Страница 21 из 60
Гейденгайн на уплотненных алкоголем и окрашенных кармином препаратах видит, что клеточки слюнной железы, долго работавшей вследствие искусственного раздражения отделительного нерва, представляются меньшими по объему, более темными, более зернистыми и сильнее окрашиваются, чем клеточки железы, оставшейся в покое. Он толкует изменение картины так, что прозрачное вещество, составлявшее фон покойной клеточки, муциген, перешло в отделение, а в клеточку из крови отложилось новое вещество - зернистое и окрашивающееся кармином. Следовательно, по Гейденгайну, одновременно с частичным разрушением клеточки происходит и ее восстановление. Ленгли же, рассматривавший свежие препараты, а в некоторых случаях даже и части желез, оставшиеся в условиях нормального кровообращения, находит, что неработающие клеточки, сплошь зернистые вследствие раздражения отделительного нерва, постепенно все более и более лишаются своих зерен, причем с наружной стороны клеточки появляется и все ширится прозрачный пояс; вместе c этими изменениями также постепенно уменьшается и объем клеточки. Ленгли объясняет себе дело так, что зернышки исчезают из клеточек, образуя органический материал отделения, а наружный прозрачный пояс есть выражение отлагающегося из крови нового вещества, т. е. Ленгли, подобно Гейденгайну, принимает одновременное разрушение клеточек вместе с их восстановлением.
Но можно ли признать эти толкования авторов стоящими вне всякого сомнения и не нуждающимися в других доказательствах их справедливости: Нетрудно видеть, что возможны и другие объяснения, столь же естественные и даже еще более простые. В гейденгайновском препарате покойной клеточки мы видим на большом прозрачном поле редкие и маленькие зернышки, поэтому клеточка и кажется прозрачною. В препарате работающей клеточки поле последнейьшилось вследствие ухода из нее прозрачного вещества; поэтому зернышки сблизились, - некоторые могли даже слиться, - постому клеточка стала темнее и зернистее. Подобное же можно сказать и о картинах Лэнгли. Клеточки в покойном состоянии представляются зернистыми, т. е. на фоне прозрачного вещества имеются зернышки более темного вещества. Если зернышки исчезают при отделении, то естественно, что будет оставаться одно прозрачное вещество, по крайней мере на какой-либо части поля клеточки. Где же хоть какое-либо доказательство, что прозрачное вещество действительно нарастает вновь? Можно бы видеть это доказательство в данном случае в том, что прозрачный слой появляется снаружи клеточки, а разрушение зернышек естественнее предполагать на крае, обращенном к просвету дольки. Но исследования самого же Ленгли 1 [53] над пепсиновыми железами у различных животных лишают важности эту подробность. Оказывается, что у разных животных при исчезновении зернышек наблюдаются разные картины: иногда образуется не наружный, а внутренний прозрачный слой; бывает и так, что незаметно никакого прозрачного слоя, а уменьшение числа и размера зернышек происходит равномерно по всей плоскости клеточки. Подобное нашему толкованию геиденгайновской картины работающей железы было предложено еще в 1870 Эвальдом.2 [54] Но так как эвальдовское объяснение оспаривало другой пункт в учении Гейденгайна (судя по гейденгайновскому изложению эвальдовской работы, которой не мог найти в библиотеках Петербурга), то критика Гейденгайна на толкование Эвальда не приложима к нашему объяснению.
Таким образом у Гейденгайна и Ленгли нет серьезных оснований, почему бы их толкования должны быть непременно предпочтены нашим.
Это сопоставление возможных объяснений микроскопических картин приводит, как мне кажется, к неизбежному заключению, что одних микроскопических исследований для решения поднятого вопроса во всяком случае недостаточно и что необходимы прямые химические опыты, тем более, что только такие опыты и дадут возможность точного измерения, а следовательно и дальнейшего плодотворного исследования интересующего нас явления.
(Кроме микроскопических данных в пользу восстановления желез как следствия раздражения отделительного нерва можно привести еще некоторые химические опыты над отделением слюны, результат которых, по мнению их автора, всего бы лучше понимался именно при допущении этого восстановления. Я разумею опыты Вертера, [55] ученика Гейденгайна. Давно уже было показано Гейденгайном, что праздражении отделительного нерва в случае быстрого и значительного усиления раздражающего тока увеличивается процент как органического вещества слюны, так и ее солей, причем, однако, эти обе составные части изменяются в количестве совершенно независимо одна от другой. Вертер, вполне подтвердивший результат своего учителя, склоняется к следующему объяснению относительно выделения солей. При отделении в железу крови переходят новые белковые вещества, находящиеся в известных соединениях с солями. Белковые вещества остаются в железе для замещения истраченного органического материала, а соли идут в отделяемое).
Идем дальше. Допустим, что толкования Гейденгайна и Лэнгли верны, что, действительно, в силу указаний микроскопа необходимо принять при раздражении отделительного нерва восстановление железистой клеточки вместе с ее разрушением. Будет ли вполне безупречен вывод, что и восстановление железы тоже непосредственно возбуждается нервом, как ее разрушение? Мне кажется, что такое заключение переходило бы за пределы непосредственного содержания опыта. Восстановление в данном опыте могло и не зависеть прямо от нерва, a быть просто результатом времени, употребленного на раздражение нерва. Дело можно бы представить себе так. Раздражение нерва обусловливает израсходование запасенных материалов железы -- и только. затем уже истощившаяся клеточка сама по себе, в силу ее органических свойств, начинает набирать новый материал из крови. (Ведь пополняют же, по мнению некоторых авторов, мышцы истраченный ими во время работы гликоген при перерезанных нервах!). И за время раздражения нерва это самородное накопление материала предположительно достигает того размера, который наблюдают авторы. Очевидно, необходимо опыт продолжать и по прекращении раздражения, чтобы видеть, как действует на процессы в железе одно время.
Тем не менее Гейденгайн поднимает дальнейший вопрос: от каких волокон зависит это восстановление железы, или, как он выражается, рост протоплазмы? Дело в следующем.
В 1878 г. в статье, помещенной в XVII томе Пфлюгеровского архива, Гейденгайну посредством счастливых и остроумных опытов удалось привести веские доказательства в пользу взгляда, что в так называемом прежде отделительном нерве слюнных желез нужно различать 2 сорта нервных волокон. Одни волокна гонят воду и соли отделяемого; другие же определяют количество органического вещества в отделяемом, переводя органические запасы клеточки из нерастворимого состояния в растворимое. Эти разные волокна у некоторых животных при отдельных слюнных железах оказались распределенными даже по различным анатомическим нервам. Первым волокнам автор оставил прежнее название отделительных, вторым же дал название трофических. В конце цитируемой работы Гейденгайн, ставя себе вопрос, - не зависит ли от трофических волокон и рост протоплазмы, - отказывается дать определенный ответ. Ввиду же того, что для роста протоплазмы нужен питательный материал, он склоняется как бы к тому, что отделительные волокна, вероятно, содействуют этому процессу. Содействуют ли они в этом трофическим, или же они одни только и обусловливают рост протоплазмы, остается для читателя статьи неясным. В изложении же отдела о пищеварительных железах в «Руководстве к физиологии» Германа тот же Гейденгайн говорит уже вполне категорично. Вот его подлинные слов переводе: «Трофические волокна обусловливают химические процессы в клеточке, которые ведут частью к образованию растворимых составных частей отделяемого, частью к росту протоплазмы». Раз так, то мы должны считаться с таким выводом и подвергнуть его критике. Нужно признать, что это последнее утверждение Гейденгайна, если оно не описка, одно из самых неудачных положений во всем вопросе о восстановлении желез. Все против него, и ничего за него. Самим же Гейденгайном найдено, что сочувственный нерв у собаки содержит для околоушной слюнной железы только его трофические волокна, так что при раздражении этого нерва слюны не выделяется вовсе; тем не менее действие раздражения резко обнаруживается в изменении микроскопической картины железы. Но как? Во-первых, клеточки значительно уменьшаются в размерах, а во-вторых, становятся менее прозрачными, чем были в покойной железе, но далеко не достигают того помутнения, какое наблюдается после продолжительного отделения. Хороша демонстрация восстановительного нерва, когда под его влиянием железистая клеточка, ничего не выделял наружу, первее всего сильно уменьшается в объеме! Да и где же это вновь отлагающееся зернистое вещество, когда клеточка стала только несколько менее светлою, чем покойная? Далее, Лэнгли [56] справедливо замечает по этому поводу, что раз растворение запасов железы и их восстановление зависят от одних и тех же волокон, то представляется невероятным, чтобы эти процессы так расходились по размеру в различные фазы отделения, как это на самом деле наблюдается. Наконец можно указать и на следующее резкое обстоятельство. Известно, что слюнные железы после перерезки их черепномозговых нервов со временем атрофируются, между тем как сочувственный нерв в этом отношении оказывается без всякого влияния; даже скорее, по утверждению Брэдфорда, 2 [57] перерезка его влечет за собой некоторое увеличение соответственной железы. Было бы очень странно, если бы перерезка главного восстановительного нерва железы или не имела никакого влияния на ее обмен, или даже с течением времени приводила бы к некоторому ее увеличению.