Страница 7 из 19
На улицу она вышла с пьянящим ощущением безумной авантюры. От денег, на которые еще сегодня утром строились поистине наполеоновские планы, не осталось практически ничего.
НИЦЦА
«Сейчас пять часов утра. Я сижу в своем номере отеля „Мажестик“ в Ницце, в самом сердце Лазурного побережья, и совершенно не верю, что все это происходит со мной… Странно, что ощущение того, будто все это — сон, пришло ко мне с большим опозданием. Авиабилет, тур, страховка — там, в Москве, все это было таким реальным, шелестело в руках, рябило разноцветными полосами фирменных бланков… А сегодня, как только самолет начал снижаться на этой отвоеванной у моря территории и янтарная полоска отмели вдруг сменилась стремительно надвигающейся на нас синей, сверкающей на солнце водой (было полное ощущение, что мы садимся прямо в море!), я вдруг перестала верить в то, что я — это я, и именно мне уготованы здесь три упоительных, совершенно сказочных дня!
Мне далеко за тридцать, я не интересую ни одного человека на Земле, все, что у меня есть — это нелюбимая работа и перспектива длинных холодных одиноких вечеров, которые растянутся не на одно десятилетие… Мое счастье где-то заблудилось, а может быть, просто не захотело задерживаться вблизи такой неинтересной особы, как я… У меня впереди еще много дней, чтобы подумать и поплакать об этом…
Но вот это волшебное время, вот эти три дня, три дня счастья и сказки, что достались мне благодаря простому лотерейному выигрышу — они мои! Я думаю, что это вообще единственное, что мне досталось в жизни хорошего. И поэтому я ни о чем не жалею и буду стараться провести время так, чтобы впитать выпавшую мне удачу всеми клеточками тела — тела не узнавшей настоящей любви старой девы — впитать его всеми порами кожи… Для того я и взяла с собой эту давнишнюю, оставшуюся еще со студенческой поры тетрадь, вырвала несколько первых листов с торопливыми формулами и на оставшихся листах в школьную линеечку буду записывать все, что со мной происходит… Конечно, три дня — смехотворно малый срок для того, чтобы можно было надеяться на чудо. Но все-таки… Черт возьми, что-то же должно произойти!»
Кира медленно захлопнула большую коричневую тетрадь, которая отныне стала ее первым в жизни дневником, и положила ее в верхний ящик изящного секретера из красного дерева. Еще вчера, как только говорливый, одетый в малиновую униформу портье проводил ее до номера и подчеркнуто бережно положил ее маленький, потертый на углах чемоданчик — это был весь Кирин багаж — в специальную нишу, Кира поняла, что этот номер в выбранном ею по непонятному капризу отеле действительно стоит не менее тысячи долларов в день.
Солнце пробивало разноцветные витражи балкона с видом на море и выкладывало на сверкающем паркетном полу замысловатую мозаику. Стены номера были затянуты блестящей парчой, и искры вспыхивали то тут, то там, как будто между складками парчи были запрятаны крохотные бриллианты… Мебели было немного — широкая кровать под балдахином, секретер, туалетный столик, прикроватная тумбочка, пузатый, на гнутых ножках гардероб, два кресла — но расставлена она была с отменным удобством и вкусом.
Она прошла в ванную комнату и долго не могла решиться взойти — вот именно «взойти»! — в эту огромную, похожую больше на мини-бассейн, мраморную чашу. Кира и понятия не имела, что ванны для купания могут быть сделаны из настоящего мрамора! И как было боязно дотрагиваться до этих золоченых краников: а вдруг они действительно сработаны из чистого золота?
«Да уж… Сантехник им здесь не нужен…» — подумала Кира. И ужасно рассердилась: она же дала себе слово не вспоминать, не вспоминать, не вспоминать о том, что ждет ее там, в Москве!
Она думала, что не сможет уснуть на этой широченной кровати, не решится даже сдернуть с нее тяжелое парчовое покрывало… Но она решилась — не сразу. Постель пахла лавандой, вербеной и еще чем-то мягким, уютным.
Она немного поплакала от невозможного счастья и очень быстро уснула…
Проснулась рано-рано, и ознаменовала свой первый день пребывания в раю первой записью в дневнике.
Потом она долго стояла на балконе, запахнув на себе гостиничный купальный халат, полной грудью вздыхала запах моря и рассвета и всматривалась вдаль, словно пыталась разглядеть в бриллиантовой полоске воды, сливающейся с лазоревым небом, что-то свое. Особенное, непонятное ни для кого другого…
В номер постучали.
— Voire petit dejeuner, madame![1] — Вчерашний портье вкатывал в номер накрытую салфеткой тележку.
Завтрак — это хорошо! Она вдруг почувствовала зверский аппетит. Но сперва…
— Dites me, s'il vous plaot, dans votre hotel il у a des visiteurs rasses?[2] — спросила Кира, сверившись с купленным вчера в московском аэропорту русско-французским разговорником.
— Oui, la madame. A la rez-de-chaussee se repose une belle famille, qui parte en russe. Mais le numero lux dans l'aile voisine emprunte veritable russe princess[3].
Почтительно поклонившись и помедлив ровно столько, сколько позволяли приличия (служащий дожидался своих чаевых, но Кира, углубившись в разговорник, не поняла его выжидательно молчания), портье ушел. Когда же до девушки дошел смысл оброненной им фразы, она рассмеялась и отбросила разговорник на кровать.
Русская княгиня! Да еще настоящая! Наверняка какая-нибудь новорусская жена, купившая себе титул в конторе типа «Рога и копыта»! Она читала, что услуги подобного рода предлагаются сейчас в Москве на каждом углу. Любой Иван-родства-не-по-мнящий может стать графом, маркизом или — бери выше — внебрачным отпрыском королевы Марии Антуанетты!
Не-е-ет, милые мои, времена, когда между Ниццей и столицей Российской империи существовало прямое железнодорожное сообщение, остались там, на руинах прошлого века, то в то время поездка в Канны или Ниццу для россиян означала практически то же самое, что и отдых в Крыму и на курортах Кавказских минеральных вод. В Ницце проводили время Гоголь, Бунин, Чехов, Герцен, Шаляпин, Немирович-Данченко, Дягилев, Нежинский, Анна Павлова…
— Вот тогда-то, сто лет назад, вам и надо было искать здесь «настоящих русских княгинь», — пропела Кира, окончательно развеселившись.
Она отбросила салфетку со столика на колесах. Так… круассаны, джем, фруктовый салат, бри и апельсиновый сок. Все правильно, настоящая французская гастрономия!
Круассан рассыпался во рту, джем был свежим, сок — свежевыжатым. Бледно-синяя от переизбытка крахмала сосиска и засохший салат из супермаркета на несколько дней остались там, далеко, где-то на краю земли, в чужой и скучной жизни…
С завтраком она покончила за десять минут. А потом, распевая во все горло «Марсельезу»:
Отречемся от старого ми-ира,
Отряхнем его прах с наших ног!
Кира и понятия не имела, что знает и помнит слова! — она быстро переоделась в купальник и отправилась на пляж.
Солнце только начало припекать и будто специально задалось целью ослепить Киру. Многочисленные бассейны и фонтаны — боже, сколько их! — хрустально звенели водопадом струй, рассыпая вокруг себя тысячи бликов. Стеклянная крыша знаменитого парка Бабочек, грандиозным экзотическим цветком распустившего гигантский прозрачный купол у самого входа на набережную, сверкала, будто огромный драгоценный камень.
Служащий пляжа подал ей полотенце с галантностью, которую можно было ожидать разве что от принцев крови. Пляж был почти пустынным — слишком рано. Кира сбросила купальный халат и, осторожно ступая босыми ногами по умытой прибрежной гальке, приблизилась к атласной кромке моря, о котором столько думала и столько мечтала!
1
Ваш завтрак, мадам! (фр)
2
Скажите, пожалуйста, в вашей гостинице есть русские постояльцы? (фр.)
3
Да, мадам. На первом этаже отдыхает прекрасная семья, которая говорит по-русски. А номер люкс в соседнем крыле занимает настоящая русская княгиня (фр.).