Страница 6 из 15
А вообще-то, если честно, больше всего раздражения у меня вызывают старухи. Видно, что с годами «неписанная» красавица превратилась в скрюченную каргу, но в душе – всё равно шестнадцатилетняя чаровница-прелестница. И вот чтоб её прелести не остались незамеченными, эти старушенции везде лезут, нелепо, иногда даже – в мини, одеваются, и в магазинах или других общественных местах обязательно ведут себя так, чтоб уж мимо не прошли, или оглянулись. Например, задают тупые вопросы продавцам, типа: «Скажите, а эта колбаска свежая?»
Дура ты, так и хочется сказать! Неужели ты и правда думаешь, что затраханная шефом и судьбой продавщица, толстая и противная на вид «ягодка опять», у которой только одно на уме: как бы сделать план, да сдать смену, ответит тебе правду: «Нет, этой колбасе уже неделя, и мы промывали её два раза в марганцовке, чтоб убить плесень»?! Нет, разумеется. Продавщица скажет: «Конечно, свежая! Вот, только сегодня утром привезли с комбината!»
Ну а раз эта старушка, как всем разумным людям представляется, прекрасно понимает всё это и сама, следовательно её реплика, да ещё сказанная громко и с отменной дикцией, и соответствующим тоном, преследует только одну цель: обратите, дескать, на меня, такую всю изысканно-утончённую и со вкусом и по моде (пусть и восьмидесятых!) одетую, но такую…
Красивую!
Ну, понятное дело, народ на неё посмотрит. Кто покультурней, просто промолчит. А кто помоложе, и как они сейчас все – «без комплексов», скривится, словно лимон съел, или проворчит чего-то вроде: «Можно побыстрей? Задерживаете!» Ну а «неземную» красоту, что увяла, словно позапрошлогодние нарциссы, никто, само-собой, не заметит. Хотя бабка всё равно может быть довольна: внимание к себе привлекла. И будет потом дома, перед зеркалом, вспоминать: «Ах! Как я им всем показала!!! Пусть знают! И завидуют!»
Ещё не люблю женщин, как это обозначают, среднего возраста. Такие в общественные места тащат с собой в пух и прах разряженного ребёнка – ладно, если девочку, такая просто переймёт манеру матери выдрючиваться на людях, и кривляться, как перед зеркалом, а вот если мальчика – так у него просто будет комплекс на всю жизнь: люди смотрят! Стыдно! Хотя и непонятно – чего.
И вот начинает такая – тоже шоу: то поправлять начнёт что-то в одежде малолетней жертвы, приговаривая, «Чего ж ты не умеешь всё это как положено носить?! Вечно приходится всё поправлять!», то ласкаться: «Ах ты моё солнышко! А давай мама тебя поцелует!» Или: «Какую игрушку хочешь? Вон ту, самую дорогую? Ну так сейчас мама купит!»
Согласен: женщины все – прирождённые актрисы, эксгибиционистки, так сказать, и внимание публики – хотя бы детей и мужа! – им – как воздух…
Но не до такой же степени!
Девушка, что голосовала, выглядела собранной и деловой. (Кольца где положено не имелось, и я сразу подумал, что разведёнка. Сама зарабатывает себе на пропитание. Тем лучше. Позже начнут беспокоиться и искать. Впрочем, к тому времени, как действительно – начнут, это не будет иметь никакого значения. Во-всяком случае – для неё…)
Возможно, именно поэтому мне её сосредоточенное на каких-то своих мыслях лицо и не показалось особо симпатичным. Ничего, думаю себе этак ненавязчиво – сейчас я постараюсь, чтоб у тебя возникли заботы и проблемы посерьёзней. А о старых ты просто забудешь – настолько незначительными и тухлыми они тебе покажутся!
Села она, конечно, на заднее сиденье. Однако если ждёте, что я поделюсь конфиденциальной и «секретной» информацией о том, как её «обездвижил» и «успокоил» – не дождётесь. Сам буду использовать этот метод, а вам придётся придумывать что-нибудь самим!
Прибыли к дому, открыли ворота, заехали в гараж без проблем.
Вылез я, запер ворота двора, а затем – и гаража. Изнутри. Вытащил это действительно довольно лёгкое и сейчас такое безвольно расслабленное тело очень легко. (Вот поэтому в том числе я и предпочитаю миниатюрных, а не коров каких-нибудь грудастых да жопастых!) Спустился в яму, отпер стальную дверь. Протащил на плече, чуть нагибаясь и сгибая колени, по подземному ходу, который рыл и бетонировал почти полгода, все двадцать метров – от ямы гаража до двери подвала.
Девушку оставил прямо на полу у входа – там у меня матрац старый положен.
Сам вернулся этак спокойненько по коридору, запер дверь из ямы, вернулся, запер дверь коридора, выходящую в подвал. Отпер ту, что ведёт наверх, в прихожую. Смотрю на то, что на контрольных мониторах видеокамер.
Чисто. И на улице, и во дворе. Отлично. Возвращаюсь, запираю и эту дверь, включаю рекордеры. Порядок – запись пошла.
Девушку я раздевал не торопясь. Аккуратно, через голову – платье. Пришлось её для этого приподнять с матраца. А ничего платье, очень даже. Дорогое и стильное. И достоинства фигуры подчёркивало, и то, что у неё почти нет талии – скрывало.
Это не очень хорошо.
Я люблю, чтоб талия была утрировано тонкая – для вящего, так сказать, контраста с бёдрами. А тут – что бёдра, что талия, что тощенькая грудь примерно одного объёма – я бы оценил в восемьдесят семь – восемьдесят девять, глаз-то у меня достаточно намётан.
Трусики оказались тоже ничего себе – фирменные, а бра так и вообще – я такие только в каталогах дорогих брендов видел. Кружевной, с незаметным, но придающим объём подкладом: чтоб подчеркнуть грудь, даже если, как в моём теперешнем случае, её практически нет.
И вот это сокровище изящное лежит передо мной – во всей, так сказать, красе».
Координатор Анна Болейн раньше смотрела на их подопечного с чувством брезгливого – но любопытства.
Как на отвратительную, злобную, мерзкую подопытную, и очень хитрую и опасную, крысу.
Но, к огромному её сожалению, именно от этого гнусного извращенца сейчас реально зависит выживание так называемого человечества.
Но что это будет за человечество, если все мужчины получат генный материал, и с ним – соответствующие наклонности и извращённое сознание от этого типа?! Поэтому, как она знала наверняка, «осеменение» производилось пока небольшими, опытными, партиями. И всех зародышей мальчиков удаляли из донорш ещё на эмбриональной стадии…
Но к их величайшей досаде ни одного другого, даже самого завалящего, мужчины на планете не осталось. И когда отряд разведчиков, посланный отчаявшимся Советом, добрался сюда, в сердце Антарктиды, в ничтожной надежде найти здесь, в Андропризоне, сведения о котором раскопали в одном из чудом же сохранившихся подземных архивах, хоть кого-то, она первая оказалась восхищена их находками: целых трое замороженных мужчин! В заведении, рассчитанном на три с половиной тысячи узников…
Совет тогда сразу решил послать капитальную, многочисленную и хорошо оснащённую, экспедицию. Но поскольку ни одного вертолёта не сохранилось в рабочем состоянии, идти предстояло пешком. Потому что управляться с собачьими упряжками никто из нынешнего поколения не умел. Анна с содроганием вспоминала, чего это им стоило: шесть отмороженных ног, две руки, трое насмерть замёрзших, одна потерявшаяся в буране, и ещё пятеро просто пропали, наверняка провалившись в чудовищные трещины! Причём одна из них – самый важный на тот момент специалист: криобиолог Хелен Сойерс.
И, разумеется, без неё попытки воскресить, после долгих и крайне хлопотных предварительных приготовлений, и дикой грызни в Совете, этих узников, убили двух из этих троих. И, само-собой, по закону подлости тот, кого «племенным производителем» все они хотели бы видеть в последнюю очередь, каким-то чудом выжил. И даже сохранил нормальный (Сравнительно!) рассудок! И память.
Вот именно его память и напрягала Анну больше всего.
Потому что понимала она: этот гад отлично помнит, за что сюда попал. И два с половиной года мучений и «процедур» ничему его не научили! И не заставили раскаяться…
И если предоставить ему и правда: настоящую, живую, женщину – никто не даст гарантии, что он её попросту не придушит. Оплодотворив. Или до этого. Ещё и поглумившись и поиздевавшись: заключённый с негодяем-садистом Договор оставляет сам «процесс» проведения оплодотворения – на его усмотрение!