Страница 9 из 22
Неприятные ощущения на предплечье усугубляла ещё и смутная тревога, которую почувствовала после рассказа Сана. Уми не могла утверждать наверняка, что этот Рюити Араки представлял какую-то угрозу. Но всё же стоило разузнать об этом колдуне побольше, чтобы в случае чего быть начеку.
На другой стороне моста Уми заметила большую и тревожно гомонившую толпу. В столь ранний час подобное было редкостью, и потому Уми не стала проходить мимо, а подошла поближе, чтобы послушать, о чём судачили в толпе. Сан тенью следовал за ней.
– Надо же, совсем ничего не осталось, – покачала головой молодая женщина в тёмном и заношенном кимоно – видимо, служанка.
– А ведь я сюда ходил, сколько себя помню, – причитал старик с длинной и тонкой седой бородкой, которая тоскливо развевалась на ветру.
– Что тут случилось? – спросил коренастый мужик, подошедший следом за Уми. – Ни черта не могу рассмотреть впереди, хоть убейте!
– Да святилище ночью погорело, – печально вздохнув, ответил старик. – Хорошо хоть, не пострадал никто…
– Ну-ка расходитесь давайте, расходитесь! Нечего тут глазеть! – раздался окрик полицейского. Уми, которая была на полголовы выше остальных, увидела блестящий козырёк его фуражки: полицейский крутил головой во все стороны и размахивал руками, словно разгонял стаю наглых ворон. За спиной полицейского виднелся обугленный остов погоревшего святилища – как и говорила женщина из толпы, от него и впрямь почти ничего не осталось.
Не дожидаясь, пока резко отхлынувшая от святилища толпа отдавит ей ноги, Уми отошла в сторону и сделала вид, будто ждёт кого-то.
Сама же она осматривала дом, который притулился к старому святилищу почти вплотную. Уми казалось странным, что огонь не перекинулся на него. Зато святилище выгорело дотла, словно кто-то специально сдерживал огонь и не давал ему двинуться дальше…
– Колдовская работа, – проворчал себе под нос Сан, о присутствии которого Уми напрочь успела забыть – так глубоко она погрузилась в раздумья.
Сделав вид, что поправляет сползший носок, Уми наклонилась к Сану и зашептала:
– Откуда ты знаешь?
– Чую, – коротко ответил Сан и снова сморщился, как старая маринованная слива. – Магия у них смердит так, будто ещё по прошлой весне что-то в кустах сдохло.
Похоже, у Сана с колдунами были какие-то свои личные счёты, потому как прежде Уми не доводилось слышать, чтобы другие ёкай говорили о них в подобном тоне.
Как бы то ни было, вся эта история с сожжённым святилищем выглядела странно. Откуда было сильному колдуну взяться в Ганрю, на самых задворках империи? И зачем сжигать какое-то крохотное святилище в старом квартале?
Заметив краем глаза какое-то движение, Уми повернула голову и обнаружила, что к ней приближалась невысокая и пухленькая женщина с большой корзиной наперевес. Лицо у неё было румяным, как наливное яблоко, а непослушные курчавые волосы выбивались из-под плоской соломенной шляпы.
Женщину эту звали Томоко Ёсида, и она вот уже на протяжении двадцати лет работала в усадьбе Хаяси домоправительницей.
– Ах, Уми, беда-то какая! – всплеснула руками Томоко.
Из корзинки, накрытой крышкой, на Уми пахнуло рыбным духом – похоже, Томоко как раз возвращалась с рыбного рынка, который был неподалёку.
– Давай помогу, – улыбнулась Уми и протянула руку за корзинкой. Томоко безропотно отдала её, хотя в любой другой день наверняка стала бы артачиться и говорить, что не пристало господской дочери рыбу с рынка таскать. Похоже, вид сгоревшего святилища и впрямь очень расстроил домоправительницу.
Сан смерил подошедшую женщину напряжённым взглядом, и Уми, покосившись на него, чуть заметно покачала головой. Томоко не могла видеть ёкай, но она была одной из немногих, кто знал о способностях Уми. Живя с человеком под одной крышей столько лет, трудно долго держать что-то в секрете.
– Подумать только, я же вчера заходила туда, чтобы переброситься словечком со старым Кодо! – принялась тараторить Томоко. – Ты его не знаешь, он каннуси из святилища Поющих Сверчков. Иногда он лично приходил сюда, чтобы присмотреть за святилищем – так давно оно без хозяина, всё никого туда назначить не могли. Так вот, он сказал мне, что…
Уми довольно быстро потеряла нить рассуждений Томоко. Она то пускалась в пространные объяснения, то, наоборот, едва упомянув о чём-то, тут же переключалась на что-то другое. Вся суть истории Томоко сводилась к тому, что в сгоревшее святилище Речного Покоя только-только назначили нового каннуси, но вступить в должность он так и не успел. Да и само святилище Томоко было жалко чуть ли не до слёз – оно было одним из самых старых в Ганрю, и, даже если у города найдутся деньги, чтобы отстроить его заново, оно уже никогда не будет таким, как прежде…
Наконец, когда они добрались до ворот усадьбы Хаяси, запас красноречия Томоко иссяк. Распрощавшись с Уми в коридоре, Томоко быстро разулась и поспешила на кухню, где тут же принялась распекать за нерадивость одну из прислужниц.
Уми же медленно побрела к себе. Её комната располагалась на втором этаже усадьбы – старого дома с черепичной крышей и коньками с резными драконами. Всё, чего ей сейчас хотелось – это упасть на футон и проспать мёртвым сном по меньшей мере до обеда. Стоило Уми оказаться дома, как зуд на предплечье тут же стих, и до поры она напрочь о нём забыла.
Но не успела Уми преодолеть первую ступеньку лестницы, как дорогу ей перегородила девочка лет шести. Чёрные и блестящие волосы не доходили ей до подбородка, а от яркого цветочного узора на её кимоно рябило в глазах.
– Вернулась, наконец, – проворчала девочка, смерив Уми недовольным взглядом. Голос у неё оказался довольно низким, а манера говорить была скорее свойственная взрослой женщине, чем ребёнку.
Ничего удивительного в том, однако же, не было. О-Кин – именно так звали любительницу ярких кимоно, – была не человеческим ребёнком, но дзасики-вараси: другими словами, домовым духом, охранявшим усадьбу Хаяси и всех его обитателей.
О-Кин очень не любила, когда кто-то из её подопечных исчезал из-под её пригляда надолго. И потому она всякий раз принималась ворчать на Уми, стоило той только показаться дома после очередной смены в игорном доме.
Но сегодня настроение домового духа оказалось омрачено появлением нежданного гостя, который, учуяв появление более сильного ёкай, тут же спрятался за Уми.
– Кого это ты притащила в дом О-Кин? – нахмурилась ёкай и наклонилась, чтобы разглядеть Сана получше. Бедняга чуть не трясся от охватившего его страха, но всё же взгляд О-Кин он выдержал стойко.
– Пф, слабак, – махнула рукой дзасики-вараси, и напряжение на её хорошеньком, почти что кукольном личике сменилось скукой. – Даже неинтересно.
– Он не для твоего интереса здесь, – устало проговорила Уми. Она обошла вставшую посреди лестницы О-Кин и поднялась к себе. – Это Сан, и пока он поживёт у нас.
Уми очень надеялась, что О-Кин не станет задирать Сана и даст ему отсидеться в усадьбе спокойно хотя бы несколько дней. Терпимостью О-Кин не отличалась: если что-то было ей не по нутру, она начинала пакостить всему дому – то огонь в очаге не даст разжечь, то посреди ночи устроит во всём доме жуткий сквозняк. И длиться это могло до тех пор, пока гнев О-Кин не утихнет – или пока её не умаслят дополнительной чарочкой с сакэ, которую каждое утро Уми выставляла на небольшой домашний алтарь.
Видя, как поджала губы О-Кин, Уми поняла, что одной чарочкой дела явно не решишь, и придётся попросить целый кувшин сакэ из личных запасов отца. Но усмирением домового духа Уми решила заняться позже – сейчас она чувствовала себя настолько обессиленной, что с трудом заставляла себя переставлять ноги.
Смерив Сана презрительным взглядом, О-Кин поспешила следом за Уми. Она умудрилась проскользнуть в её комнату ровно в тот момент, когда Уми как раз закрывала раздвижные двери. Став бесплотным, Сан просочился за ней и тихонько скрылся за створками стенного шкафа, воспользовавшись тем, что внимание Уми полностью переключилось на дзасики-вараси.