Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 88 из 162

— Пусть химиков все же направит, хотя бы студентов из своего института: молодежь у нас и талантливая найдется, и морально устойчивая. Я поговорю с ней.

— Еще раз: ты к ней с этим не лезь, она сама придумает что делать. Разве что я ей намекну насчет студентов, типа в плане наших путевых разговоров…

— Ну давай. А сама-то чем теперь заниматься будешь?

— Буду самолет в производство передавать. Валь, я сама самолет спроектировала! Первый, который целиком сама придумала! Правда винты мне все равно Ветчинкин рассчитывал, но все остальное-то моё!

— А чего его передавать-то? На заводе твоем что-то поменялось за эту неделю, отвык от тебя народ, давно ты их не голубила ласковым своим словом?

— Не на наш завод. Петруха когда еще у Кертисса моторный завод перекупил — и на той неделе он заработал! То есть моторы есть, а самолета под них нету.

— Так он завод под Конквероры вроде купил, и вообще в Аргентину.

— Ну да, а теперь срочно нужны уже и самолеты: Скорохватов Пете жаловался, что без самолетов Гоминьдан запинает Синьцзян скоро.

— И Петруха решил везти туда самолеты из Аргентины?!

— Нет, только моторы. А самолеты прям на месте строить и будут. Я сподобилась, придумала совершенно дендрофекальный самолет, причем даже палки будут Синьцзянские: он в основном из бамбуковой фанеры слеплен. Два Конкверора, охапка бамбуковой соломы — и лучший в мире маленький тяжелый истребитель поднимается в воздух!

— А кто там их будет строить? На каком заводе?

— Ну там же СССР уже завод построил, чтобы И-16 собирать. Всяко лучше, чем четверть самолетов вместе с пилотами терять в горах. А заодно и бамбуковый… в общем, полярный и пушной собирать будут. И-16 для Гоминьдана, а Лу-5 для того, чтобы от Гоминьдана защищаться.

— А если он лучший в мире, то, может, и для себя такой строить будем?

— Он лучше И-16, он лучше всего, что есть у китайцев, да и у японцев тоже. Пока лучше. А вот против будущих «мессеров» серии «f» он не потянет: будет быстрее, но маневренность у бамбуковой фанерки с двумя полутонными моторами окажется так себе. Я лучше для нас построю такой же, но без крыльев.

— Ракету что ли?

— Да, не к месту цитатка пришлась. Нет, такой же, но из металла и с движками, которые Люлька сейчас выпускать в Омске начинает. Если расчеты не врут, то и скорость выйдет под восемьсот, и маневренность — он разве что «кобру» сделать не сможет, да и то я не поручусь.

— Ну, тебе виднее. А успеешь?

— До осени сорокового поставлю в серию. Если никто не сделает самолетик получше.

— Кто, Сухой?

— Или он, или, скажем, Таиров. Всеволод Константинович, конечно, человек специфический, но конструктор неплохой. И сейчас в Кургане роет землю копытом и ваяет двухмоторный истребитель под седьмую версию М-13. Теоретически может получиться очень интересная машина.

— А что в нем специфического?

— Да он какой-то… вялый. Свое мнение не отстаивает даже если точно знает, что он прав. Постоянно компромиссы какие-то ищет… но если на него не давить, то то, что он сам придумал — делает хорошо. В общем, будем посмотреть.





— А другие конструктора у тебя как?

— Прекрасно. Петляков передал в производство свой Пе-8, он сейчас называется Пе-4. Павел Ионович от восторга аж похрюкивает, когда о самолете говорит: ведь машину сдали сразу без каких бы то ни было доработок, да еще изрядно перекрыли техзадание: просто за счет правильных сплавов мы планер почти на четыре тонны облегчили. Сейчас он новую машину изобретает, уже по моему техзаданию, под новенькие моторы Архипа: товарищ Люлька во вкус вошел, обещает через два года выдать мотор на четыре тысячи сил.

— Думаешь сделает?

— Думаю, что нет, но тысячи за три он точно перешагнет. У него же сейчас бешеных энтузиастов уже полторы сотни работает, он одновременно четыре двигателя новых проектирует. Три: стосильный он уже закончил.

— А на хрена такой? Планируешь По-2 перевести на турбореактивную тягу?

— А мысль интересная… но нет. Это вспомогательный двигатель для тяжелых самолетов. Генератор там покрутить или воздух подкачать.

— Понятно. Петляков до войны стратег выстроить успеет?

— Нет конечно. Но напрасной эта работа точно не будет… Да, а ты КПВТ доделал? Я на предмет его и на самолеты…

— Доделал, но под самолет его дорабатывать мне совершенно некогда: Вася просит зушку на двадцать три миллиметра.

— И что тебя держит?

— Лишь то, что пока здесь патрон под зушку не придумали.

— А у тебя что, лапки? Насколько я помню, роторные линии под любой патрон настраиваются. Сам патрон изобрети быстренько и выпуск наладь. Сколько у нас уже патронных заводов, восемь?

— Уже одиннадцать. Но даже гильзы на двенадцать миллиметров чуть ли не на треть в брак идут: сталь на такой вытяжке лопается…

— Валь, я, конечно, не настоящий сварщик… а настоящий у нас Василий. Ты с ним пообсуждай идею вздорной тетки: если к куску зафланцованной трубы приварить донце гильзы на сварке трением… Я к чему это: у меня на Турболёте штуцера в гидравлической системе шасси так ставятся, и по надежности и качеству шов превосходит даже исходный металл свариваемых деталей. А уходит на это секунды две, если не меньше…

— Мысль интересная, с Васей я точно поговорю. Но все равно с патронами пока все выглядит кисло: с пороховыми заводами не очень.

— Ну, Аня сейчас этим и занимается. Обидно, вместо работы над Богородской электростанцией ей приходится воров ловить. Ладно, я тебе все сказала, пойду работать. В Урумчи послезавтра лечу, тебе оттуда чего-нибудь привезти?

Тихий еврейский мальчик Боря Шапошник родом из Пинска карьеру сделал себе неплохую. Окончил восемь классов в родном Пинске, после революции уехал учиться дальше в Москву, где после этих восьми классов смог поступить в Московское механико-машиностроительное училище, а закончив его пошел работать на ЗиС, где еще студентом устроился работать слесарем. И рос бы в Москве карьерно и дальше, но когда на заводе стали использовать новые дизельные моторы, молодой инженер-конструктор пришел к директору и высказался в том плане, что если использовать тот же мотор, что и ярославцы, то вместо ЗиС-5 можно выпускать новый автомобиль с грузоподъемностью не меньше семи тонн, а возможно и до десяти — если сделать седельный тягач.

Иван Алексеевич его внимательно выслушал, а где-то через месяц, познакомив с каким-то парнем из ОГПУ, предложил «заняться тяжелым грузовиком в другом месте». Пояснив при этом, что на ЗиСе «висит план» и изобретать новую машину не получится из-за отсутствия средств и времени. И в результате молодой инженер оказался почти что рядом с родным городом: уже на следующее утро этот ОГПУшник забрал его из дома (сказав «семью потом заберешь, когда устроишься») и еще до обеда он сказался в Минске, в крошечной «Авторемонтной мастерской № 2», как было написано на вывеске у ворот. И там, в очень скромной по численности персонала и доступности оборудования «ремонтной мастерской» он занялся…

Вообще-то он занялся — сначала занялся — изучением «зарубежного опыта»: ОГПУ купило для «мастерской» несколько американских грузовиков, и Борису было предложено их изучить. Даже не так, этот ОГПУшник, Василий Викторович, задачу поставил несколько шире:

— Боря, вот тут стоят если не лучшие, то, пожалуй, самые дорогие достижения буржуйской инженерной мысли по части тяжелых грузовиков. Твоя задача — разобрать империалистические изделия до винтика, изучить их до винтика, понять, как и зачем проклятые буржуины сделали каждую деталь, каждый узел, причем так изучить и понять, чтобы после этого ты уже сам смог сконструировать — с широким применением полученных знаний и умений — советский тяжелый грузовик. Даже два грузовика… поначалу два: седельный тягач, способный тащить на трале за собой наш, советский и совершенно пролетарский, танк, и самосвал карьерный грузоподъемностью тонн так в десять.

— Я не уверен, что смогу настолько хорошо разобраться с моторами…