Насилие истиной

— А ты уверен, что любишь меня?

— Я в этом уверился давно, когда узнал о твоем замужестве, когда понял, что, может быть, никогда больше не увижу тебя.

— Но почему же ты все время молчал?

— А что я мог предложить тебе?

— Что ж изменилось сейчас?

— Ты! Я понял, что для тебя главное — искусство, а не деньги! Знаешь, — загорелся Никита, — мы с тобой попробуем подготовить роль в новом спектакле. Уверен, ты справишься!

Глаза Светлана тоже загорелись, но она с сомнением прикусила губу и спросила:

— А как же Марианна?

Никита со смехом повалился на диван.

— Мы с ней уже давно расстались. В целях рекламы играем на публике мило ссорящуюся пару. А на самом деле Марианна — с Андреем Рокиным.

Светлана провела рукой по его русым волосам и прошептала:

— Я согласна стать твоей женой!

Без особого энтузиазма Кирилл занялся подведением промежуточных итогов. Материала для размышлений — много, версий — более чем достаточно, но ни одну детектив не считал абсолютно верной. Каждая манила, увлекала, предоставляла факты… но, даже опираясь на них, некому было предъявлять обвинения в убийстве.

«Итак, не состоявшаяся до конца актриса, неудавшаяся жена, любовница, Жаклин Рахманина решила наказать всех, кого считала виновными в своих неудачах, — воссоздавал картину недавних событий Мелентьев. — Вне всякого сомнения, она с огромным удовольствием убила бы своих обидчиков. Но их оказалось слишком много и потом, смерть — миг, ей же было нужно наказание, достойное самой изощренной инквизиторской пытки, и она нашла способ. «Насилье истиной — гнуснее всех убийств!», как точно определил поэт. Рахманина же в угоду себе изменила фразу, лишив ее оттенка презрения. «Насилье истиной — страшнее всех убийств!» — так записала она на полях черновика и приступила к свершению мести низкой, подлой, из-за угла… оправдывая себя тем, что в мемуарах нет ни слова лжи — все правда! Схема мести для всех одинакова: разоблачая женщину, наносить удар по мужчине. Мол, смотрите, на кого вы меня променяли! Они же вас вокруг пальца обвели. Смеются над вами, как над убогими. Один внука как сына собственного воспитывает. Другой вообще неизвестно какого сына вырастил, то ли своего, то ли от своего брата, своей же женой и прижитого. Третий с убийцей жены ложе делит. Четвертый с лесбиянкой любовью занимается… Кстати, с Горстковой у нее вышла неувязка. До конца не увидела, — домыслила, как ей думалось, верно, а оказалось — ошибочно! Наказывая Марианну, Рахманина наносила двойной удар и по Валуеву, и по Напольскому. Им вовсе не к лицу связывать себя близкими отношениями с бывшей лесбиянкой. Таким образом, Жаклин не оставляла Марианне никакой надежды ни на брак с Валуевым в случае его развода с Аллой, ни на брак с Напольским. А ведь ей уже тридцать восемь. Пора задуматься.

Светлане Ферри Рахманина не могла простить мужа-миллионера, а позже — блестящего вдовства. И она постаралась опозорить Светлану так, чтобы та была вышвырнута из высшего общества.

Прямого посягательства на Никиту Напольского не было, из чего можно сделать вывод, что Жаклин все еще любила его и хотела вернуть. Или, по крайней мере, не отдать Светлане, — возникла неожиданная мысль. — Да-да! Именно так! Ведь Светлана до последнего была уверена, что Жаклин не тронет ее. Следовательно, как-то косвенно та давала ей это понять. Но тут убивают Ветрова. Рахманина, предвидя возможность соблазна красивой вдовой ее бывшего любовника, к которому та всегда была неравнодушна, стремится оградить его от посягательств бывшей путаны и готовит к печати материал о ней. Напольский очень ревниво следит за своим имиджем, подобный брак для него невозможен! Теперь все ясно!» — обрадовался Кирилл, но, вздохнув, добавил: — Кроме одного: так кто же убийца?

И в который раз детектив принялся рассматривать предоставленные ему фигурантами алиби: «Марианна утверждает, что встречалась с Валуевым, а тот говорит, что был в клубе. Что ж, можно допустить, что они встретились, но всего на несколько минут и почти тотчас разъехались. И путь одного из них был на дачу к Рахманиной.

Никита Напольский был в гостях у Маева. Он беспрепятственно мог исчезнуть, а потом вернуться. В этом богемном доме невозможно уследить, кто уходит, а кто возвращается.

У Эдуарда Крылова неожиданно отказал мотор машины, когда он ехал в Шереметьево встречать голландцев, а потом, так же неожиданно, заработал.

Бахарев был в театре приблизительно до десяти часов вечера, потом поехал домой, где его встретила домработница, которая подтвердит, что угодно, в том числе и нужное хозяину время возвращения.

Илона Крылова была одна. Светлана Ферри — тоже коротала вечер и ночь в одиночестве. Кто меня радует, так это Алла Валуева. Где она была в ночь убийства — установлено точно. Следовательно, каждый из фигурантов мог убить Жаклин Рахманину. И опять все тот же вопрос — кто?»

_____

ГЛАВА 25

Лето! Расслабляющее, влекущее к морским волнам, шезлонгам, пальмам, мимолетным увлечениям… покрывающее золотистым загаром, преподносящее неизведанные — неужели такое еще возможно? — ощущения радости. Летом время не спешит, как в течение целого года, а благотворно замирает, греясь на солнышке… Никаких претензий к жизни, все просто и ясно: прозрачный воздух, шум набегающих волн, синее небо с едва заметной вуалью облаков… ни одной мысли — одни желания, которые так легко удовлетворить на пятизвездочном курорте…

Но не для всех лето — отдых. В театре под руководством Петра Бахарева вообще забыли, какое время года на дворе. Репетиции! Взлеты и падения. Осенение и полное отупение. Прорыв, и вдруг — стена… и так день за днем, шаг за шагом и, наконец… простор, равный Вселенной и — полет…

Похудевший Гарри Бахарев, пристально смотрящий на сцену через массивные очки; теряющий и вновь обретающий себя Никита Напольский; страдающая Светлана Ферри… Несколько раз под сводами зрительного зала раздавались точные реплики выздоравливающего Петра Арсентьевича: «Чуть прибавьте темп! А здесь ирония — только ирония! А вот теперь ему не до шуток, он плачет… ему больно и не до публики… Финал! Финал радостен до приторности! Казанова вечен, как вечна плотская любовь!»

По Москве ходят слухи: в театре Бахарева ставят спектакль, равного которому еще не было! Слухи растут! Билеты расхватывают.

Мелентьев вернулся из Испании. Отдохнул, но как-то нерадостно. Мысли, правда, интересные появились, но, увы, только мысли… Приехал, услышал о премьере. Полагал, что Светлана или Никита пригласят, но не дождался. Узнал, что они собираются пожениться, усмехнулся: «А я оказался прав, Жаклин нацелилась на Светлану именно из-за Никиты. Она ожидала такого поворота событий…»

Сначала хотел проигнорировать заранее сведший с ума всю столицу спектакль, но не выдержал, хотя и знал, что все фигуранты будут на премьере.

Фойе, только что открывшегося после капитального ремонта театра, без стеснения слепило позолотой и роскошно отполированной бронзой в виде массивных светильников.

Первая, с кем столкнулся Кирилл, была похудевшая и оттого подурневшая Валерия. Она, нарочито подчеркнуто не узнавая детектива, прошла мимо него. Илона Крылова под руку с Эдуардом поздоровались с Мелентьевым через силу. Лишь Марианна в платье с развивающимся шлейфом из темно-бежевой органзы, пронизанной тонкими золотыми искрами, радостно протянула ему руку.

— Ну что? Поставил крест на расследовании?

Кирилл отрицательно покачал головой.

— Поздравляю! — заметив Светлану, обратилась к ней Горсткова. — Волнуешься?

— Волнуюсь! — призналась мадам Ферри и, чуть повернув голову в сторону детектива, бросила: — Здравствуй, Кирилл!

— Я тоже поздравляю! — присоединился он к словам Марианны.

— Спасибо!

— Только хлопотное это дело, когда муж — Казанова! — не удержался Мелентьев.

— Не думала, что ты так же, как все недалекие зрители, имеешь склонность отождествлять актера с его ролью.