Страница 12 из 60
— Я… я… — растерялась девушка.
— Эй, — посмотрел я на парня исподлобья, — давай полегче с ней.
— А ты кто… — другой, пониже и с каштановыми волосами сделал ко мне шаг.
Я тут же метнул в него холодный взгляд. Парень явно хотел сделать и второй шаг, но увидев мои глаза, замешкался. Остановился, — не вмешивайся не в свое дело! — Уже не так уверенно сказал он.
— Тихо, Борх, — неприязненно посмотрел на меня беловолосый, — побереги пальцы. Нам завтра играть.
— Это очень правильный совет, — сказал я, — будет здорово, если ты сам ему последуешь. Но лучше сделай голос на пол тона тише. А то может тебе завтра петь, а ты охрипнешь.
Он ничего не ответил, только сжал пухлые губы. Посмотрел на девушку.
— Я требую поменять мне номер.
— Эм… — замялась она, — последний номер с открытой мансардой забрали. Только что.
Белобрысый гневно выдохнул. Потом выпятил грудь, и надменно заговорил:
— Мое имя — Витольд Марк фон Липский, сын барона Марка фон Липского. Я дворянин. И тот, кто занял мой номер с мансардой, должен немедленно его вернуть.
— Кажется, — усмехнулся я, глядя на каштанового, — ты был не прав, дружище. Я влез как раз в свое дело.
Все вчетвером (даже кошмей), удивленно посмотрели на меня.
— Потому что последний номер с мансардой на этаже, — продолжил я, — занял я.
Глава 6
— Ты? — Белобрысый вздернул подбородок. Нахмурился, — тогда ты немедленно должен обменяться со мной номерами.
— Нет. Не должен, — хмыкнул я, — и не буду.
— Это еще почему? — Искренне удивился Витольд Марк фон Липский, сын барона Марка фон Липского, — что значит, не будешь?
— Не буду, — пожал плечами я, — во-первых, нужно думать, когда берешь кошмея с собой в поездки. А во-вторых, попроси ты нормально, Витольд Марк фон Липский, я бы еще задумался. Но твой тон что-то совсем отбил у меня всякое желание идти навстречу.
— Ты вообще кто такой? — Не выдержал каштановый, — кто такой, что говоришь так с высокородным? — Он принялся оглядываться на своих дружков, как бы ища поддержки, — оборвыш какой-то!
— Ты вообще дворянин хоть? — Вклинился коротко стриженный брюнет, худощавый, но поджарый.
— Я б на твоем месте, — начал белобрысый, — постыдился даже заговаривать с нами.
Окинув каштанового взглядом, я хмыкнул.
— Мой покойный дедуля однажды сказал замечательную фразу, — нахально усмехнулся я, — «Любая высокородность легко перечеркивается говнистострью характера.» А тут таким душком веет, — теперь я окинул взглядом всю группу, — что еще непонятно кто воняет сильнее. Ты, с дружками, или кошпей, — я глянул на девушку, — я бы побеспокоился за кошпея.
Блондиночка-регистратор даже хохотнул, но когда увидела, как на нее смотрит белобрысый, аж побледнела.
— Ну все, вахлак, — решился каштановый, — своими ногами ты не уйдешь.
Он решительно зашагал ко мне, закатывая рукава.
— Господа, прошу! — Заволновалась девушка, — иначе я вызову охрану!
— Не стоит, — посадив Коржика на столешницу, отстранился я от стойки, повел плечами, разминая мышцы, — я все улажу.
Хитрый каштановый явно умел драться. Более того, он проходил подготовку по рукопашному бою. Это я понял по тому, как он движется и что собирается делать.
Замахнувшись левой, он тут же ударил правой, целя в лицо. Его глаза округлились, когда я легко ушел от удара, а потом ударил сам.
Кулак полетел так быстро, что казалось в воздухе засвистело, а потом хлопнуло. Моя рука замерла за пару сантиметров до его скулы. Каштановый испуганно уставился на кулак. Остальные аж вздрогнули.
— Сломана лицевая кость, — проговорил я холодно, — и, возможно, глазница.
— Ах ты! — Крикнул он и попытался схватить меня за руку.
Я легко вывернулся, ушел чуть вправо. Ударил. Костяшки замерли за пару сантиметров до челюсти каштанового.
— Выбитый зуб. Сломанная челюсть, — сказал я.
Каштановый медленно перевел взгляд с кулака на меня, не поворачивая головы. На его лбу выступила испарина. А потом он бестолково дернулся. На осмысленное действие это было не похоже. Скорее просто рывок отчаяния.
Широкий удар прошел над моей головой. Я поднырнул, а потом выпрямился, выбросил руку. Кулак оказался у солнышка парня. Мы замерли.
Тот уже, будто ожидая подвоха, стал искать глазами, где же замерла моя рука.
— Ниже, — улыбнулся я.
Парень посмотрел на свою грудь.
— Два сломанных ребра и травма диафрагмы. Ну и отбитый копчик.
— А почему отбитый копчик? — Недоуменно спросил он.
Я мгновенно подался вперед. Схватил его за руку и шею. Бросил через себя. С забавным щелчком каштановый грохнулся на задницу.
— У-у-у-у-у-у… — Скривившись, потянул он.
Щелчок копчиком был таким громким, что все, кто были в холле, уставились на нас.
— Все в порядке господа! — Громко сказал я, — помогая ошарашенному каштановому встать, — господин музыкант просто упал. Упал, а перед этим не уважительно обошелся с дамой. Так что он сейчас извинится.
— Извините, — полными боли глазами глянул каштановый на девушку. Та кивнула.
— Отлично! — Я посмотрел в белые лица остальной пары музыкантов, — а сейчас его товарищи помогут несчастному уйти.
Офигевшие друзья приняли каштанового. Скрюченного, словно дедушку, повели его прочь, к лестнице.
— Вы забыли вашего кошмея! — Поднял я поводок.
— Угу, — сглотнув вернулся белобрысый. Теперь он боялся смотреть мне в глаза, — благодарю.
— Зря выделывался, — с улыбкой ответил я, — могли бы договориться. А теперь придется тебе спать в обнимку с Молью. Ну и имечко для кошмея ты выбрал…
Белобрысый ничего не сказал. Принял поводок и вернулся к стонущему от боли приятелю.
— Если понадобится, — крикнула им вслед девушка, — травмпункт справа по коридору!
Я рассмеялся.
— Я думала, — серьезно проговорила девушка, — что будет большая драка. У нас бывает время от времени. Сами знаете какая она, эта дворянская молодежь.
— Кому ж, — я посадил Коржика обратно на свое плечо, — как ни мне, представителю дворянской молодежи, знать, что эта молодежь из себя представляет. Но не все мы такие, — я улыбнулся девушке.
— Мне бы хотелось поближе узнать, какой вы, — она снова устроила свой объемный бюст на стойке, заглянула мне в глаза с улыбкой.
— Это легко можно устроить, — подмигнул я, — вы знаете, где находится мой номер.
— Знаю, — посмотрела она из-под ресниц, — и зайду в гости.
Кошмей страшно вонял. Причем вонял только по ночам. Да так, что не помогали даже распахнутые настежь окна.
Витольд Марк фон Липский, сын барона Марка фон Липского, перевалился на правый бок. Накрыл голову подушкой.
Времени было почти час ночи. Оказалось, что этот странный дворянин (а что он дворянин Липский не сомневался), который опрокинул Боркха, жил прямо за стеной его номера. И ночевал там не один.
Примерно часов с девяти, из-за стены звучали женские крики, стоны, и призывы «взять ее еще сильнее». Липский заскрежетал зубами, когда парочка начала веселиться с новой силой.
А потом девушка закричала особо громко. Липский услышал, другой, не менее страшный звук. Разгоряченная криками девушки Моль начала протяжно квакать.
— Ненавижу, — Липский прижал подушку сильнее, — ненавижу его!
Вдали, за высоким забором и неширокой стеной леса, шумела река Альва. Это была узкая ее часть, где от берега до берега было меньше сотни метров.
Река бежала у закрытого объекта, принадлежащего князю Ивору Патрицину. Официально это было место размещения небольшого отряда гвардии рода. Его тренировочный плацдарм. Однако на самом деле Ивор занимался здесь кое-чем другим.
Ивор вышел из машины. Прикрыл глаза от яркого солнца. Обернувшись, увидел свое отражение в бронированном окне седана. Всмотрелся.
Шевелюра его совершенно поседевших к сорока пяти годам волос растрепалась. Поседели они под воздействием ульты Патрицина. Он до сих пор помнил тот день. День, которой разделил его жизнь на до и после.