Титановый бардак

— Как раз напротив, она предлагает воспользоваться падением цен в Европе и индустриализацию ускорить, покупая больше станков и оборудования.

— При том, что цены на зерно и так упали. И откуда мы тогда валюту возьмем чтобы станки по дешевке покупать?

— В планах у нас было произвести закупки на почти пятьсот миллионов золотых рублей, а она предлагает уже в этом году потратить вдвое больше. И я с ней в этом полностью согласен, больше того, я уже почти подготовил для неё список первоочередных закупок на четыреста миллионов. Не совсем первоочередных, она сказала, что цены резко упадут к ноябрю-декабрю…

— Ты думаешь, что у них действительно есть столько денег за рубежом?

— Уверен. А еще уверен, что цены на промышленную продукцию упадут еще больше если мы уже осенью прекратим поставки хлеба в Европу.

— Это почему?

— Мы продаем хлеб за гроши…

— Он столько и стоит, его все по таким ценам продают.

— Нет, мы продаем дешевле прочих потому что хотим получить хоть сколько-то для индустриализации, вдобавок и за кредиты десять процентов из выручки отдаем. Но если мы продавать зерно не будем, то — даже не учитывая того, что мы его для советских людей сбережем — оно на мировых рынках подорожает, правителям в Европе потребуется гораздо больше денег для прокорма населения и они — ради получения дополнительных денег много и сразу — прижмут своих производителей, те будут продавать промпродукцию по самым минимальным ценам, лишь бы её купили. Нам это позволит потратить меньше на станки, а им — я имею в виду Девятое управление — заработать больше.

— А вот последнее предложение желательно пояснить.

— Они — то есть Девятое управление — уже скупили половину готовой к вывозу пшеницы в Аргентине. И если Советский Союз экспорт прекратит, они продадут её в Европу вдвое дороже. А это — очень приличные деньги…

— Скупили пшеницу? То есть у них действительно есть деньги, о которых мы не знаем…

— Мы знаем. Я знаю, ты: они же нам про это рассказали. А теперь говорят как эти деньги наилучшим образом потратить.

— Я знаю, как ты считаешь, то есть как точно ты считаешь. И я тебе верю. А раз ты уверен, что она считает много точнее тебя, то значит я должен и ей верить. Больше того, я уже всему тобой сказанному верю. Но вот как все это провести через ЦК…

— Ты еще больше в неё поверишь, когда узнаешь, что она предупредила меня, что ты именно этот вопрос и задашь. И дала на него ответ, правда который я не понял: она сказала, что если Валлах скоропостижно помрет, то Скрябин легко получит у буржуев льготный кредит с погашением поставками советских медикаментов, и она это гарантирует потому что в реальности она сама просто передаст нам наши же спасенные ими деньги. Причем сказала, что от внезапного тромбоза никто не застрахован…

— Значит Меер и Слава… ты с этой Ольгой Дмитриевной постоянно общаешься?

— Ну да…

— Мне с ней надо срочно поговорить. Срочно! Но без особого шума. Это можно устроить?

— Думаю да. По телефону…

— Нет!

— Опять ты перебиваешь! По телефону я с ней на эту тему говорить, конечно же, не буду, но вот слетать на консультацию в Боровичи мне же никто не запретит? Завтра вечером я скажу тебе когда. И где…

Десятого августа Иосиф Виссарионович пришел в «Октябрь» на премьеру нового фильма под названием «Свой среди чужих, чужой среди своих». У Иры на компе вообще-то с дюжину фильмов нашлось, так что ей было, из чего выбирать — но почему она выбрала этот очень неоднозначный фильм, никто так и не понял. Но фильм получился, правда не совсем получился так, как ожидала Ира. Все же разница менталитетов сказалась, причем не столько по сюжету, сколько по постановочной форме. И Сталину фильм не очень понравился — впрочем, он, по большому счету, вовсе не кино пришел смотреть.

Однако Ирину поздравить он зашел и честно сказал, что сам он от фильма не в восторге, но, судя по реакции в зале, детишки его будут смотреть с удовольствием. Оно и понятно: народ не избалованный, для него любая движущаяся картинка на грани чуда — а если картинка еще и цветная со стереозвуком…

В кабинете Ирины в кинотеатре кроме неё сидели и Оля с Петрухой. Сидели, слушали, что говорит Ирине Сталин, потом начали обсуждать реакцию зрителей…

— Извините, Ольга Дмитриевна, раз уж я здесь… Станислав Густавович мне передал кое-какие ваши замечания по поводу некоторых людей, и, если возможно, я бы хотел кое-что уточнить…

— Валлах работает на англичан, — ответила Сталину почему-то Ирина, — и у нас есть неопровержимые доказательства. Все, что знает этот подонок, знают и на Даунинг-стрит, причем часто узнают это раньше, чем в Кремле. Я бы эту мразь давно уже лично санировала, но мне Валя запретил… Извините, вы, наверное, наедине секретные вопросы обсудить хотите? Пойду поговорю со зрителями, вам пятнадцать минут пообщаться хватит? — и с этими словами она вышла, причем явно демонстрируя, что делает большое одолжение. Сталин вопросительно поглядел на Петруху, но Ольга, перехватив его взгляд, тут же сообщила Иосифу Виссарионовичу:

— А Петруха у нас будет как раз тем самым тромбозом, так что его присутствие не просто желательно, но и необходимо…

— А Валентин — это, как я понимаю, товарищ Сухов, ваш начальник. Могу я узнать, почему он на… премьеру фильма не приехал?

— Иосиф Виссарионович, Валя у нас формально начальник, а так он станками занимается, — сообщил Петр. — Проектирует их, руководит производством: тоже важная, очень важная работа, но далеко не главная. Точнее, не руководящая в общем смысле слова. А стратегией и тактикой у нас как раз Оля управляет, так что все, кто может ответить на ваши вопросы, здесь и собрались. Остальных-то зачем от работы отрывать?

— А Ирина Владимировна?

— У нее сегодня тоже важная работа: она ширмой работает. Кстати, очень симпатичной, яркой и броской ширмой, на вас тут вообще никто внимания не обратит…

Спустя двадцать минут Иосиф Виссарионович, садясь в автомобиль, подумал, что вероятно даже название только что просмотренного фильма эти люди из Девятого управления не просто так придумали. Впрочем, если они смогут сделать что пообещали, то… То смотреть за ними придется гораздо пристальнее. А вот кому это поручить, он пока еще не придумал.

А уже приехав в Кремль, Иосиф Виссарионович подумал, что самой удивительной и… непонятной в этой компании является Ирина Владимировна. Фильмы снимает, которые давно уже стали самыми популярными в стране, еще и самолеты успевает проектировать — да такие, что старые авиаконструктора от зависти локти себе кусают. Вон, месяц назад передала в Дуролюфт четыре новеньких машины, да таких, каких ни у кого в мире нет: из Москвы до Берлина без посадки перевозит четырнадцать пассажиров за пять с небольшим часов!

Кстати, права была Ирина Владимировна: рядом с её машиной самолет Туполева был полным… действительно, надо это убожество с производства снимать. Тем более, что и «Добролет» отказался от всех ранее сделанных заказов и просит новую машину Лукьяновой… Да и Баранов больше о туполевских машинах слышать не хочет. А вот интересно, они узнавали, сколько этот самолет стоит? Ведь Ольга Дмитриевна постоянно повторяла: хорошее не может быть дешевым. А самолет Лукьяновой был не просто хороший, а лучший! Правда о цене его Иосиф Виссарионович тоже забыл спросить…

Пантелеймон Кондратьевич к внезапному изменению своего статуса отнесся немного настороженно, но переживать из-за этого особо не стал. А вот из-за того, что с работой может не справиться, он переживал более чем сильно. Еще бы: вчера был студентом-недоучкой, а сегодня ему поручено управлять целой республикой!

Правда когда он попытался от поручения отказаться сославшись на молодость, приехавшая за ним в институт молодая женщина его довод просто высмеяла:

— Мы практически ровесники, а я уже седьмой год работаю комиссаром управления ОГПУ. Так что возраст — это не повод отлынивать от работы. Партия вам работу доверила — значит доверие нужно всего лишь оправдать!