Страница 25 из 81
Глава 9
Глава девятая
Железнодорожные тупики в Листвяничах временно использовались, как распределитель. Всё, что поступало беспорядочно из Германии, рассортировывалось согласно запросам с фронта. Поэтому часть путей была забита односортными поставками — благо русской авиации давно не было, а ближайшие русские гаубицы находились или очень далеко на разных ТВД, или на складах, как трофеи. Лесники потратили два дня на наблюдения, чтобы выявить вагоны с тяжёлыми боеприпасами, способными мощно сдетонировать.
— Парни, сделаем три выстрела из РПГ, больше нет смысла. Или всё рванёт к едреней фене, или чёрт с ними. Тратить остатки выстрелов на одно и то же не разрешаю. Наше дело — держать фашистов на нервах и заставить заниматься обилием пустопорожней работы.
Действительно, когда оккупанты вынуждены задействовать своих солдат в большом количестве, да по разным поводам — сразу оголяются дополнительные цели для диверсий. Пусть немецкое зверьё рыщет по лесам до посинения в поисках партизан, легче будет расправляться с усечённой охраной, остающейся на других объектах. Даже Анечка стала догонять смысл точечных ударов и врубилась в суть качественного наблюдения и анализа. Шайтан-команда постепенно обрастала взаимопониманием, что немаловажно именно в диверсионной деятельности. Кто знает, может ещё пару месяцев удастся продержаться в живых?
Железнодорожную станцию расстреляли утром, организовав грандиозный фейерверк, как праздник детонации. Даже близлежащим цистернам досталось по полной — ну какой же Межов без пиромании. Вообще-то наглостью явилось то, что акцию организовали для отвода фашистских глаз. Филатов и Локтев внимательно изучали лагерь для военнопленных в двадцати километрах к западу от Листвяничей. В принципе, обычная «времянка», созданная на скорую руку чисто в фильтрационных целях — эдакий прямоугольник посреди поля. Большая часть имела пять крупных бараков на несколько десятков человек каждый и площадку, где пленные находились днём и откуда часть из них забирали на работы. Меньшая часть, отделённая колючей проволокой, имела несколько построек, включая караулку, барак для небольшого гарнизона, склады и канцелярию.
Весь лагерь был обнесён двойным забором из «колючки», внутри которого беспрерывно двигались два парных патруля с оппозитным сдвигом. Шесть вышек периметра позволяли контролировать, как внутреннее пространство, так и окрестности. Правда, ночью освещалось лишь то, что внутри, да полоса порядка десяти метров снаружи — большего и не требовалось. Некому освобождать пленников в глубоком тылу! Ну, а для особых случаев, имелись два мощных прожектора.
От асфальтированной шоссейки к лагерю вела грунтовая дорога (пару сотен метров), в двух километрах находилось большое село со своим гарнизоном не менее взвода. Если что, по асфальту могут подъехать даже жандармы из городка в двенадцати километрах к востоку. Да и авиабаза к северу поддержит при случае. Даже в лес, на юг, добраться сложно: полкилометра полей за шоссе, два километра редколесья — пока добежишь и разбомбят, и выловят, и догонят на лагерных грузовиках и вездеходах (по две единицы того и другого всегда под рукой).
На три сотни пленных имелось практически три взвода охраны, не считая ещё десяток собак и заезжающих за бесплатной рабсилой «купцов» со своими бойцами.
— Аня, ты сегодня работаешь вместе со старшиной, будешь пулемётчицей, вторым номером. Как только скомандую вам отходить, никакого героизма не проявляй, иначе всех нас погубишь и красноармейцам не поможешь. Ты меня поняла?
— Слушаюсь, товарищ майор. Но хоть инициативу можно проявить по обстановке, или раненого перевязать?
— Никаких перевязок и никакой самодеятельности. Иначе лично загрызу, а потом из тебя суп сварю. Я, между прочим, хочу на твоей свадьбе поплясать после войны.
— Да какая свадьба, Геннадий Алексеич, мне ещё и двадцати нет, а я девушка серьёзная. Хочу высшее образование получить. Сами понимаете, скоро Красная Армия придёт, наверняка до зимы. Так что не до свадьбы мне, извините.
И что делать? Не объяснять же, что до Берлина ещё четыре тяжёлых года, а РККА по-прежнему отступает. Да и толку от этой инфы никакого — тут смерть может в любой момент прийти, не спрашивая. Конечно, Гена лучше бы сам воевал, с помощью старлеев, но куда деть «хвосты»? Нельзя их держать в обозе, могут и бунт поднять. Тогда уж точно всю плешь проедят. Вот и приходится ставить боевые задачи, исходя из их возможностей.
К двум часам ночи Артём и Андрей разошлись по флангам, благо колхозное поле никто не освещал и туда даже не глядел. Часовым на вышках хватало других забот — смотреть на бараки или другие постройки и думы думать, потихоньку подрёмывая вполглаза. Рутина, повторяющаяся изо дня в день, отравляет бдительность и отрубает внутреннее чувство опасности. Скука — стопудовый бич для охраны, это те, кто в караулке, имеют развлечения. А в общем и целом, всё по уставу: одно отделение спит, другое балду гоняет и лишь третье хоть чем-то полезным занято. С них и начали бесшумный отстрел.
Как только патрульные оказались по дальним концам периметра — старлеи тут же их расстреляли и занялись своими парами вышек. Межов грохнул часовых на центральных вышках, после чего влепил «Шмеля» прямо в караульное помещение. Филатов уже тарахтел из ПК по выбегающим из пожара. А выбежать придётся всем — никто не рискнёт отсиживаться в горящем деревянном помещении. Правда, дверь всего лишь одна, да пара окон в наличие — и всё под контролем. Рыбаков уже закидывал «лимонки» в спальные кубрики гарнизонки, а Локтев добрался до одного из вездеходов, чтобы попользоваться готовым к оперативному употреблению МГ. Так что и тех, кто от гранат не пострадал, встречали очереди — длинные и короткие.