но только я обратил внимание на одну деталь. Девушка носила обручальное кольцо.

— Значит, она не была монахиней. Её сан был низок, — сказала Нарнетт, повернув голову к рассказчику.

— Для меня это было неважно, ваша светлость. Тогда я подумал, что может завести замужнюю женщину на дальние берега? Сколь долго её будут ждать любимые дети, муж, подруги из гильдии врачевателей? Какие слова она произносила в предсмертной молитве и желала ли, чтобы мы, будучи чужаками на островах Свободы, победили местных? Эти вопросы мучают меня последние десять лет. Вопросы, которые я сам задал себе. И на которые нашёл только один ответ.

Нарнетт слушала. Ближе подошёл чародей, кажется, слушать стал и он. Рыцарь продолжал:

— Неважно, кто она, сколь много добрых или злых поступков за её спиной. Она принесла себя в жертву ради чужих идеалов. Она знала, что женщине на войне не место. Но она записалась в армию, пошла лечить. Возможно, чтобы прокормить семью. Возможно, по наитию или воле Всеотца. Однако она сделала судьбоносный выбор, стала символом для мужчин-военных.

— Но она в отличие от той девочки была уже мертва, — сказала Нарнетт. — Какая мораль у этой истории? Ведь её подвиг видели только те, кто укрылся в блиндаже.

— Мы разнесли эту весть по всему войску, когда выбрались. Мы вытащили её тело, показали своим. Долго говорил сам граф Галдерс, хваля волю и силу мужества простолюдинки, что умерла вдали от дома и семьи. Люди расцветали на моих глазах. Вся эта банда, которую собрали с огромного герцогства и смешали с добровольцами из других герцогств, каким был я, превратилась в настоящую армию, в единый организм. Немного нас участвовало в том штурме, острова мятежников были не очень большими. Но участие в этом странном ритуале принимали все. Замок взяли к вечеру, отделавшись минимальными потерями. А история о храброй целительнице попала на материк, превратилась в байку, которую иногда травят в тавернах. Один из вернувшихся рыцарей настолько преисполнился этой девой, что вышил её изображение на своём гербе. Я слышал, он подался в монахи, служит Конклаву.

— А что ты делал там? — спросила она. — Архипелаг Свободы не является зоной интересов королевства, там хозяйничают бандиты и пособники герцогов Итиллиэдрских.

— Я воевал за них самих, за герцогов Нортирара, — ответил командир рыцарей. — Ваш отец отпустил меня в командировку.

— Отец отпустил придворного рыцаря? Ведь командиром ты стал только недавно… Кэрвдон, — осенило её. — Ты один из той пятёрки, что приглядывает за мной по воле отца?

Рыцарь оглянулся, рядом с ними никого не было, люди отдыхали или дежурили в отдалении. Андалф отошёл в сторону, не слышал их. Кэрвдон кивнул.

— Всегда смущала теплота, которая иногда пробуждалась в тебе, — смущённо сказала Нарнетт. — Только не говори, что я похожа на твою дочь или жену, не поверю.

— Я бесплоден, госпожа. Но никогда бы не отказался от такой дочери.

Нарнетт стыдливо отвернула голову и сказала:

— А я бы отказалась. Что ж… Интересно. Осталось найти ещё двух. Ты тоже дал обет, как… Полагаю, я не могу говорить.

— Когда вы найдёте их, то очень удивитесь, госпожа. Любят вас все пятеро, но каждый по-своему. Один — как желанную дочь. Другой — как лучшую правительницу, чем ваши родители. Третий — как возлюбленную. Прошу прощения. Желания двух других мне неизвестны, как и их имена. Но двое других уверены в их любви к вам, я доверяю им.

— У тебя верное сердце, храбрый рыцарь. Собираемся, сир Кэрвдон. Ваша приёмная дочь зовёт вас на бой.

Рыцарь одарил её доброй, отеческой улыбкой. Никогда ещё Нара не видела, чтобы суровые мужи могли так улыбаться.

— Андалф, хотела поговорить, присаживайся, — сказала она, едва рыцарь ушёл отдавать приказы.

— Госпожа, мы собираемся. Что за нужда возникла в столь тёмный час?

— Не говори загадками, Андалф. Я хотела… Хотела узнать перед окончанием нашего пути. Это правда? Правда, что ты на днях ездил в Малый лес?

Старик отмолчался. Но кивнул.

— Где ты похоронил её? — спросила девушка.

— Привёз домой, похоронил у усадьбы её отца. Она ведь наполовину благородная, но без фамильного имени. Старик и его чистокровный сын не возмущались, помогли с могилой.

— Ольта, глупая, вспыльчивая, наивная… Но сильная. Такой силы мне не хватает сейчас. Будь она у нас, не потребовалось бы целое войско.

— Боюсь, это так, — согласился старый маг.

— Сир Кэрвдон только что поведал мне о своих командировках по свету. О том, какие героические женщины бывают, как они могут вдохновлять мужчин на совершение подвигов.