Титановый бардак

— Я тут посмотрел ваши предложения, и вижу, что вы предлагаете выработку глинозема процентов на тридцать дороже, чем в проекте Волховского завода. В чем же вы видите неоптимальность обработки?

— Вот в чем, — вмешался Баранов и положил на стол небольшую алюминиевую трубку.

— Что это? — Иосиф Виссарионович всерьез заинтересовался происходящим.

— Алюминиевая трубка, которую выделывает мастерская Девятого управления.

— И что в ней такого? — Сталин взял трубку в руки. — Ну да, чувствуется, что она легкая…

— А вы попробуйте её согнуть, — улыбнулся Баранов. — Чувствуете? Она втрое легче стальной, но по прочности и многие стали превосходит.

— Из полученного по методике Девятого управления такой алюминий получается? — всерьез удивился Иосиф Виссарионович, передавая трубку протянувшему руку Молотову.

— Нет, алюминий получается обычный. А из него получается вот такой авиационный сплав, если в алюминий добавить кое-что — я название забыл — что работники Девятого управления могут попутно вытащить из нашего боксита.

— А кроме них никто это кое-что вытащить не может?

— Этого вещества в боксите содержится тридцать грамм на тонну, верно я помню, Ирина Владимировна? А по методикам, в Девятом управлении разработанным, можно вытащить даже вещества, которых и меньше трех грамм на тонну имеется. Например, они ежесуточно из пирита добывают по триста грамм золота, которого там как раз меньше трех грамм на тонну имеется. Это, конечно, стоимость обработки руд увеличивает, порой весьма заметно — но такие вот попутно добываемые вещества полностью окупают подобное удорожание.

— Тогда почему эти методики не внедряются на всех остальных заводах? — крайне недовольным голосом поинтересовался Сталин.

— Как раз потому, что необходимо сами методики эти хранить в абсолютной тайне во-первых, а во-вторых хранить в строжайшей тайне даже факт того, что мы это что-то из чего-то добываем. С такими трубками вместо стальных профилей самолет, например ТБ-1, будет на тонну легче…

— Собственно, поэтому мы с Петром Ионовичем и предлагаем передать бокситовый рудник под прикрытие ОГПУ, — добавил Кржижановский.

— А вы успеете запустить бокситовый завод до пуска Волховского алюминиевого? Было бы неплохо, чтобы первый советский алюминий был выплавлен из вашего глинозема.

— Первый советский алюминий из этого глинозема был выплавлен примерно год назад? — решила «уточнить» Ольга, — и сейчас мы производим его около пятнадцати тонн в сутки. А можем производить тонн по сто, но глинозема у нас не достаточно.

— Вы производите алюминий? — теперь уже очень сильно удивился Сталин. — А почему…

— Мы разрабатываем технологию производства, и опытный завод да, алюминий производит. Но мало, мы его весь у себя же и используем, в других опытных работах.

— Вот теперь с вашей идеей всё понятно. Вот только как её продать Валериану? Он-то в Госплане поди уже какой-то план на бокситовый карьер составил? — ни к кому не обращаясь, вслух выразил свою мысль Молотов.

— Да легко, — усмехнулся Струмилин. — Мы тут с Ольгой Дмитриевной утром уже быстренько возможные проблемы обсудили, и у меня вот какая идея возникла. Сейчас на карьере мужики лопатами боксит копают, в грабарках почти на двадцать километров к станции возят. Планы при этом не выполняются потому что пьянство там процветает, прогулы постоянные. А вот если ОГПУ этим займется, то с пьянством и прогулами там станет получше.

— Не надо нам получше с пьянством и прогулами, — рассмеялась Ольга Дмитриевна, — нам уж лучше вообще без этого обойтись.

После этой реплики рассмеялись уже все, включая Струмилина. А отсмеявшись, Станислав Густавович решил все же кое-что уточнить:

— Кстати, по плану тут предполагается железнодорожную ветку к карьерам проложить, восемнадцать километров. Но, как я понимаю, вместо неё потребуется ветка от Боровичей? Ольга Дмитриевна, вы дополнительные расходы подсчитали?

— Ветку к Большому Двору нужно не просто оставить, а как только возможно строительство её ускорить: ведь глинозем к Волхову на чем-то возить все же придется. А ветку от Боровичей мы своими силами кинем.

— Это как «своими силами»? — удивился Молотов.

— Это так же, как все остальные дороги в Особом Боровичском районе. Есть у нас, скажем, внутренние возможности.

— Ну, хорошо. Вячеслав, — Сталин повернулся к Молотову, — тогда ты Валериану всё это объясни, и давайте переходить ко второму вопросу. Петр Ионович, снова тебе выступать?

— А вот нет, — главный авиатор улыбнулся, — Ирина Владимировна лучше меня всё расскажет.

Ирина оглядела собравшихся и, нахмурившись, начала:

— На самом деле это три отдельных вопроса. Первый: нужно сформировать особый правительственный авиаотряд, на самолетах которого только и смогут летать члены правительства и руководители важных государственных проектов — потому что аварийность нынешней авиации обеспечивает совершенно недопустимые риски для пассажиров. Второй: необходимо для всех летчиков провести аттестацию и выгнать к хренам собачьим всех, кто её не пройдет, причем в первую очередь выгнать тех, кто пьянствует — ведь больше половины аварий происходят из-за того, что пилот за штурвал с похмелюги садится. Третий вопрос — о необходимости реорганизации существующих авиационных конструкторских бюро, поскольку без такой реорганизации наша промышленность будет выпускать исключительно кое-как летающее говно…

Всё хорошо, прекрасная маркиза…

Борис Васильевич Наваркин к большевикам никак не относился. Вот отец его, Василий Степанович, раньше относился к ним плохо — но и он теперь стал относиться никак. Борис Васильевич в войну служил честно: начал прапорщиком (поскольку он имел относительно приличное образование, его сначала в соответствующую школу направили), а закончил штабс-капитаном. Ну а когда, после войны уже, власть захватили большевики…

Отец покинул Россию как только узнал, что Дзержинский расстреливает всех дворян-железнодорожников. Ну а так как на железной дороге практически любой, даже самый мелкий начальник автоматически получал личное дворянство… в общем, уехал и пристроился на железной дороге в Австрии. Сам Борис Васильевич дворянином вообще не был, но еще раз воевать (неважно — за красных или за белых) желания не испытывал — и когда отец сообщил, что есть возможность получить приличную работу у нового отцова приятеля, раздумывать он не стал. Ну, по нынешним временам даже работа мастером в цеху могла считаться приличной, ведь на жилье и хлеб денег хватало. А вот когда заказы на фабрике закончились и работы не стало…

Вот как раз представитель одного из прежних заказчиков и сосватал его на новую работу. Главное — денег за нее платили более чем достаточно для комфортной жизни, а то, что вместо металлического цеха пришлось работать на консервной фабрике, было не очень важно. И тем более не важно, что на этой фабрике стояли насосы, которые раньше Борис Наваркин в Австрии и делал.

Формально Борис Васильевич считался директором фабрики, но работать приходилось большей частью руками: насосы все же часто требовали ремонта. Да и рабочие, хотя опыта и набирались довольно быстро, частенько еще допускали разные ошибки. Правда где-то с полгода назад, когда коллектив фабрики пополнился еще четырьмя бывшими офицерами, причем техники не боящимися, серьезных ошибок стало заметно меньше и почти каждый день фабрика прилично перевыполняла план. Очень даже немаленький план: пятьдесят тонн продукции в сутки. Но в Порхове с работой было неважно, так что и рабочие старались, чтобы не оказаться уволенными, и вообще получилось третью смену полностью укомплектовать — собственно, поэтому в последние два месяца с фабрики ежесуточно уходило не меньше шестидесяти тонн картошки. Именно её, родимой: выпускала фабрика «новейший продукт» под названием «сублимированное картофельное пюре».

Восьмого марта, в воскресенье, все работающие мужчины решили женщинам предоставить дополнительный выходной (ну и что, что воскресенье: фабрика работала круглосуточно и без выходных), так что на зачистку картошки встали мужики, а многие привели с собой и сыновей. Конечно, опыта у мелких было немного, но наковырять глазков из картошки — это все же не особо и трудно, там более после снятия шкурки (на специальной машине, очищающей картошку особой шершавой лентой) эти глазки просто в глаза бросались. Откровенно говоря, «по технологии» вполне допускалось в котлы картошку и с глазками запускать, но Борис Васильевич считал, что лучше делать как лучше: деньги в фонде зарплаты были, бабам в городе лишний заработок не помешает, а качество продукции — это в том числе и его, Бориса Наваркина, репутация.