Дочь мэра

Иногда даже не веду, сразу задираю юбку, а мне и рады, потому что бабы на меня падки. Я вроде как ничего получился у мамы, а тело доработал сам.

Я бы и тут задрал юбку, черт, но вместо этого бьюсь себя по рукам и думаю, как правильно.

Когда Кудряшка подходит ко мне и что-то явно пытается сделать по своему медицинскому списку, все мысли у меня окончательно из головы выдуваются, они под напором пульсирующей в организме крови смываются. Вот это вставляет же меня, я вам кричу.

— Облачко, тебя надо хватать и бежать куда подальше, чтобы никто не увидел и не посмел тронуть.

Хватаю ее и, не обращая внимания на боль, прижимаю к себе так крепко, что от спазмов в груди начинает кружится голова. Вот такие у меня они легкие. Плевать.

Так сразу классно становится — в вопросах нервных колебаний уж точно, она на меня как узбагоин действует, так бы и протерся лицом по груди, но мне ведь прилетит по младшенькому сразу. Забуду как зовут уж точно — в этом я крайне уверен.

Ее сбивчивое дыхание обжигает мне кожу, но я от удовольствия прикрываю глаза, не позволяя себе спуститься руками ниже к манящим ягодицам. Хочется и колется, и яйца еще пригодятся. Вот почему я помалкиваю и держу ее, лишь мысленно прокручивая все то, что сделал бы с ней сейчас.

— Исаев, ну что вы делаете?

— Ты, — грубо исправляю, поворачивая голову в сторону ее лица. До этого я был очень целомудрен! Сейчас херушки. Не заслужила за свое выканье, от которого у меня член сдувается, клянусь! — Обнимаю тебя, Яночка.

— С чего вдруг, Богдан, вы меня обнимаете? — хриплым голосом спрашивает, передергивая плечами. У самой так громко сердце стучит, что я, даже не прижимаясь к груди, его слышу.

С того, что ты моя и все тут. Красивая…умная. Хочу себе. Но всю эту фразу говорю только в своей голове, где сейчас буквально компот из разных мыслей.

— Потому что хочу тебя обнимать. И ты хочешь, ну так обними меня в ответ, я же заслужил! — урчу просто, представляя тот бум, если она меня сейчас обнимет. Даже если просто прикоснется, я же на части разойдусь по швам от той лыбы, что будет на моем лице.

— Исаев…нельзя так, я же тут на работе, а вы мой пациент, — угрюмый ответ летит мне в лицо, размазывая ЧСВ до состояния крема от морщин.

Мне уже он нужен, потому что вот такие слова заставляют меня хмуриться! Жмуриться, и потом что? Она молодая и красивая, а я курага? Спасибо!

— Я твоя работа, я твое задание. Нам тебя еще учить надо избавляться от мааааленькой проблемки.

Повисает пауза, и я не сразу догоняю, чего вдруг? А когда Облачко напрягается в моих руках, то понимаю, что пизданул лишнего и меня понимают неправильно.

— Теперь вы будете мне вечно об этом напоминать, если что-то-то будет не так, как вам хочется?

Или я тупой, или лыжи не едут, и мое Облачко сейчас мягко намекнула, что я буду ее шантажировать? Че? Это че такое вообще? Ты с кем общалась этого, птенчик?

— Херню ляпнула, давай целуй меня, и я сделаю вид, что не услышал, — закатываю глаза и кривлю морду лица в недовольном выражении.

Ибо нехер меня доводить. Ну я что, совсем отбитый, что ли? Меня нормально воспитали. Еще не хватало девушек силой в кровать тащить, это уже за гранью, честное слово.

Я только за честный бой. Снял трусы, зажал у стенки, получил ответ и пошел дальше. Вот так и работаем, конечно.

Потому что у меня времени на все эти отношения не было обычно, я после расставания ушел во все тяжкие и трахал все, что видел. Внезапно так до меня дошло, что бабы очень даже готовы мне давать без отношений, без обещаний и без ненужных клятв.

А самок главное: от них я ждал только широко раздвинутых ног. После сборов, долгих многомесячных заданий у черта на куличках в компании озверевших парней, после реально сложных вылазок, мне меньше всего хочется выяснений отношений.

Как и любому нормальному мужику мне хочется пожрать, увидеть красоту и потрахаться. Это я находил с девушками, не шибко обремененными принципами морали.

Но самое главное: мне никто мозги не насиловал, не доводил, мои извилины не варились в бесячих мыслях «а с кем она? А как она? А на что обиделась?», а если что было не по мне: я шел в пешее эротическое по следующим дамам. И все в шоколаде у меня было, пока я не увидел Облачко.

Эх. Ну целуй же, сколько мне раз просить надо? Я же вежливый, пока еще прошу…Пока.

Но Яночка меня не целует, она мягко выпутывается из объятий, вручает мне таблетки и, проверив температуру, разворачивается, чтобы уйти. Меня муляет и муляет, нет. Не отпущу.

Я слишком верю в себя и в свои силы, чтобы вот так просто отпустить ее, а потому, ухватив за руку, резко толкаю на себя и впиваюсь в губы, сразу же захватывая в плен манящие уста. Вау. Вау. Вау. Взрыв сверхновой перед глазами, и больше ничего не болит, потому что я, кажется, из своего тела выпрыгнул на лету.

Зато во рту разливается мед, и я буквально причмокиваю его, собирая до последней капли. Руки скользят выше и погружаются в пухнастый взрыв на макаронной фабрике. Черт. На ощупь просто бомба, на вкус огонь. Как оторваться? Если я сейчас себя не контролирую и готов к разврату.

Прихожу в себя шустро, даже с разбегу, когда Яночка вырывается и смачно лупит меня ладошкой по лицу, запыхавшись и с краснючими губами. Я тяну лыбу и рассматриваю ее пунцовое личико, кайфуя вообще от всего. Даже от того, что она меня шлепнула.

Кричу вам в голосину, что у меня снова встал. Словно завороженный смотрю и не вдупляю, как я так влип? А?

— Что вы себе позволяете? — вперившись в меня растерянным взглядом, Кудряшка, тяжело дыша, прикладывает руку к груди. Ту самую, которой меня шлепнула.

— Не повредила? — участливо спрашиваю и тяну руку к ее маленькой ладошке.

Меня-то она приложила слабо, но что для меня ничего, то для нее может быть очень много. Но Яночка делает шаг назад и, скидывая с лица упавшую прядь, резко разворачивается и уходит, оставляя меня и мой неотлюбленный стояк подыхать на кровати.

Я вслед ей смотрю, как Хатико, честное слово, но в отличие от него, улыбаюсь, потому что…ну урвал же. Красава.

Сердцебиение на разрыв мою грудную лупит, и я так глубоко и часто дышу, словно бежал тут стометровку. А сам анализирую довольно скрупулезно все то, что только что пережил…и прихожу к выводу, что губки-то она раскрыла.

Ответила мне девочка, потому что тело-то не обманешь…И хочется кричать от счастья мне во всю глотку. Вот оно! Вот оно!

Даже если она удумала закричать, я все равно по факту чувствовал слабый отклик. Малыш…ты меня волнуешь, с каждым разом волнуешь все сильнее и сильнее. Довольный собой, я все еще смотрю на закрытую дверь и слабо киваю своим же мыслям относительно дальнейшего завоевания.

Ну тут все ясно, надо дальше гнать вперед. Свиданки там и прочее, понаблюдать, цветы и конфеты, все такое…

И вдруг слышу:

— Еба, ты скорострел, что ли? Че так быстро? — Макс заходит и снова несет какую-то херню, и мое довольное выражение лица сменяется злым.

Вижу его и завожусь уже совсем иначе, так что встать бы и дать в табло. Мы вообще никогда не ссоримся ни по какому поводу, а тут меня прямо задевает пздц как! Руки так и сжимаются в кулаки.

— Макс, ты давно у зубного был, а? — шиплю, а сам стараюсь держаться. Парни снова заполняют палату и посматривают на меня подозрительно, только Макс все так же ржет!

— Че ты быкуешь, а? — парирует он, делая ровно то, что я просто ненавижу: отвечает вопросом на вопрос. — Из-за принцессы, что ли? УУУУУ, — игриво показывает мне палец вниз, улюлюкая при этом на всю палату.

— Нехер ее взглядом лапать, — бросаю коротко, все еще стараясь не вспылить сильнее.

— Да что ты! А то что? Понравилась? Так мне тоже нравится, хочу поухаживать…

Стоп-кран слетает, и мои предохранители сейчас горят. Поухаживать. За кем ты собрался, блин, ухаживать?! По вене пускает неконтролируемый гнев, и я шиплю:

— Ебанариум свой завали, а то будешь плавать на полу сейчас.