Страница 20 из 22
– Нууу… – повторил Жорик и пожал плечами. – Не люблю я все эти соревнования. Что мне там делать?
– Побеждать, например.
– Было бы с кем соревноваться на ворожбе, – пожал он плечами. – А все эти ваши мечи я все равно не люблю.
– Пацифист, – с улыбкой хмыкнул отец, потянулся было, чтобы потрепать Жорика по волосам, как это делал, пока тот был маленьким, но осекся, поправил ксифос в виде часов на запястье. – Так, Георгий, старт через пять минут. Заканчивай и пошли. Галчонок, – обратился он к маме, – я в клинике позавтракаю.
Ну, еще три блина в Жорике точно успеет вместиться. И варенья побольше.
***
– Руки, Георгий, руки! Все в варенье! – возмутился отец, когда Жорик, заняв пассажирское кресло в пересобранной для Китежа старенькой «девятке», пытался незаметно вытереть остатки поедания блинов об обшивку кресла.
– Уже все чисто! – щелкнув пальцами, улыбнулся Жорик. Ксифос нагрелся, золотистые искры окутали салон автомобиля, с обшивки, и с панелей исчезли не только все следы от варенья, но и пыль и шерсть зверей, которая из квартиры просачивалась повсюду, где бы ни бывал Жорик.
Мгновение Жорик наблюдал, как искры одна за другой исчезают в воздухе, будто мыльные пузыри. Он до сих пор радовался, что у него так легко получается любое заклинание. А ведь еще в начале лета так боялся, что в этом году в гимназию еще не примут – магия не успеет пробудиться. Или самое страшное – а вдруг он останется вообще без нее?
– Что в школе сегодня? – спросил отец, пока машина выкатывалась от парковки у подъезда к специальному кармашку. Только там можно просочиться в подземный тоннель. Жорик помолчал. Почти с тем же восторгом, что и в первый день в Китеже, наблюдал, как тяжеленная машина будто сама собой проваливается под землю и оказывается на трассе. Всюду волшебство!
– Сдвоенная теория магии с утра, скукота. Потом практика зоологии!
– Эму привет, – улыбнулся отец. Эмом он называл Тополя Эманила. Тот преподавал зоологию, еще когда отец учился в Темной гимназии, и с тех пор они поддерживали общение. Или даже дружбу, если возможно вообще говорить о дружбе между ведичем и лешим.
– Надеюсь, сегодня кто-нибудь жуткий будет! Мантикора, например!
– Ну, это вряд ли. Если повезет, может, к выпускному увидишь. Ученикам приводят только безобидных животных.
– Ага. Повезло мне с аспидом тогда! Таких даже в зверинцах нет.
– Повезло, – серьезно согласился отец. – Но ты уж поаккуратнее с ними, хорошо? Иногда ты слишком самоуверен.
– Я осторожный! Осторожнее меня к аспиду никто не относился. Все только огнем пуляли.
– С большой дистанции. А не лезли чесать брюшко, – хмыкнул отец, не отрывая внимательного взгляда от дороги. Отец не злился, не ругался. Просто спокойно предупреждал. А ведь Жорик часто видел, как родители однокурсников реагируют на всякие небезопасные выходки отпрысков. Какие истерики закатывали родители Дэнчика, когда Жорик втягивал того во что-то рискованное. Или отец и мать Сереги, стоило ему даже на пять минут опоздать домой. Таким ничего не расскажешь. Но невозмутимая уверенность собственных родителей в нем, Жорике, и его силах располагала.
– Па-ап…
– М?
– Мама рассказала? Я помню то, чего не помнят остальные.
– Не рассказывала. И что помнишь? – лишь прямую бровь слегка приподнял, вот и вся паника.
– Я помню, что еще два дня назад в Китеже был другой Председатель. А этого Кузьму Длинноносова никогда не видел. А мама помнит, и Алекс тоже.
Отец тяжело вздохнул и какое-то время молча смотрел в темный тоннель подземной трассы. Жорик терпеливо ждал, знал, что отец не оставит его без своего комментария. Пока длилось молчание, скользил взглядом по рекламным плакатам трассы: открытие нового ресторана в центре, новая передача по местному телевидению, зелье для роста волос. И желтый свет больших осветительных кристаллов, блики, пятнышки – точно искры сработавших заклинаний повсюду. Но краем глаза он и за отцом следил. Жорик был практически уверен, что все – сейчас отец расскажет что-то очень-очень важное. Но он вдруг нахмурился и довольно жестко сказал:
– Я не помню никакого Комиссарова… – и замолчал.
– И что, к врачу тогда? Мама предлагала. Но почему-то к утру забыла.
– Не к спеху, думаю, – быстро ответил отец. – Ты рассказывал, тебя кто-то проклясть на днях пробовал. Может, все-таки частично сработало? И через пару дней развеется. Что там за девочка из Темной? Или… Вампилов?
– Не, только не Алекс, – замотал головой Жорик. Но сам нахмурился: ему кажется, или отец переводит тему? – Да и больно глупое какое-то проклятие.
– Ну а что, он же пытался тебя запереть?
– Я уже понял, что ты его семейку не очень любишь, – махнул рукой Жорик и отвернулся к окну. – Он не такой, как они.
– Все они сначала не такие, – буркнул отец. – Но тебе виднее, конечно.
Жорик только покачал головой. Что делать с собственной памятью и всеми проклятиями – не ясно.
***
Жорик выскочил из машины и взглянул на часы: ага, трамвай Сережи приедет минуты через три, можно подождать. Они старались дожидаться друг друга, чтобы вместе дойти до гимназии, а когда Жорик добирался до учебы без отца, то и в трамвае встречались. В нем и познакомились, когда на подготовительные курсы ездили.
Подружились? Или просто соседи по парте, которых кроме уроков ничего не связывает?
До Китежа он всегда думал, что дружба – это просто. Ведь всегда был рядом Дэн, с которым они ссорились и мирились по десять раз на дню. Дэн, дружба с которым прошла проверку всевозможными испытаниями: походами в тайгу, купанием в ледяной реке, встречей с медведем, войной с гопниками из соседней деревни. Такая дружба должна была длиться вечно.
Но она не прошла испытания расстоянием. Жорик с семьей первыми переехали из Еловца в Китеж. Первые месяцы он писал другу в деревню многостраничные толстые письма. А Дэн отвечал на одно из трех, сухо и коротко. Через пару месяцев и он сам, как потом оказалось, тоже поселился в Китеже, но даже не сообщил Жорику. Не позвонил, не зашел, не написал. Почему? Только на вступительных экзаменах его встретил. Дэн тогда пожал руку, сухо кивнул и поспешил к другим темным. А когда встретились осенью на Дедах, так и вовсе не подошел.
Обычно-то Жорик старался не думать о таких сложных материях. Легко сдружился с Серегой, сел на первом уроке для класса магов рядом с Алексом и больше никогда не был один. Появление Марины несколько подпортило уже было полюбившийся расклад и вернуло мысли о Дэне.
Легко было думать, что дружба разладилась от того, что один оказался светлым, а другой темным: они ведь теперь жили в разное время суток. Да и вообще между темными и светлыми, несмотря на всеобщие заверения о единстве всех ведичей, чувствовалось напряжение. Поэтому Дэна даже не позовешь сыграть в футбол. Но эта Марина сначала перевернула представления о дружбе темных и светлых, а потом и вовсе сделала то, чего не делали до нее другие ведичи: перешла из Темной в Светлую. И в чем же причина тогда?
А именно теперь Дэн еще больше нужен.
Данил и Кузьма Юрьевич. Длинноносовы. Не самая популярная фамилия, чтобы быть просто совпадением.
В Еловце не любили вспоминать, кто и за что туда угодил. Туда никогда не уезжали из любви к уединению и морозным зимам. В Еловец ссылали ведичей. Родители рассказывали им с Алиской, что попали в ссылку от того, что браки между темными и светлыми в Китеже были вне закона. Закон отменили, и они смогли вернуться обратно. Но в Еловце все знали: то, что произносили вслух о причинах ссылки, не всегда было правдой.
А Длинноносовы говорили, что попали в Еловец из-за какого-то родственника отца Дэнчика. Какое у его отца отчество? Николай… Не Юрьевич ли, как этот Кузьма? Тут бы старого друга спросить, может, даже вместе разобраться со всем. Но не представлял, как теперь к нему хотя бы подойти и начать разговор.
– Давно ждешь? – послышался голос Сережи.