Верное сердце

— Я не стану одной из вас. Никогда.

— Даже сейчас от тебя исходит неуверенность, — продолжал он. — Мы, бесчувственные, являясь высшими хищниками, чувствуем такое в живых. Что-то на уровне феромонов.

— Какой слог из уст бастарда, ненужного законным наследникам!

Он не чувствовал, потому не ответил на оскорбление.

Луны на тёмно-бирюзовом небе не было, его застилали облака. Нарнетт напряглась, попыталась всмотреться в едва заметную ложбинку впереди, между двух рядов кустов. Тщетно.

— Я пойду с Ахайрой, — сказал старший. — Стойте здесь.

— Нет, мы пойдём вместе! Я вас сюда привела, я и уйду со всеми!

— Дитя, молчи, — приказал Кортлеус. — Твои эмоции ни к чему.

Эндаррия удержала Нару за руку. Нарнетт не чувствовала холода, словно холодела сама. Двое скрылись впереди. Шелест кустов и травы прекратил быстро.

— Зачем тебе это всё? Мы бы спали дальше, как и они, — из тьмы появился бастард Модерик. — Не трожь рану, сама заживёт. Так поговаривает человек последние столетия.

— Мы боимся, что они начнут устраивать набеги и налёты в следующем году на наше герцогство, — ответила герцогиня. — Заразу нужно уничтожить.

— Только ли безопасность волнует тебя? — продолжал он, глядя прямо перед собой.

— Нет… Эти горные долины наши, — Нарнетт оглядела деревья кругом. — В них нужно возвращать жизнь. Их нужно подчинять обратно. Да, земли дикие, неприветливые, воевать здесь не за что, если не считать прокорма и древесины. Но это наше.

— Ты хозяйка герцогства, фигура, — Модерик сделал пару шагов вперёд, Нара осмелилась зажечь фонарь поярче, чтобы увидеть спину бастарда. — Как думаешь, чья злая воля распоряжается в этих местах в тёмное время суток?

— У них… Есть вожак, полагаю.

— У любой стаи есть вожак, — продолжала фигура в потрёпанном фраке. — Я говорю это не просто так. Нашей стае тоже нужен вожак. Не древнее существо, что вечно спит. И помнит времена, когда материки имели другие очертания. А существо юное, способное, ответственное.

— Нет, нет и нет! — чуть повысила голос она.

— Ты уже сделала выбор. Просто боишься признаться себе. Стыдишься. Эндаррия, — обратился он к прабабке, слегка прошипев. — Думаешь, тот приезжий волшебник нарушил связи не только в её организме, но и в организме её сына?

— Нет ответа, — сказала она, подойдя к Наре чуть ближе.

— Дитя, ты ведь не всё нам рассказала, — из тьмы бесшумно появились Кортлеус с Ахайрой. — Твоя человеческая натура что-то скрывает. Глаза бегают по сторонам. Мы свои. Некому нам рассказывать о твоей тайне.

Нарнетт подогнула платье под себя, села на землю, прямо на кучу листьев. Задумалась. Но решила выложить:

— Колен последние месяцы перестал быть собой. Стал более ранимым, вспыльчивым, хуже учится. Удовольствие ему доставляет одна приезжая девочка, о сущности которой я могу только догадываться, а мой двор за четыре года её жизни у нас настроил великое множество теорий. Сегодня, перед моим отъездом, я увидела новые симптомы. При сильном эмоциональном потрясении и у меня, и у него начинаются одинаковые изменения организма. У него пока изменения внешние. Больше выпадающих волос, потрескавшиеся ногти, лопнувшие сосуды в глазах. Но дело идёт, как я сказала, также к изменениям психики.

— Все проходили через это. Симптомы у всех разные, но, учитывая вашу близкородственную связь, ваши симптомы вполне могут быть схожими.

— Правда, Кортлеус? — ядовито выдавила она. — И это лишь малая цена за ваши сверхспособности?

— Это не способности, дитя, — он встал напротив неё, навис злым роком, как демоны с какой-нибудь картины. — Наши эмоции и сердце мертвы. Остаётся только мозг. Или то, что его замещает. Нам не нужны ни секс, ни еда, ни иные удовольствия и потребности, что требуются живым. Мы больше похожи на мертвецов. И физически являемся ими. Но от человеческого у нас остаётся разум. И память. Самое страшное, что мы помним, кем были. Все свои грехи и то, что могло бы вызвать в нас тёплые чувства.

— Моему отцу вы рассказывали то же самое?

— Твой отец побывал у нас в более спокойные времена, — отвечал старейший. — Ему не нужны были лишние подробности. Он отказался сразу, мы не настаивали.

— Зачем я вам нужна? — Нарнетт оглядела вставших вокруг неё предков, словно те пытались посвятить её в свою стаю. — Эндаррия как-то сказала, что, если отбросить мои недостатки, то у меня есть достоинства. Как я понимаю, и как предполагает Модерик, именно эти положительные качества нужны вам?

— Нужно прервать цикл, — вступила Ахайра. — Цикл может прервать только существо иного толка. Ты, если превратишься в одного из нас, всё ещё будешь обладать какими-то человеческими качествами. Из-за того волшебника, что прорвался через твою природную защиту, да. Но со временем и человеческое пропадёт в тебе.

— Реформы? — удивилась Нарнетт. — О, Всеотец, вампирам, древним существам, что веками спят в горных руинах, требуются перемены?

— И твоим потомкам требуются они, — ответил Кортлеус. — Если ты хочешь, чтобы они перестали стоять перед таким выбором.

Нарнетт ещё раз осмотрела нависшие над ней фигуры. Из-за слабого огонька фонаря фигуры выглядели чрезвычайно зловещими, неподвижными и монументальными, словно памятники давно угасшей цивилизации.

— И какой же выход? — наконец спросила она.

— Смешение крови, — ответила Эндаррия. — Каждое следующее поколение должно смешивать свою кровь с кровью вайев, пришельцев. Или с кровью представителей других народов. Но только не с кровью морнцев. Морнцы должны окончательно раствориться, даже дворяне. Тогда этот цикл замкнётся.

— Эндаррия, вы хотите… — Нарнетт не верила сказанному. — О, милостивые боги, выбирать будущие партии всем последующим поколениям, включая моего сына?

— Не выбирать, — флегматично сказал Кортлеус. — Наставлять на правильный выбор.

— Но зачем-то же великим силам понадобилось ваше нахождение в этом мире. Разве нет? — девушка покрутила руками, словно просила помощи. — Не нарушите ли вы баланс сил, заданный чем-то, что находится за пределами нашего мировосприятия?

— Взгляни на нас, дитя, — старший присел на корточки, для убедительности «поджёг» глаза и выдвинул когти. — Высшие силы ставили эксперимент. Можно ли создать что-то среднее между жизнью и смертью. В ходе опытов пришли к такому результату. Мы не нужны этому миру, мир не замечает нас и не нуждается в нас, как и мы не нуждаемся в нём. Но иногда, во времена катаклизмов, от нас постоянно требуется участие в защите этого мира. Понимаешь?

— Смерть — часть сущего, сказал однажды один мудрец… — вспомнила герцогиня. — Всё это очень странно… Каждый раз я узнаю от вас столько нового, что у меня голова идёт кругом.

— Я не прошу понимать всё. Прошу принять это как данность. Мы, старшие, вторые после верховного лорда, выступаем против пополнения нашей семьи нашими дальними родственниками. Ты сделала выбор. Это читается по твоим глазам, — Кортлеус демонстративно сверкнул лавовыми рубинами. — На нашем роду упырей нужно поставить точку. Но в нас нет эмоций для этого.

Нарнетт прижала руками колени, упёрлась головой о сомкнутые в кулаках запястья. Возмолилась всем богами, каких знала, попыталась спросить, что ей нужно сделать именно сейчас, но все, абсолютно все молчали. И её потусторонняя сущность, и высшие силы. Её друзьями были только они. Только они видели в ней что-то такое, что могло изменить мир к лучшему.

— Ваш путь — это тупик, — отрешённо начала она. — А смысл жизни — в бесконечном обновлении её и наполнении прекрасным, начиная с образов картин и заканчивая талантами, кои могут создавать цивилизации. Вы правы, я сделала выбор, которого боялась. Но мой выбор касается не вас. Хочу, чтобы вы усвоили это.

— Говоришь, как настоящая герцогиня. Хотя мы старше тебя на сотни лет, — Нарнетт увидела жуткую улыбку Ахайры, улыбалась она явно «по памяти».

— Мы не будем отговаривать тебя, дитя. Твой выбор — закон для нас, — констатировал Кортлеус. — Идём. Мы убили несколько дозорных. Слишком долго говорим, могут появиться новые.