Король-паук

— Не сомневаюсь, ты тоже считаешь, что он совершенно неотразим на своём арабском скакуне. Я вижу, что ты не можешь глаз отвести от его стройных ног и этого камзола с подложными плечами, делающими его настоящим великаном! Я знаю, о чём ты думаешь, сестричка, дорогая. От меня ничего не скроешь. — Лицо у него покраснело и, казалось, даже раздулось от злости.

Изабель в смущении опустила взгляд, не понимая, чем вызвана эта вспышка.

— Я ничего такого не думаю, мой брат и повелитель.

Тут вмешался Бернар.

— Твоя сестра ещё слишком молода, чтобы ей приходили в голову подобные мысли.

— Почему бы нет? Почему? Почему? — задыхаясь от ярости, закричал он. — Многие женщины её возраста, даже моложе, становятся матерями, ведут хозяйство.

— Ты же запретил мне выходить замуж.

— А почему бы мне не запретить тебе этого? Чтобы какой-нибудь первый попавшийся мужлан...

— Не забывайся, Жан, — перебил его дядя.

— И я ей ничего не запрещал. Я просто предложил, — сказал он, поводя головой из стороны в сторону, — чтобы она подождала, пока немного не повзрослеет, тогда она к этому вопросу подойдёт разумно и заключит выгодный брак.

Момент был не очень подходящий, чтобы объяснять властному брату, что она уже достаточно взрослая и что у камзола Гастона де Фуа, всё ещё стоящего со своими людьми у ворот замка, плечи не подложные.

— Если не хочешь, чтобы принц повернулся и отправился домой со всеми своими людьми, чьи услуги могут оказаться тебе необходимы, то прикажи немедленно спустить мост. И если можно сказать, что воины его сдержаны и дисциплинированы, то, боюсь, на него самого это не распространяется. Если глаза мне не изменяют, то я вижу, как он кусает губы от нетерпения.

— Я ни за что не позволю такому количеству вооружённых людей войти в Лектур.

— Тогда накорми их и отправь обратно. Но я полагаю, что это внушительное войско — всего лишь охрана, поскольку в наше время путешествовать опасно. Разве ты отправился бы в Фуа из Лектура без соответствующей охраны, зная об угрозе со стороны англичан.

Такие вещи были понятны Жану д’Арманьяку. Настроение у него резко переменилось. Он схватил сестру за руку и сказал:

— Дорогая, наш дядюшка Бернар совершенно прав. Ты должна быть очень любезна с графом де Фуа.

— Надеюсь, у тебя никогда не будет повода упрекать меня за то, что я не умею себя вести.

— Но на этот раз ты должна быть особенно обворожительной.

Она пообещала. Бернар, незаметно взглянув на неё, заметил лёгкую улыбку в её глазах, он снова перевёл взгляд на графа де Фуа. Жан ничего этого не заметил, полностью поглощённый мыслями о том, каким образом отделаться от свиты графа.

— Не забудь обратиться к нему «мой принц». Не забывай, что лишь один из всех знатных людей Франции обладает титулом «Принц милостью Божией». Никогда не мог понять, — с довольным видом продолжал он, — почему святой отец сделал исключение для их дома.

— Это относится ещё к временам крестовых походов, — напомнил ему Бернар. — Графы де Фуа совершили немало чудесных подвигов на Святой земле.

— Арманьяки тоже. И не их вина, что им не повезло в сражениях и что многие попали в руки неверных. Просто никто не знает об их подвигах.

— Я тоже старался утешиться подобными мыслями.

— Не забывай, Изабель, что он единственный из дворян Франции, кроме короля, кто имеет право чеканить собственные монеты.

— Не сомневайся, брат, я отдам дань уважения всем его качествам.

Бернар бросил на неё быстрый взгляд.

— И надень своё самое красивое платье — мне всегда нравилось то из светло-зелёного бархата, оно очень подходит твоим глазам, — посоветовал Жан.

Изабель сделала реверанс и лукаво улыбнулась, как бы говоря ему, что все его поспешные советы излишни.

— А надо будет подавать к столу итальянские вилки?

— Да, да, за ужином обязательно будем пользоваться вилками.

— Ты считаешь, мы с ними управимся?

— Она же учила тебя пользоваться ими, — напомнил Бернар.

— Правда? Да, да. Ужасно дурацкий обычай. Но я слышал, что Фуа пользуются вилками каждый день. Я просто немного опасаюсь, чтобы какое-либо мелкое недоразумение не испортило настроение нашему гостю.

— Если ты не поспешишь отдать приказ о том, чтобы спустили мост, — сказала Изабель, — то никакого гостя у нас вообще не будет.

Жан отдал приказ. Два здоровенных воина в толстых кожаных куртках из буйволиной кожи, от которой отскакивают стрелы, столкнули ногами деревянные ступени и сами отскочили в сторону. Толстая чугунная цепь, поддерживающая мост, зазмеилась, высекая искры из камня, когда её звенья проходили сквозь отверстие крепостной стены, как сквозь клюз на корабле. Тяжёлый мост с грохотом опустился, поднимая клубы пыли прямо в лицо гостю. Жан д’Арманьяк таким образом проявлял своё гостеприимство. Втайне он был настолько раздосадован, что конь принца не пошевелился при этом грохоте, да и сам всадник не вздрогнул и даже не поморщился.

— Господи, Боже мой, но почему ты не воспользовался лебёдкой? — спросил Бернар. — Лишь минуту назад ты просил Изабель быть как можно любезнее. Разве так надо встречать принца, родственника короля?

— Я лишь хотел доставить удовольствие Изабель. Она велела мне поторопиться. Вот я и поторопился. И к тому же, думаю, будет неплохо, если Фуа заметит, что город мой хорошо укреплён, а мосты могут выдержать и не такое.

Бернар лишь покачал головой, выражая своё неодобрение его оскорбительными поступками. Не говоря уж о том, что сам по себе этот жест говорил о дурном воспитании, кроме того, он мог повредить конструкцию моста.

Изабель сказала:

— И ты бы лучше приказал поднять решётку, брат. Гостю и так пришлось слишком долго созерцать воду в наших рвах, так что ему вряд ли понравится, что ты всё ещё преграждаешь ему путь этими железными прутьями.

Но Жан не хотел поднимать решётку.

— Его люди не должны сюда входить.

— Но почему бы тебе не пойти и не встретить его?

— Мне выйти за решётку? Чтобы я оказался в его власти?! Ну уж нет!

— Тогда пойду я, — сказала Изабель.

— Ты этого не сделаешь, сестра. Скорее я брошу тебя в подземелье.

Бернар прекрасно знал, что его племянник вполне способен осуществить свою угрозу.

— Пойду я, — желчно произнёс он. — Не очень-то приветливо ты встречаешь нашего соседа де Фуа.

— Я собирался поговорить с ним через решётку, — сказал Жан.

— Через решётку с ним может поговорить и Изабель, но мужчине это не пристало. Постараюсь хоть как-то исправить эту неприятную ситуацию.

— Умоляю тебя, Изабель, не подвергай себя ненужной опасности! — взмолился Жан. — Я останусь здесь и буду следить, чтобы лучники прикрывали тебя.

Ему действительно ужасно не хотелось покидать толстые стены своего замка. Но когда он увидел, что она стоит возле решётки, и мысленно представил себе, как её нежное тело пронзают тысячи стрел и кровь струится из множества ран, нанесённых острыми шпагами, его бросило в холодный пот. Задыхаясь, он ринулся вниз по ступеням крепостной башни и встал прямо перед ней, чтобы прикрыть её своим телом. Его неожиданный порыв лишь позволил спрятать её от взгляда графа де Фуа, равно как и заслонить его от её глаз. Ничего опаснее взглядов в тот момент в воздухе не носилось.

— Всё в порядке, Изабель?

— Господи, как ты напугал меня Жан! Разумеется, всё в порядке. У тебя такой вид, как будто ты увидел привидение. Что с тобой?

Жан стёр со лба холодную испарину.

— Я не могу вынести даже и мысли о том, что тебе может угрожать опасность. Я представил тебя израненной и окровавленной.

— Жан, дорогой! Тебе пора жениться и беспокоиться о своей жене. Принц де Фуа не убивает женщин. — Она засмеялась и сказала, что пойдёт к себе переодеться к ужину.

Качества, которые впоследствии превратят графа Арманьяка и настоящее чудовище, ещё недостаточно развились в нём. Коган Изабель ушла, образ его окровавленной и страдающей сестры тут же померк. Её место занял образ здоровой и крепкой девки, месившей тесто на кухне замка. Она стоит возле печки, в которой поднимаются и набухают ароматные золотистые хлебы. Её круглые обнажённые плечи блестят от пота, и в воздухе носится этот восхитительный запах — горячего хлеба и горячего женского тела.