Страница 94 из 96
Тела Березкина и Суркова неторопливо втягивались в пол. Белая идеально ровная поверхность под ними размягчилась, стала вязкой, и неторопливо забирала мертвых Сынов, чтобы через некоторое время заново возродить.
Вокруг деловито снова еще пятеро вышедших из ниш бойцов. Они стаскивали со всего форпоста тела убитых гррахами защитников, складывали кучей, не особенно заботясь об уважении к останкам, и шли за новыми.
Убитые Березкин и Сурков их не волновали вовсе. Лишь очередные тела, которым предстоит пропасть в зыбучей бездне комнаты.
Любава положила голову спящей Зои себе на колени и неторопливо перебирала между пальцев ее волосы.
— Мы должны уходить. Если проснется Кремнев, все начнется с начала.
Босой упрямо тряхнул головой.
— Сначала расскажи.
— У нас мало времени.
— Расскажи!
И без того сгорбленная травница под тяжестью воспоминаний согнулась еще сильнее. Как будто бы говорила со спящей Зоей.
— Не о чем на самом деле рассказывать. Мы ушли из Гранитного вместе со всеми. Отключили оборудование. Запечатали входы. Все согласно инструкции. Кому нужны были тогда инструкции? Не знаю. Но инерция мышления была слишком велика. Казалось, все скоро закончится, мы вернемся и заживем по-прежнему. Кто-то ушел искать близких, кто-то подался в бандиты. Мы с Михаилом, сыном и несколькими ребятами из строительного отдела и охраны поселились здесь недалеко, на одной из ферм. Шли годы. Мы попривыкли жить по-новому. Я даже была немного счастлива. Я же медик, человек полезный, сам понимаешь. Мужчины однажды даже выдвигали меня руководить, но мне не понравилось. Я человек в себе, а чтобы командовать, нужно в первую очередь думать о других.
— А потом вы перестали бояться? — Босой слышал немало подобных историй и без труда представлял, о чем думали люди в те времена.
Любава удивленно посмотрела на него.
— Да. Ты это очень точно сформулировал. Мы перестали бояться. Прямо под рукой, в Гранитном, лежало на складах столько богатств, а мы бедствовали и умирали от простейшей ангины. Не все, конечно, я все же не зря ела хлеб, но бывали случаи. В тот год главой стоял мой Мишка, знавший пару тайных выходов и способы их открыть. Мы совершили одну вылазку на склады, потом другую, а в конце концов и вовсе переехали жить внутри горы. Это было золотое время. Мы не трубили на всех углах о своей тайне, но время от времени отыскивали достойных людей, жить с нами.
— А потом пришли гррахи?
— А потом пришли гррахи. Это не было похоже на то, что произошло сегодня. Они просто пришли. Никого не убивали, даже не трогали. Только обездвижили. Как вы это называете?
— Пси-контроль.
— Точно. Абсолютно бредовое слово, ненаучное, но пусть называется так. Они использовали пси-контроль и ходили здесь как хозяева. Мы же могли только наблюдать. А когда они ушли, мы обнаружили в центре вот эту вот комнату.
— И они дали всем интерфейс? Но тогда почему ты…?
Любава вдруг подняла голову. В ее глазах горела злость.
— Ничего они не дали. Построили комнату и пропали. Я говорила — надо уходить! Я говорила, что это не просто так, но Михаила с сыном, да и других мужчин, эта голубая штука словно приворожила. Я даже разбила ее однажды.
— Помогло?
— Недели не прошло, как выросла новая. А еще через неделю… Первым изменился Алексей. Он проводил у этой голубой штуки все свободное время и однажды вышел отсюда… другим. Сильным, уверенным, заряженным идеей о том, что с этой штукой мы точно победим пришельцев. Знаешь, тогда перед ним сложно было устоять.
— Да и сейчас тоже.
— Заметил, да? Слушаешь его и веришь. И готов отдать жизнь за идею. Любую идею, как бы странно она не звучала.
— Но вы устояли?
— Устояла, и не только я. Мы поняли, что происходит что-то очень плохое и ушли. Все в основном разбрелись по ближайшим поселкам. А я осталась жить рядом. Слишком уж любила и сына, и мужа. Я все-таки мать. Первое время заставляла себя оставить их, уйти как можно дальше, ночами не спала, особенно когда увидела, как они возрождаются. Но, сам видишь, так и не смогла. Черт! Вот тварь! Ненавижу!
Любава схватила пистолет-пулемет и выпустила очередь куда-то за спину ловчего.
Легко отскочивший с линии огня Кремнев растекся в пространстве и через миг аккуратно вынул из ее руки оружие.
— Мам, ты опять? Мам, ну чего ты? Я же просил тебя, не приходить. Сама же говоришь, потом и сердце шалит, и нервы ни к черту. Это ты их? — он кивнул на еще не полностью втянувшихся в пол Березкина и Суркова. — Ну, мам… Ну зачем? Пойдем, я провожу тебя к выходу. Лекарства нужны какие-то? Давай я пошлю кого-нибудь на склад.
Он оглянулся на Босого и, довольный, подмигнул:
— Повоюем, товарищи.
Обнял Любаву и повел ее из комнаты.
Травница в отчаянии повернулась к застывшему Босому.
— Ну чего ты стоишь⁈ Чего пялишься, дурак⁈ Он же не выпустит тебя! Неужели ты еще не понял⁈ Им с самого начала было все равно, выиграют они или проиграют. Им нужен был ты. Нужно было продержать тебя здесь две недели, потому что на пятнадцатый день ты уже не сможешь уйти. И твои девчонки не смогут. Никогда!
Зоя лежала на полу, счастливо улыбаясь чему-то во сне, но Босой без труда представил, как она кричит ему в лицо: «Убей его! Убей! Ты должен! Должен! Должен!».
Активирован поиск слабого места
Выносливости осталось всего сорок процентов, но Босой знал, что справится.
Оружейные склады встретили слабым мерцанием ярких белых ламп. Любава была уже сегодня здесь, но тогда она выглядела по-другому. Еще оставались силы, еще действовала таблетка с конской дозой кофеина, еще не швыряли ее об стену и не расспрашивали о прошлом, что ранило почище любого оружия.
Винтовка, прежде лежавшая на спине ровно и воинственно, сползла на бок, цеплялась за двери и углы, скреблась о стены. Поправлять ее не хотелось, как не хотелось и прийти в себя, взбодриться, шагать вперед уверенно и быстро. Куда торопиться? Зачем торопить время, которого осталась так мало?
В коридоре почти у выхода лежал мертвый гррах. Когда-то давно, кажется, вчера утром, Любава и мечтать боялась уничтожить хотя бы одного их них. И вот он лежит, убитый собственными руками, но в душе ни радости, ни черного злорадства.
Все что могли, гррахи с жизнью Любавы уже сделали. Все, что хотели отнять — отняли. Все, что хотели уничтожить — уничтожили. Так что, одним больше, одним меньше. Разницы уже никакой.