Дочь мэра

— Даю тебе месяц на то, чтобы побороть свой страх. В военном госпитале. Будешь делать все, что тебе скажут. У меня там есть свой человек…Если за месяц ты по-прежнему будешь падать в обморок при виде гнойных и кровавых ран, ты вылетишь из меда как пробка из-под шампанского.

Я стояла словно обухом приглушенная. В военном госпитале работала подруга моей мамы.

— Янчик, значит так, Зиновьевичу я ничего не скажу о сегодняшнем феерическом отключении.

— Вы и про прошлый прикол не рассказали. Но может надо. Путь будет честно. У меня был прогресс, не сразу же отключилась, — я откидываюсь на мягкий диван в сестринской и смотрю в потолок.

Меня все еще немного мутит, но уйти домой отдыхать после внезапного акта донорства я отказалась.

— Ты давай поменьше тут мне указывай, что и как делать, мэрская дочурка. Я тебя люблю и обожаю, но вопрос все-таки стоит ребром. Ты когда своим правду-то скажешь? И чего ты уперлась рогом? — она достает журнал регистрации больных и что-то вписывает туда, не прекращая периодически поглядывать на меня подозрительным взглядом.

— Уперлась, потому что я могу все завалить, а я хочу прийти к ним под щитом, а не на нем…

— Да гляньте вы на эту высокопарную перфекционистку! Деньги на учебу где взяла?

— Заработала летом, секретарем у зама отца работала. Эта женщина мне всю кровушку высосала, так что чудом удалось сегодня собрать бойцу, — пытаюсь даже пошутить, но выходит так себе. — Плачу по семестрам. Даже если все завалю, деньги не будут потрачены зря.

Мы сидим и болтаем. Сегодня я точно приду домой очень поздно.

Дежурств у меня нет, числюсь я обычной санитаркой, она же нянечка, она же уборщица, но по факту я тут точно прохожу ускоренный курс «Медсестринства», благодаря моей упорной наставнице.

Она учит меня делать уколы, ставить капельницы, и многое-многое другое.

Пусть все это я давно умею, благодаря матери, но сложные случаи никто не отменял. Да и прогресс на лицо, наверное. Уколы и капельницы проходят ровно…Пары с утра, практика после них до самого позднего вечера…

— Ясно, как я и говорила уже, я тебя не сдам. НО я настоятельно рекомендую побыстрее сознаться. Тебя не отругают уж точно, наоборот поддержат. Мать вообще особо загонялась, что у тебя с медом не склеилось из-за твоей маленькой проблемы. Представляешь, как Манюня обрадуется? А уж отец и без того готов целовать тебе пятки, так что смысла скрываться не вижу.

— Расскажу, — коротко отвечаю и дую губы, сама же в уме прикидываю, что мои страхи беспочвенны. Надуманы на ровном месте, во мне никто не разочаруется, да и первое образование я не бросаю.

Как буду совмещать — пока не ясно, но там ведь остался бюджет и в принципе по кошельку бить не будет. Две сессии в год по три недели, так-то немного.

Но все равно мне так страшно отца огорчить, от этой мысли очень грустно становится. Он у меня такой идеальный, а я вот такая…сплошные несовершенства, хоть умница.

— Значит так. Исаев теперь твоя зона ответственности. Надо будет обрабатывать его раны, следить и в целом ты его спасла, теперь это ярмо твое. Тяни до конца! — мне падает на руки список назначений, и я коротко выдыхаю. Первый больной. Надеюсь, я не потеряю сознание при нем.

— Военный, да?

— Да, и ему двадцать пять. От такого рожать и рожать, пойди посмотри в пятой палате.

Я смущенно улыбаюсь и опускаю взгляд. Рожать и рожать?

— А что? Не вечно тебе только отца своего любить, пора и на мальчиков смотреть. А то ты глянь на Белова. Жадюга какая! Родил красотку и запер в замке, еще и угрожает любому, кто только попытается заглянуть в окошко.

Я тихо захожу в палату, сжимая в руках лист назначений. Разумеется, я не лечащий врач, в мои задачи входит…обслуживать больного, помогать с базовыми вещами.

Исаев не тяжелый, но у него была обильная кровопотеря, колотая рана бедра, пневматоракс, и травма глаза. Операция прошла успешно и быстро, но сейчас он слаб.

Очень слаб, если судить по тому, что я уже знаю.

Немного, но все же за полторы недели в военном госпитале я умудрилась увидеть такое, что многое точно бы хотела развидеть. С непривычки и при такой боязни крови это вполне нормальная реакция. Так я читала на форумах.

А на кровати лежит молодой парень и очень…запоминающийся. Внешность у него не смазливая, скорее мужественно-цепляющая. И даже огромный синяк не портит всю картину, а наоборот придает ему брутальности.

Мой подопечный крупный, так что кровать для него слегка маловата. Я скольжу внимательным взглядом по дрожащим векам, спускаюсь вниз по угловатым скулам к маленькой ссадине на губе. Коротко стрижен и видно, что любит улыбаться. Маленькие морщинки у глаз и у губ даже в расслабленном состоянии лица не разглаживаются.

От парня веет теплом, он как большое солнышко. Да уж, занесло меня. Хватит вообще-то засматриваться на больного, тем более, когда он спит, а то это все смахивает на своего рода сталкинг.

Смахнув ненужные мысли воображаемой метлой, я подхожу к Исаеву и проверяю капельницу, которая вот-вот закончится. Вовремя пришла, а то медсестры по вечерам бывают в пене, а мне несложно отключить. Им меньше работы.

При близком рассмотрении я замечаю на лице и мелкие царапины, словно это все от осколков. Убрав все трубки, я поднимаю голову и напарываюсь на внимательный, но очень уставший взгляд парня. От неожиданности меня аж подкидывает на месте.

— Вау… — тихо шепчет он, задерживаясь на моем лице и приоткрывая при этом рот. Может еще в шоке от произошедшего. Я снисходительно улыбаюсь и наклоняюсь чуть ниже, чтобы расслышать ответ на свой вопрос.

— Как вы себя чувствуете?

— Да вот увидел тебя, кудряшка, и охуел от того, как хорошо. В разы лучше, чем было в бусике, — парень ругается и лыбится в ответ, облапливая меня взглядом. — Прости, я чет не подумал. За мат прости.

Зардевшись, я резко поднимаюсь и пытаюсь придать лицу строгий вид, а затем хмурюсь и теряюсь в ответе. Ощущаю внутри зачатки странного гнева и смущения, проявляющего на лице яркими пятнами.

А дальше он пытается поднять руку и протянуть ее ко мне, но этот жест заставляет его скорчиться и глухо застонать. Стиснув челюсть, Исаев откидывается на подушку и тяжело выдыхает. По лицу разливается агония.

Всю мою злость сдувает моментально, вот была и нет ее. Я осторожно касаюсь его горячей руки и участливо заявляю:

— Вам нельзя делать резких движений, постарайтесь отдыхать.

А рука-то слишком горячая, чересчур даже. В ответ на мое прикосновение парень сжимает мою руку сильнее, сковывая в стальном захвате. Боже, да он печка. От прикосновения меня окунает в кипящий чан, а затем толкает в морозильную камеру. Играет на контрастах…Смахнув прядь, упавшую на лицо, я стараюсь собрать разбежавшиеся мысли до кучи:

— Давайте измерим температуру…

Он молча кивает и приоткрывает здоровый глаз, снова заставляя своим взглядом покрыться тонкой пленкой пота. Прямо пускает огонь в лицо лишь взглянув, ну как так возможно? Причем взглянув лишь одним глазом…При полном параде он заставляет девушек плавиться?

Сглотнув вязкую слюну, я беру с тумбочки градусник и передаю Исаеву, помогая ему засунуть его подмышку.

Титанические усилия с его стороны, но на лице слабая улыбка, и он так же смотрит на меня, не моргая даже. Словно я восьмое чудо света, и меня это довольно сильно смущает. Я не привыкла к такому обильному вниманию.

Он даже не пытается скрывать свой интерес!

— Как тебя зовут, кудряшка? — голос низкий, пробирающий до самого нутра. Я сажусь на стул возле кровати и, нервно усмехнувшись, отвечаю:

— Яна.

— А я Богдан. Ну Богом данный, — добавляет и снова стреляет цепляющим взглядом, слегка приоткрывая рот и ведя языком по нижней губе. Там, где ранка. — Ты мой врач?

— Я ваша санитарка-медсестра и просто помощница. До врача мне далеко, я студент, — подчеркнуто вежливо отвечаю, акцентируя внимание на ВАША, может тогда фамильярность немного спадет?