Туманный лисий мех

– Не ссорьтесь, – обстоятельно посоветовал Морж, медленно поворачивая руль. – Лучше скажите, куды поворачивать-то?

– Налево, любезный.

– Расслабьтесь, не ссорьтесь, покурите, съешьте чего-нибудь…

– У нас нет зажигалок, – раздраженно сообщил Мун.

– Ну, сейчас чиркнем спичечкой…

– У нас нет спичек, милейший, – развел лапами Ник. – И даже сигарет нет. В спешке забыли в чемоданах. А машина с багажом, кажется, поехала длинной дорогой.

Морда Моржа непроизвольно вытянулась.

– Тогда что вы, балбесы, брали? Ни спичек, ни сигар, ни даже еды не взяли. Я вас не понимаю, ребята! Кстати, а как мы найдем этого Перле без точного адреса? – уточнил Морж.

– Во всем Париже есть лишь один Перле, скупающий проклятые штучки, – усмехнулся Ник.

Лис сжимал в лапах книгу в кожаной обложке. Заяц поинтересовался, что это. Ник пожал плечами:

– Я вернулся в номер за Дитой и нашел это на полу. Видимо, она хотела ее взять, но не успела. Или уронила. А теперь мы еще и оставили наших милых дам одних по милости… ну, не будем пальцем…

– С ними ничего не случится, – шипел Мун. – Они были бы обузой, особенно твоя женушка. Мне не понравилось, как она говорила с Пропле. К тому же, им с Селиной не стоит знать всех тонкостей ситуации с Баннименом… Ты ведь тоже Дите не доверяешь, я прав? Она для тебя – лишь инструмент.

– Все же надо позвонить им из ближайшей гостиницы, дражайший. Хотя бы ради приличия.

Ник откинулся на сиденье и бережно раскрыл книгу.

Это оказался нелинованный блокнот. К внутренней стороне обложки был приклеен большой конверт, куда вложили тонкую красную тетрадь, «Дневник Лю Даи-Тай» на китайском. Блокнот был наполнен рисунками карандашом и тушью с подписями на французском.

На первой странице был портрет коня в маске змеиной кожи и написано: «Это Эйгуо. Мы с ним работали какое-то время… Коллеги по несчастью, можно сказать. Рубились по ночам в карты, все такое… Он слегка не в себе, поэтому именно к нему я обратилась, когда кошмары, наполненные бессвязными воспоминаниями о веках и странах, что я не могла видеть, стали особенно сильными. Его методы жесткие, но действенные. Он пробивал меня несколько раз электрошоком. А мопс Яозу, умеющий читать воспоминания, окуривал воздух вокруг меня благовониями и проводил сеансы гипноза. Не знаю, чьи методы лучше, но – помогло»

Стоило лису увидеть второй рисунок, и сердце замерло у него в груди.

Это был портрет молодой лисицы, обыкновенной на любого другого зверя, но только не для Ника: эту мордочку, эти глаза он сам нарисовал когда-то на своем сердце.

Подпись гласила: «Катлин. Цыганка. Моя самая первая ипостась. Родилась на юге Франции. Названа в честь матери, которая вскоре бросила дочь и мужа, сбежав с цыганом из другого табора. Катлин так и не смогла простить мать, поэтому мечтала о более-менее стабильной жизни. Когда юнец Николя, красивый и несерьезный, как его отец, пообещал на ней жениться… Нет, она его ждала. Она очень верила, но с каждым годом, с каждым днем эта вера таяла. Но когда Николя вернулся в ее жизнь, богатый и прекрасный, она соврала, что уже замужем. Она спасовала, она боялась испортить лису жизнь. Если он богат, зачем ему какая-то цыганка?.. Катлин прожила довольно долгую жизнь и покинула сей бренный мир, вернее, сие несовершенное тело, почти в шестьдесят. Весь табор считал ее сумасшедшей, помешавшейся от несчастной любви. И только мы знаем правду, Николя, ты и я: когда в нашем сердце угасает любовь, мы засыпаем. И лишь новый свет любви способен нас разбудить»

Лис несколько раз перечитывал эти строчки, раз за разом, и в его собственной голове вспыхивали воспоминания, одно ярче другого. Катлин, которую он веками жаждал забыть, пришла к нему снова ниоткуда, такая же легкая и прекрасная, как была.

***

Конец 15 века, Франция

Рыжий лис с желтыми глазами сорвал белый, будто фарфоровый ландыш, на лепестках которого еще блестели жемчужинки росы. Было ясное утро; солнце – большая золотая птица, – еще не успела взлететь совсем высоко, чтобы осушить на траве и цветах ночные слезы луны.

– Николя! – послышалось из-за деревьев, оттуда, где примостились цепочки кибиток и доносился запах костров. – Николя, где ты?

Голос был звонкий и принадлежал юной худенькой лисичке в синем платье.

– Я здесь, Катлин!

– Где?

– Здесь, Катлин, здесь! – отозвался лис, пряча ландыш за спину.

– А я уж думала, куда ты запропастился, – делано сердито сказала подошедшая лисичка, сминая весеннюю траву босыми лапками.

– Искал тебе подарок! – серьезно ответил Николя.

– Подарок? В лесу?

– Да. Смотри!

Лис протянул Катлин драгоценную находку.

– Первый ландыш в этом году, такой же нежный и красивый, как ты!

– Ну ты скажешь! – смутилась лисичка и приколола цветок к корсажу. – Я – просто цыганка, а это – просто цветок.

– Нет, не просто. Это – моя к тебе любовь. Помяни мое слово, когда-нибудь именно ландыш станет символом счастья!

– Ай, еще один предсказатель на наши головы!

– И нечего смеяться!

– Ах, нечего? Тогда погадай мне! Ну, давай!

Катлин протянула переднюю лапку. Лис погладил ее ладонь пальцами и начал тем же тоном, каким говорили в таборе все лисицы, умеющие гадать:

– Ну-ка посмотрим… Линия жизни широкая, как река – это значит, ты сильная. К тому же, она двойная – это сулит успех и богатство. Ой, ты посмотри! Ай-ай-ай, с ума сойти…

Николя поцокал языком, и Катлин насторожилась.

– Что?

– Твоя лапа уже в моей лапе, а я даже не просил – значит, ты, хочешь или нет, будешь моя.

– Дурак! – вскрикнула лисичка и отняла лапу.

– Сегодня я пойду к твоему отцу, – серьезно сообщил Николя.

– Ты итак ему с детства глаза вечно мозолишь – там твой золотой хвост мелькнет, тут, здесь Ник напроказничал, там набедокурил.

– Это давно было. А нынче я жених, ты невеста, и мы поженимся с тобой по цыганскому обычаю. Буду я богатый, и куплю тебе все, чего не попросишь: и жемчужные бусы, и коралловые серьги, и вообще все. Будут у нас лисята – мальчик и девочка, а лучше мальчик и две девочки, чтобы в семье было три красавицы вместо двух, и умрем мы в один день… Нет, мы никогда не умрем. Я даже на тот свет тебя не пущу, так ты мне по нраву.

– Какой прыткий! – фыркнула Катлин. – Так-таки лисята?

– Да.

– Так-таки не умрем?

– Да!

– Никто не обманет Смерть, дурачина.

– А я обману, клянусь, что обману, если ты поклянешься тогда быть моей.

– Размечтался! Сначала ты обмани, а там поглядим.

– Нет, поклянись!

– Ай, дурак! Ну, клянусь, клянусь, отстань…

– И клянешься, что не выйдешь за другого, не дождавшись меня?

– Клянусь, сумасброд!

И, не дожидаясь ответа, лисичка убежала. Николя ухмыльнулся ей вслед.

***

Через несколько лет

– Покажите еще сережки. Нет-нет, вон те, изумрудные. Вы бы купили такие своей жене?

Бобр-ювелир подал покупателю серьги и почесал в затылке.

– Она у меня не больно серьги носит, ежели только бусы, и то недорогие. Потерять боится. Она у меня, понимаете, из простых…

– Понимаю. Сердцу не прикажешь.

– Есть такое. Она и платьями особо не щеголяет. Только вот кулон с иконой и колечко носит обручальное…

Зеленые глаза лиса лет тридцати, облаченного в так называемое «бургундское» платье, состоящее из нескольких слоев дорогой ткани, загорелись.

– А какие у вас есть кольца? Перстни? – жадно спросил лис. – Что угодно. Я ищу нечто особенное для особенной девушки. Денег не пожалею.

Бобр и сам видел, что клиент зашел не просто языком трепать: одна темно-синяя куртка котарди с рукавами-буфами чего стоит, а про роскошную шляпу с пером и говорить нечего!

– Господину нужно порадовать супругу или сделать предложение? – лукаво уточнил бобер, сразу заметив, что обручального кольца у покупателя нет. – Есть рубины, изумруды. С гравировкой в виде сердца и надписями. Например, «Я не могу жить и не могу выжить без тебя». А еще – модные нынче кольца из желтого золота. Вот, взгляните, прошу вас… – услужливо предложил ювелир. – Изволите видеть, они искусно сделаны…