Страница 5 из 15
Кабаны сходили с ума. Их шерсть лизало пламя, оставляя болезненные ожоги. Животные терпеть не могли ни огня, ни боли, носясь из стороны в сторону в поисках спасения.
Но его не было.
Всё вокруг полыхало: избы, частокол, ворота, даже сама земля.
Противник не просто пропитал горючим здания. Казалось, что заминирована сама почва. Город-ловушка, которая только и ждала, когда какой-нибудь придурок заведёт внутрь своё войско.
А он это и сделал.
Идиот. Не видящий ничего в упор идиот.
Гюнтер не заподозрил ничего, когда увидел пустую смотровую вышку. Он не усомнился в словах Богучарова, когда его солдаты без боя распахнули ворота.
Его охватил азарт близкой беззащитной добычи, победы, славы. Возможность реабилитироваться перед боссом и снова оказаться лучшим.
«Везувий», сообразил он. Итальянский вулкан, который сжёг целый город. Когда-то Гюнтер получил хорошее образование, и остатки его ещё сидели у байкера в памяти.
Назови они операцию «Помпея», сразу было бы всё понятно. А вот «Везувий»… Да он даже не вдумывался в название.
Кнехты горят заживо, бросая на землю оружие, пытаясь сорвать броню. У кого-то это выходит, а у большинства — нет.
Бригантина и металлические элементы практически вплавляются в плоть намертво, прожигая мышцы, выжигая нервы, испаряя кровь в сосудах.
Сгореть заживо. Какая же мучительная смерть. Пехотинцы всегда были выносливыми, и сейчас эта характеристика стала их проклятьем. Она не давала им быстро умереть.
— Гюнтер! Гюнтер, чёрт тебя дери! — будто через пелену тумана и стену грохочущего шума, к нему обращается Суровый.
Лидер всадников ошалело переводит на того мутный взгляд. И не узнаёт своего зама.
Чумазое, почти полностью чёрное лицо в саже, отсутствующие брови, похоже, сгорели в огне, и буквально полыхающая шевелюра, которой его заместитель не раз и не два хвастался, подражая каким-то хеви-метал музыкантам.
— Нужно выбираться пока не поздно! Иначе мы тут все подохнем! — орёт Суровый, что есть сил. — Гюнтер, соберись, твою мать!
Крик выходит сиплый, сухой, хрипящий, похоже, от обжигающего воздуха у собеседника пострадала гортань.
Да и сам Гюнтер чувствует, что каждый вздох и выдох приносят нестерпимую боль.
Раскалённый воздух обжигает лёгкие, чуть ли не проходясь лавовыми каплями по носоглотке и трахее.
Им нужно уходить. Валить к чёртовой матери из этого Ада.
Гюнтер осматривается в поисках решениях.
Выход, выход, где же выход…
Его не могло не быть!
Взгляд вновь приобретает осмысленность, мозг, ощущая смертельную угрозу, выбрасывает в кровь огромную дозу адреналина.
Или проходит дебафф «Паника», тут уже можно трактовать двояко.
Воздух уже не кажется таким мучительно раскалённым, а крики кнехтов не звучат столь пугающе.
Его растерянность длилась едва ли меньше минуты, хотя в неё уместилось так много.
Гюнтер анализирует проходящее, как и всегда до этого мгновения. Хладнокровно, здраво и рационально.
Пытаться спрятаться в избах от пожара? Дурость, они и сами горят, а уже скоро могут и вовсе обвалиться.
Попробовать вскопать землю и спрятаться от огня там? А хватит ли времени? Да и даст ли противник это сделать?
Очень навряд ли.
Атаковать стены?
Какой в этом смысл? За ними земляной вал, а, значит, пробиться насквозь не получится.
Остаются только ворота! Единственное уязвимое место, через которое можно попробовать прорваться. Мощные, окованные железом, полыхающие вместе с оградой. Но за ними свобода!
— Кто ещё хочет жить — за мной! — Гюнтер вскидывает вверх своё кавалерийское копьё
Навык «Воодушевление» активирован!
Его рык на секунду перекрикивает гул пламени, после чего снова затихает.
Но те, кто ещё в сознании, кто ещё не рухнул в панику с головой — они слышат его клич.
Умирающие, со слезающей плотью, с чёрными костями и невыносимой болью, заполняющей сознание, они встают на ноги, хватают брошенные щиты и копья и бредут в его сторону.
Подошвы сапог уже расплавились, голые и обожжённые стопы шагают по чёрной земле, но им всё равно.
Они хотят жить! Они не желают умереть!
Не в этом Аду! Не так! Только не сейчас!
По правую руку замирает Суровый и только он. Остальные наездники были не способны удержать своих кабанов, когда те сошли с ума.
Только навыки лидеров уберегли разум животных от неконтролируемой паники. Четверых всадников можно списать со счетов. Возможно, они мертвы. В любом случае — уже не воины.
Многих выбивают снаряды из за стен. Стрелы, камни, глиняные горшки.
Дождь смерти ни на мгновение не ослабевает.
Но они укрываются щитами. Держат напор противника, даже не думают отступать.
Гюнтер вновь оглядывается на своего зама. Сейчас тот не шутит, не скалится и не язвит. В глазах плещется торжество и… надежда.
Да, слабая, едва уловимая надежда.
Что его босс справится, как и всегда. Прогрызёт им путь к победе.
И спасёт их всех из костлявых лап смерти.
— За… МНОЙ! — воздух грохочет от его рёва. Само пламя уступает натиску его воли. Верный хог под ним срывается с места.
С безумным визгом он ускоряется, что есть сил, несясь прямо на объятые огнём ворота.
Пламя пожирает древесину и металлические петли. Ослабляет их, делает их более хрупкими!
Кавалерийское копьё Гюнтер опускает перед собой. Его наконечник озаряет золотистый свет. Свет, что разгонит все сомнения и отбросит страх.
Навык «Усиленный натиск» активирован!
БАХ!
Ворота разлетаются в щепки.
Слышатся крики, возгласы, треск древесины и скрежет металла.
Гюнтер ощущает, как холодный воздух, а не раскалённое пламя, болезненной струёй проникает в его лёгкие.
Хочется выплеснуть всю накопившуюся боль, расхохотаться, но приходит только лишь куда большая боль.
Обожжённая носоглотка полыхает, как настоящий термоядерный реактор, сердце глухо бьет в ушах. Гюнтер ощущает, как сознание утекает, словно песок сквозь пальцы.
— Сука, только посмей мне тут подохнуть, урод! — раздаётся сбоку крик.
Суровый. Да, это он.
— Я тебя, мать твою, отсюда выведу, а после и на тебя же скину все грехи. Ни за что я не поеду один к Джо-Джо! — поводья его кабана перехватывает несущийся рядом зам, а уже следом тянет за собой.
Да, Джо-Джо будет определённо недоволен…
А следом разум Гюнтера погружается во тьму.