Страница 23 из 26
Но не стал я напоминать сыну и о красных разведчиках. Я просто понял, что Вовка есть Вовка, а не какое-нибудь среднеарифметическое, каждая минута — это минута Вовкиной жизни, и он хочет, чтобы были заполнены не чьи-то минуты, а его. Попробуй-ка успокой его тем, что кто-то, где-то ходит в походы. Ему от этого не легче, он-то не ходит. Напомнить лишь для того, чтобы не делал обобщений, чтобы не казалось вокруг все плохо? А ему и не кажется, он если и делает обобщения, то лишь о том, что вокруг все хорошо, а у него в отряде плохо, потому и переживает.
«КТО, КАК СОНЯ, ДРЕМЛЕТ…»
И все-таки надо было что-то сказать сыну. Я неуверенно напомнил о «Пионерской правде».
— Это же твоя газета. Там пишут о том, что могут и должны делать пионеры. Ты читаешь ее?
— Читаю. Только не всегда, — признался Вовка. — Там же рассказывают о тех, у кого все хорошо. Ее взрослые для нас делают. Они узнают о чем-нибудь новом и пишут. А вот о таких, как наш отряд, где ничего нет, ничего и не пишут.
— Вовка, а если бы тебя назначили редактором «Пионерской правды»?
— Меня?
— Тебя.
— Ты все шутишь, папа.
…Выпускать первый пионерский журнал, да не какой-нибудь рукописный, а отпечатанный в типографии, решили всё те же пионеры 1-го Краснопресненского отряда. Они и назвали его «Барабан». И хоть издателем журнала намеревался быть всего лишь один отряд, задачи его мыслились грандиозными. «На зов „Барабана“ все дети рабочих соберутся и пойдут ровными рядами, разливаясь большим потоком по всему земному шару и создавая везде отряды юных пионеров. Журнал „Барабан“ будет являться громким призывом к работе и объединению». Миша Стремяков и его друзья мыслили не иначе как в масштабах планеты. А пионер Женька Крекшин даже стихи по этому поводу сочинил:
Эй! Кто, как соня, дремлет,
Не будь бездельником, встань!
Город, село и деревню
Будит наш «Барабан»…
Сегодня в Библиотеке имени В. И. Ленина получить номера журнала «Барабан» не так-то просто, чаще всего они заняты. Ученые, педагоги, писатели изучают по его страницам начало пионерского движения. Еще бы! Я не знаю другого издания, которое бы так точно передало эпоху, да еще с непосредственностью мальчишек. Очень важным документом стал этот журнал. А как появился журнал на свет, рассказывал его главный редактор Миша Стремяков. Рассказывал через год после выхода первого номера, когда редакция праздновала свой скромный юбилей.
«Редколлегия была составлена из ребят-комсомольцев, которые раньше никогда не слыхали о том, как издается подобный журнал. Журнал был настолько необходим, что нам приходилось ни перед чем не останавливаться и добиваться издания журнала… Хорошо помню 12 марта 1923 года. Осторожно вхожу в контору типографии „Красный пролетарий“ и спрашиваю:
— Где можно видеть заведующего товарища Бокова?
— Боков здесь, — слышу сзади басистый голос.
Оборачиваюсь и вижу человека среднего роста, в очках, с очень строгим лицом.
Я немного было пал духом. Рядом ребята шепчут:
— Ну вали, не подкачай!
— Я из райкома, пришел с вами поговорить об издании детского журнала…
Внимательно выслушав, заведующий спросил меня:
— А как дело обстоит с финансами?
Я не смутился и начал говорить совершенно с другого конца о необходимости организации детского журнала и необходимости поддержки его со стороны рабочих организаций.
На это он мне ответил:
— А хозрасчет, батенька, забыли?
Я было начал снова, но он меня остановил, протер очки, улыбнулся, взял меня за руку и…
— Конечно, товарищ, журнал для наших ребят нужен, давайте материал, будем работать, выпустим немного, а потом сочтемся.
6 апреля 1923 года вышел первый номер.»
Потом вышел еще один. Журнал продавался по три копейки[9], а себестоимость его была 12 копеек. Девять копеек убытка на каждом экземпляре грозили разорением. Пять месяцев ждали пионеры следующего номера. А в октябре 1923 года Московский комитет партии поручил издательству «Московский рабочий» выпускать журнал. И журнал выходил регулярно, был очень веселым, часто просто озорным, а потому любим пионерами.
В редакции ценили шутку. Ребята охотно подсмеивались над собой, иногда и над журналом:
Журнал пикорами играет,
Журнал изменчив, как судьба,
То по уездам рассылает,
То не пускает никуда.
Ребята писали в свой журнал, писали то, что думали, и представали на его страницах такими, какими были. Часто по-мальчишески категоричными:
«Ребятки! Пора бы покончить всем пионерам и пионеркам участвовать и самим устраивать танцы. Пионеры не должны заниматься флиртом и ухаживанием, а танцы служат только для этого. Если некоторые говорят, что танцы развивают ребят физически, то пусть лучше, когда им захочется танцевать (т. е. физически развиваться), сделают несколько гимнастических упражнений, и это гораздо будет полезней для нашего здоровья и целей будет обувь. Во-вторых, когда танцуют, то поднимают пыль, которую мы вдыхаем в легкие и которая, в них осаждаясь, впоследствии вызывает чахотку. Долой танцы!»
Бывали и очень грустными. На станции Ховрино умер мальчик Полик. Пионеры хоронили его. Говорили речи над могилой и написали о своем друге в журнал:
«Полик состоял в звене „Красный паровоз“. Он был преданный пионерскому делу товарищ, и звено дало ему имя „Коммунар“. В Полике-коммунаре жил здоровый пионерский дух, но у него было слабое сердце, и оно не выдержало охватившей его болезни. Мы хороним нашего юного товарища, оставившего нас на двенадцатом году своей жизни, и склоняем над ним наше пионерское знамя. Вместе с тем мы клянемся продолжать наше пионерское дело, в котором он принимал такое славное участие. Мы клянемся добиться вместе со старшими товарищами осуществления коммунистического строя, который принесет счастье детям и всем трудящимся. Тогда не будут выходить так рано из наших рядов наши боевые товарищи, как выходит товарищ Полик-коммунар».
БЫТЬ ПЕРВЫМ
Все-таки мне удалось вытянуть из Вовки, как бы поступил он, окажись редактором «Пионерской правды».
— Я бы сразу напечатал заметку. Обязательство всем учителям, ну чтобы они давали поручения ребятам.
— При чем же здесь учителя?
— Как — при чем? Они же этим заведуют.
Так и сказал — «заведуют». Мне это казалось противоестественным, а Вовка был уверен, что учителя «заведуют» общественной работой и только от них ребята должны ждать поручений. Откуда эта уверенность? Откуда? Я вспомнил, как вступал сын в пионеры. Он пришел домой довольный и гордый. Учительница отобрала из всего класса десятерых — тех, кто, по ее мнению, должен стать пионером в первую очередь. Вовка оказался среди них. Он не задумывался сам — хочет ли быть пионером, это само собой разумеется, все хотят. Его отобрали среди первых десяти. Нет, не сами ребята, а учительница — значит, она и этим заведует.
Неделю, а возможно, две сын прилежно корпел над занятиями. Учительница сказала: того, кто получит двойку, в пионеры не примут, пока не исправит. Определять для самого себя, каким должен быть пионер, не надо, поставлено условие, к тому же простейшее — не получать двоек (пока не вступишь в пионеры). Всё решили за него другие, и от других он ждет теперь поручений.
Он готов пока выполнить любое поручение, оно пока для него радость. Прежде чем лечь спать, Вовка заставлял домашних слушать длиннющую поэму. Он читал ее с выражением каждый вечер, потому что записался на конкурс лучшего чтеца. Потом он перестал декламировать. Перестал, и ладно. Только теперь я вспомнил об этом конкурсе.