Король-паук

Король рассмеялся.

— Я знал, что так и будет, я знал это! А что он ел в тот момент?

— Паштет из шпрот.

Король снова засмеялся.

— Рыба! Дешёвая рыба! Это — всё, что он мог себе позволить. Я ведь прекратил платить ему пенсию ещё год назад!

Он намеревался подорвать авторитет английского короля, которого считал слишком могущественным. Смерть его пришла неожиданно, но являлась благоприятной для Франции, поскольку сыновья Эдуарда были ещё слишком малы, чтобы управлять страной. Теперь в Британии наступит период регентства.

— Я всё-таки расправился с этим самым великим из обжор! Замечательные известия!

Но вскоре положение изменилось. Оба британских принца были убиты в Тауэре, и Ричард III занял английский трон.

— Это страшно. Человек с иссохшей рукой. Я ненавижу убийц королевских сыновей.

Настроение Людовика совсем упало. Ведь убитый принц Уэльский был точно такого же возраста, как дофин.

— Бедные беспомощные мальчики... — Но всё же новости эти были благоприятными для Франции. Узурпатор обычно не в ладу с подданными. Возможно, опять вспыхнет война Роз.

Оливье следил за его здоровьем, Франциск молился за него. Король окружил себя святыми реликвиями, но всё же ему становилось хуже. Внезапно он заметил, что королевская семья съезжается в Плесси без его призыва. Прибыли дочери, Анна и Жанна, с мужьями. Королева и дофин сновали из комнаты в комнату, и вовсе не нуждаясь в приглашении.

— Я всех вас проведу, мне всё же станет лучше, — ворчал он раздражённо. — Оливье, не хочешь ли ты стать герцогом? Вдохни в меня силу! Вылечи меня! Я бы не хотел, чтобы во Франции настало регентство, как и в Англии.

Но желудок короля уже не выдерживал лекарств. Оливье давал королю сахарные таблетки и слабые настои безвредных трав, которые были очень горьки. Людовик считал, что лекарства бесполезны, если они сладкие. Лекарь подменил чашу из сурьмы свинцовой. Король даже не заметил разницы — зрение его также слабело.

Он цеплялся за жизнь, но готовился к смерти, поскольку всегда старался защитить себя со всех сторон. Он подготовил страну к регентству, всё проверив и взвесив, всё предвидев.

— Главным условием, — диктовал он Филиппу де Комину, — будет то, что моя дочь Анна усыновит дофина, — и добавил своему великому канцлеру, — все женщины глупы, Филипп, но Анна наименее глупая из всех них. Прислушайся к этому!

Он приказал подготовить эскизы его надгробия. Стараясь угодить ему, художники изображали его на портрете в короне, в латах, безразличным, словно предводителя крестоносцев.

— Глупцы! — прорычал он, сбрасывая наброски с постели левой рукой. — Как будто никто достаточно меня не знает! Изобразите меня на коленях в простой накидке. Голова — склонена в молитве. И изобразите также мою собаку. Пусть Пегас будет рядом со мной.

Одна из собак, выписанных из Англии, когда он впервые пытался скрыть свою болезнь, была гончей, слегка напоминавшей Пегаса, убитого снежным барсом в Альпах. Плохо видевшему королю, окутанному старыми воспоминаниями, сходство казалось полным. Он назвал гончую Пегасом, и этой собаке было позволено спать прямо у камина в его комнате.

Никто и не заметил, что собаки никогда ранее не изображались на могильных памятниках королей. Всё правление Людовика состояло целиком из нововведений. Тщательно художники нарисовали собаку на эскизе надгробия. И он одобрил его.

— Теперь воплотите это в камне. Чёрт возьми, я не хочу чтобы что-то менялось после того, как я умру. Никаких изменений ни в чём! Не хитрите. Показывайте мне завершённый документ об оплате трём, нет, шести скульпторам каждый день! Покажите мне памятник, когда будет готов. И оставьте меня довольным.

Молотки стучали, мрамор крошился. Это происходило ещё в середине августа.

Но они не смогли вывести Людовика на улицу, чтобы показать ему памятник. В ночь на воскресенье, 29 августа 1483 года, он сказал Шарлотте:

— Дорогая, не идёт ли сейчас дождь?

— Нет, Людовик.

— Даю руку на отсечение, что идёт. Выгляни и посмотри...

Королева подошла к окну.

— Нет, мой король, дождя нет.

— Чёрт возьми, как же ты можешь сказать? Ведь сейчас уже темно. Выставь руку в окно. Я слышу шум ливня.

Шарлотта вздохнула и подержала руку за окном.

— Мой господин, там нет дождя.

Он нетерпеливо сказал:

— Никто больше не станет говорить мне правды. Я ведь совсем не боюсь дождя. Почему ты не хочешь признать, что там идёт дождь? Очень хорошо, я посмотрю сам.

Но он не смог подняться. Попытки подняться изменили его положение, и это роковым образом повлияло на его ослабевший от долгой болезни организм. Его рот искривился ещё больше. Она бросилась к кровати, но он уже откинулся на подушки.

Он прохрипел:

— Это ливень, это — наводнение! Спасайте пушки! — Его произношение было чётким, хотя и неосознанным и бессмысленным.

Он слышал нарастающий гром водопада. Он был особенно силён в глухом правом ухе. Чёрт возьми, к нему возвращается слух! Он обманет весь мир! Он будет жить!

Королевская семья собралась у его кровати. Оливье ле Дэм сказал потрясённо:

— Ещё один удар. Удар молнии, апоплексический удар. Теперь я совершенно бессилен.

Глава 52

Король лежал и ждал смерти в ночи, и лишь изредка губы его шевелились. Окружающие его люди не могли разобрать слов, а король Людовик не мог узнать их лиц.

Комната была полна духов королей будущего.

— Нет, Карл! — кричали сыну его незаметно шевелящиеся губы. — Только не в Италию! Не выступай за опоясывающие страну Альпы! Они защищают юг. Обрати внимание на север! Рейн! Дай Франции эту северную границу! Чёрт возьми, ты не слушаешь меня, ты делаешь по-своему, ты, неразумный глупец!

Франциску Первому в прекрасном расшитом камзоле:

— Смешалась кровь! Где же мои настоящие потомки? Такие ноги и такие плечи не могут принадлежать Валуа. Позор тебе за связь с этой женщиной! Но ты правишь и наслаждаешься этим. И именно я позволил тебе это!

Генриху IV, в его тесном рюше:

— Протестантизм? Что это? Выкинь из головы, чем бы это ни было.

Власть и сила королей росли:

— Всё моё, моё! Я посадил росток! Где нет семени, не будет и цветка! Прорастай, цветок лилия, прорастай!

Людовику XIV:

— Самые великие носят моё имя! Король и государство — едины. Это должно всё упростить! Чёрт возьми, почему ты ещё не облысел? Ты тоже страдаешь этой ужасной болезнью? Ты тоже ошибаешься? Ты не скажешь мне. Но ты всё же мог бы сказать. Ты вышагиваешь на высоких красных каблуках — ведь и ты невысок. Я жалею, что не подумал о высоких каблуках.

Людовику XVI:

— Так много тех, кого называют Людовиками. Я не забыт! — Щелчок ножниц и удар гильотины. — Это удачное приспособление! О, ужас! Падает голова короля.

Замешательство правительства — видение пришло ненадолго и было затуманенным.

— Мой взор ослаб, но я могу слышать грохот пушек, французских пушек по всей Европе.

Неизвестный человек в тускло-коричневом одеянии, захвативший власть и советующийся с парламентариями:

— Я не против парламентов, но должны же быть короли?

Карта вздрагивала и меняла очертания. Её границы извивались как змеи, но только Альпы и Пиренеи оставались на месте. «Темнеет. О, Бог мой! О пушки! Горы! Храните Францию в отсутствие короля, пока люди не научатся, если они способны, править сами». Парламент избирался регулярно, постоянно законы совершенствовались, и сила закона распространялась по всей Франции.

— Моё, моё! Всё же моё! Мой труд живёт, хотя исчезли короли! Или они здесь?

— На голове каждого депутата, на голове каждого гражданина покоилась корона Карла Великого.

— Народ у власти! Как же у них это получается? Карту, карту! Дайте мне увидеть Францию!

Видение исчезало, темнея.

— Отходи, христианская душа... — звучал голос Франциска Паольского.