Страница 15 из 22
В усадьбе Хаяси отец всегда просыпался позже всех. Ложился он тоже последним: руководить целым синдикатом якудза, влияние которого во всей провинции возрастало с каждым годом, было делом нелёгким. Отца часто не бывало дома: чтобы держать «свою небольшую империю» под контролем, Итиро Хаяси приходилось разъезжать по всей провинции Тосан и самолично отслеживать, как шли дела в наиболее прибыльных для клана игорных домах и борделях.
Перед Обоном дел у отца было так же много, как и перед Новым годом, и потому перед самыми праздниками застать его в усадьбе было практически невозможно. Но в этом году, похоже, что-то изменилось. До Обона оставалось меньше недели, а отец, похоже, никуда не собирался.
За годы наблюдений за отцом Уми научилась определять, когда Итиро готовился к отъезду. Самым ярким показателем того, что отец собирался остаться дома, были письма. Чем больше запечатанных конвертов лежало на письменном столе отца, тем меньше была вероятность, что в ближайшие пару дней он куда-то уедет. Отец всегда прочитывал все письма сам, не допуская к этому делу даже своих помощников.
«Если я отдам на откуп остальным слишком много, то моё главенство над кланом Аосаки долго не продлится», – часто любил повторять отец, когда Уми раз за разом предлагала ему свою помощь.
Уехать и оставить хотя бы одно письмо без ответа отец попросту не мог. Поэтому, когда Уми увидела бардак на столе отца, она почувствовала облегчение. Когда отец был дома, ей всегда было как-то спокойнее.
Отец редко вызывал её к себе, и потому Уми терялась в догадках, что же ему могло от неё понадобиться – особенно теперь, когда он был так занят работой. Судя по пустым тарелкам, которые стояли на подносе возле письменного стола, отец даже завтракал прямо у себя в кабинете, чтобы не терять даром ни минуты.
– Пока ты спала, Ёсио заходил, – проговорил отец, откладывая в сторону очередное распечатанное письмо. Он бегло проглядел его содержание и, хмыкнув, снова поднял глаза на Уми.
Она сидела чуть в стороне от стола и смотрела на циновки, по которым полз маленький жучок с блестящим панцирем. С виду Уми казалась спокойной, но на деле в голове её крутилось множество мыслей. Зачем Ёсио приходил в усадьбу в такую рань? Неужели, помимо ведения игорного дома, у них с отцом были ещё какие-то дела?
Долго, впрочем, размышлять ей не пришлось: отложив письмо, отец продолжил говорить:
– Он рассказал мне о том, что произошло сегодня под утро в игорном доме.
Уми похолодела. Ну кто, кто тянул Ёсио за язык?
– Этот Косой Эйкити, – неумолимо продолжал отец, – из-за чего вы с ним повздорили?
Отец не любил, когда ему врали. К тому же, Уми не знала, что именно рассказал отцу Ёсио, и потому решила говорить, как есть.
– Он мухлевал. И в этом ему помогал ёкай.
Глаза отца расширились от изумления. Он знал о том, что Уми могла видеть духов, хотя поверить в силы своей дочери ему удалось далеко не с первого раза. Уми до сих пор не была до конца уверена в том, что отец и впрямь верил во все её рассказы об О-Кин и прочих ёкай, с которыми ей доводилось сталкиваться. Но в открытую он никогда не сомневался в её словах, за что Уми была ему благодарна.
– Хм-м, вот ведь зараза, – проворчал отец. – И что прикажете делать с этим жульём, раз они теперь заручились помощью ёкай? Приглашать на каждую смену каннуси из ближайшего святилища, чтобы он своими молитвами отпугивал нечисть?
Уми не сумела сдержать улыбку. Шутил отец только в том случае, когда он находился в хорошем расположении духа. В последнее время это случалось всё реже, и потому Уми радовалась про себя этой неожиданной, но приятной перемене.
– Думаю, пока одной меня будет более чем достаточно, чтобы следить за духами, – в тон ему ответила Уми.
Но отец покачал головой.
– Эта смена в «Тануки» была для тебя последней.
– Что? – Уми не могла поверить в услышанное. – Но…
– И это не потому, что меня не устраивало, как ты работаешь, – продолжал отец. – Дело в другом. С сегодняшнего дня у тебя начинаются смотрины.
Уми почувствовала, как неприятный холодок заструился между лопаток. Она знала, что рано или поздно это должно было случиться. Всё-таки совсем скоро Уми исполнится двадцать лет, что в империи Тейсэн считалось совершеннолетием и самым подходящим возрастом для вступления в брак. Но всё же Уми отчего-то хотелось верить, что отец будет настолько погружен в другие дела клана, что о её замужестве просто позабудет.
Как она была наивна! Отец никогда не забывал о том, что было связано с ней – и в особенности если это могло сослужить пользу всему клану. В конце концов она была единственной дочерью главы Аосаки-кай, и, разумеется, отец рассчитывал подыскать ей хорошую партию.
Уми не сумела сдержать тяжёлого вздоха, и отец постарался приободрить её:
– Не волнуйся, все женихи, которых я подыскал для тебя, исключительно прекрасные молодые люди. Кого бы ты ни выбрала, брак с ним послужит к чести нашего клана.
Уми с трудом удалось сдержать горькую усмешку, которая так и норовила искривить её губы. Будь у неё выбор, она вообще отказалась бы выходить замуж – какими бы распрекрасными ни оказались женихи.
– Первые смотрины назначены уже на сегодня, в час обезьяны, – продолжал отец.
Уми заметила на его лице тень облегчения: наверняка Итиро Хаяси готовился к более бурной реакции на известие о замужестве. Но при отце Уми никогда не давала волю чувствам. Не собиралась она изменять своей привычке и теперь. Известие о смотринах, за которыми могло последовать скорое замужество, окончательно выбило почву у Уми из-под ног.
С другой стороны, если ей не удастся избавиться от проклятия, то брак наверняка перестанет казаться для Уми самым страшным и неминуемым событием в её жизни. Разве может быть что-то страшнее скоропостижной смерти?..
От безрадостных раздумий Уми отвлёк голос отца.
– У меня есть для тебя ещё кое-что.
Итиро достал из ящика стола небольшой свёрток. Он протянул его Уми, и та взяла его, теряясь в догадках, что же может быть внутри.
– Открой его, если не терпится, – краешком губ улыбнулся ей отец.
Уми смущённо потупила взгляд и принялась рассматривать свёрток. Он был лёгкий и маленький, едва ли больше детского кулачка. Уми покрутила его в руках – внутри свёртка что-то еле слышно звякнуло. Потянув за конец тесёмки, которой был перевязан свёрток, Уми развязала её и осторожно развернула тряпицу.
В свёртке оказалась лакированная шкатулка, украшенная орнаментом из бамбуковых листьев. Никаких ручек или видимых крючочков, за которые можно было бы ухватиться и открыть шкатулку, Уми не увидела. Глаза её загорелись от восторга – шкатулки с секретом она очень любила. Отец, зная об этом пристрастии дочери, часто привозил ей подобные милые безделицы. Над одной шкатулкой Уми как-то корпела не один день, прежде чем сумела открыть её.
Вот и теперь Уми с интересом склонилась над шкатулкой. Повертев её в руках и попытавшись сдвинуть её стенки, Уми поставила шкатулку на стол и принялась рассматривать узор на её крышке. Среди острых листьев бамбука Уми увидела маленькую бабочку. Хрупкая и нежная, Уми поначалу и не заметила её. Она провела пальцем по бабочке и почувствовала под ней выпуклость. Это могла быть и краска, нанесённая особым образом, чтобы придать бабочке объём, а могла быть и часть механизма, открывающая шкатулку.
Уми осторожно надавила пальцем на бабочку, и крышка шкатулки с тихим шорохом сдвинулась в сторону.
– Ну и ну! – восхитился отец и расхохотался. – Я полдня ломал голову над тем, как открыть эту шкатулку, а тебе и пяти минут хватило, чтобы разгадать её секрет!
Польщённая похвалой отца, Уми отодвинула крышку в сторону. Глаза её расширились от изумления. Внутри шкатулочки лежала золотая шпилька-кандзаси на двух ножках. Сверху её украшал шарик из коралла, на котором с необычайным мастерством были вырезаны цветы сливы, летящие на ветру.
– Эта кандзаси украшала волосы твоей матери в день нашей свадьбы. Она как-то говорила мне, что этой вещице уже не одна сотня лет, и что она передавалась в её семье из поколения в поколение, – проговорил отец. – Не знаю, так ли это на самом деле, или Миори просто сочинила красивую легенду о древней семейной реликвии… В любом случае, я уверен, что она очень хотела бы, чтобы ты тоже её надела, когда будешь выходить замуж.