Титановый бардак

Оля открыла было рот, чтобы ответить, но громкий смех Иры этому помешал.

— Ирина Алексеевна, что вас так в моих словах рассмешило? — очень недовольным голосом поинтересовался Сталин.

— Да так, ничего особенного. Разве что абсолютная невозможность реализации вашей уже идеи.

— Какой идеи?

— Назначить Олю Первым секретарем.

— И в чем же заключается эта, как вы говорите, абсолютная невозможность?

— Ну… чтобы стать секретарем ЦК, пусть даже не первым, а последним, нужно хотя бы членом партии быть.

— И при чем…

— Вам что, никто раньше не говорил? В руководстве «девятки» все сугубо беспартийные. И Ольга Дмитриевна, и я, и вообще все.

— А Светлана Юрьевна? Ее же ЦК назначил куратором Пономаренко…

— Ну да, назначил. Она и курировала, но в работу Пантелеймона Кондратьевича не вмешивалась. Просто пальцем показывала на проблемы, которые Пономаренко стоило бы решать, ну и помогала советами при необходимости. При чем тут членство в партии?

— Все беспартийные… — как-то растерянно проговорил Иосиф Виссарионович. — Беспартийные… а как же вас Дзержинский назначил в руководство управления?

— Честно говоря, — ухмыльнулась Ира, — он нас и не назначал. Приказ об учреждении «девятки» написал Петруха, Света его подписала — у нее хорошо подписи подделывать получается. Мы просто воспользовались бардаком, который возник после его смерти.

— Так это вы Феликса…

— Нет, конечно. Железный Феликс самостоятельно сдох, и очень вовремя это сделал. Правда, если бы он не помер, то у Петрухи план по его ликвидации был уже готов. Потому что если бы этот мерзавец и ярый троцкист остался жив, то вот вы бы двадцать седьмой год точно не пережили бы.

— А вы считаете…

— Да, мы считаем. Света, например, абсолютно убеждена, что без вас — лично вас — СССР скатился бы в сраное говно еще в середине тридцатых. А Оля просто просчитала, как вам лучше и эффективнее всего помочь в развитии Советского Союза и в укреплении оборонной мощи. У нас просто выбора не было…

— Да… неожиданно.

— Но, согласитесь, неплохо получилось. Оказывается, чтобы помогать процветанию страны, вовсе не обязательно вступать в партию.

— Тогда может вы мне объясните, почему вы стали помогать… Советскому Союзу?

— Чисто шкурный интерес.

— То есть?

— Ну, знаете ли, у нас семья, дети. Хочется, чтобы они жили по-человечески. Росли в мирной, сильной и процветающей стране. Потому что жить в стране, где другие дети мрут от голода и болезней, просто не комфортно — а душа-то требует радости и покоя.

— Да уж… радости и покоя у вас…

— Зато на пенсии мы будем просто сидеть на крылечке, пить чай из самовара и не бояться, что какие-то импортные сволочи потревожат наше мирное небо.

— Я обдумала ваше предложение, — прервала Иру Оля, — и кое-что в нем мне подходит. Но сначала я подготовлю небольшой список условий, при которых я буду готова его принять. Через неделю, если вы найдете пару часов свободного времени, я приеду и мы сможем эти условия обсудить, только будет лучше, если при обсуждении будут присутствовать Струмилин и Молотов.

— А предварительно вы не хотите мне их высказать?

— Нет, мне нужно кое-что уточнить. И кое-что подсчитать. Мы сможем встретиться четырнадцатого, в пятницу?

— Договорились, жду вас в следующую пятницу. Часа в два вас устроит?

— Лаврентий, вот ты в состоянии поверить в рассказ Лукьяновой? — спросил Сталин у наркома Госбезопасности на следующий день.

— Они врут, но они всегда врут.

— Что ты имеешь в виду?

— Феликс забрал в канцелярии десять удостоверений четырнадцатого июня, и номера этих удостоверений именно те, которые проставлены у руководства «девятки». Одно из них, а именно удостоверение Светланы Юрьевны, было сдано двадцать четвертого июля в канцелярию из-за смены фамилии, и мои эксперты его нашли и проверили: оно подлинное. Единственное, что может вызвать некоторое… смущение, так это то, что приказ об учреждении управления напечатан на двух машинках, точнее сам приказ — на одной, а приложение — на другой. Но и это вещь довольно обычная, когда документы готовятся срочно, то разные части и печатаются разными машинистками для скорости. То есть о том, что управление создано не Феликсом, они почти наверняка врут.

— То есть ты считаешь, что верить им нельзя?

— Я считаю, что они врут лишь тогда, когда хотят чтобы им кто-то не мешал делать то, что сами они считают необходимым. Вот Кирову они наврали про метро в Ленинграде, и выстроили туннели под Ладогой, которые в случае… в общем, невозможно разбомбить в принципе, и сейчас почти треть грузового сообщения с Ленинградом идет по этому туннелю. Ему же наврали про дорогу к Усть-Луге — а сейчас вдоль этой дороги выстроен мощнейший оборонительный рубеж. Пока не используемый, но если армия не удержит рубеж вдоль Нарвы, то на нем фашист точно остановится. Я уже не говорю, как они всему миру наврали про уран…

— Но в таком случае зачем они врут мне… нам?

— Скорее всего, опасаются, что у нас где-то окопались шпионы. И, к сожалению, имеют для этого веские основания. Вот Артузов, например, вообще с абвером сотрудничал…

— Я не знал…

— А они знали.

— Так это они?

— Артузова исполнил лично Петр Евгеньевич… что смотришь, я сам об этом узнал только позавчера. Кстати, было бы неплохо ему за это орден дать.

— Пиши представление, я подпишу. И попроси его ко мне зайти, мне уже интересно, кого он еще…

— Мне тоже интересно, но я даже спрашивать не собираюсь. Опять же наврет, — Берия рассмеялся.

— Вот мне и интересно, о чем он врать будет, — усмехнулся Сталин.

— Ну тогда когда он вернется, приглашу. Только чуть позже: он сейчас сильно занят. Накрыл в Ташкенте довольно большую законспирированную сионистскую организацию, причем серьезную, с зарубежным финансированием, с несколькими подпольными хедерами, с парой десятков меламедов. Ведут антисоветскую пропаганду среди эвакуировавшихся в Ташкент евреев — и Петр Евгеньевич с командой туда поехал разбираться. Дело-то серьезное, нам только еврейского бунта не хватает.

— Судя по тому, как он раньше работал, бунта не будет.

— Это точно, никто даже и не узнает, куда эта организация исчезла. Но в Москве он окажется, думаю, где-то к концу ноября.

— Хорошо, это не к спеху, я же хотел расспросить его о том, что уже сделано. А как у нас сейчас дела?

— Из штаба Толбухина в полдень сообщили, что все идет по плану. У Рокоссовского тоже никаких неожиданностей. А вот у Фролова интересно получается: норвеги с британцами решили в войну влезть.

— Почему не доложили?

— Там пока вроде не о чем докладывать. Голованов сказал, что пришлось немного вне плана побомбить Киркенес, и если противник в бутылку не полезет, то можно будет все списать на случайный инцидент.

— А могут полезть?

— Британцы — могут. Норвежцы, скорее всего, нет: они лишь территорию англичанам предоставили, да и то исключительно подневольно. В нападении на Петсамо только британские самолеты участвовали, а из Киркинеса к нам перебежало несколько русских рыбаков, которые сказали, что норвежских солдат в городе нет, а рыбаки и рудокопы категорически против войны. И против британцев тоже. Так что Ильюшинские бомбардировщики просто аэродром разбомбили, город не трогали. Но торпедоносцы по заливу прошлись, и в Мурманске ходят слухи — именно слухи, подтверждения нет — что там потопили британский линкор и с полдюжины кораблей поменьше…

— Если Англия вступит в войну с нами, это будет очень плохо…

— Да уж, хорошего тут мало. Однако у Слащева и на такой случай план припасен.

— План — это лучше чем ничего, но легче нам от него явно не будет. Шапошников в курсе?

— Да. В Генштабе как раз план Слащева и изучают сейчас. Забавно: план номер 26–17. Интересно даже, сколько всего там планов уже составлено? И замечу: пока все их планы шли по плану, что дает определенные надежды.

— Да, надежды. А что думаешь насчет присвоения Слащеву звания маршала?