Мятежник

— Конечно, нет, — немедленно ответила Элли. — Приведи их сюда.

Разиэль наблюдал за провидицей, пока она шла к двери. Она похудела за три дня, прошедшие после битвы. Она была в синяках, на длинной ране на запястье были наложены швы, и всё в ней выглядело бледным и потрёпанным.

Он вернул ребёнка Элли, немного испугавшись, что может уронить его, и повернулся, чтобы поприветствовать архангела.

— Вы пришли посмотреть на новорождённого.

— Нет, я пришёл посмотреть на твое сияющее лицо, — сухо сказал Михаил. — Конечно, мы пришли посмотреть на ребёнка.

Он посмотрел на него сверху вниз, кивнул, как бы говоря: «это ребёнок», и отступил назад, чтобы женщины могли засуетиться. — Как вы собираетесь его назвать?

Разиэль взглянул на Элли.

— Мы думали о Луке.

— Несущий свет, — Михаил одобрительно кивнул. — В честь Первого.

— Да, — сказал Разиэль. Он поколебался, затем отвёл Михаила в сторону. — Ты знаешь, это была самая ужасная вещь.

— Какая?

— В разгар битвы, как раз, когда я понял, что мы победим их, мне показалось, что я что-то увидел. Насколько я мог судить, Уриэля нигде поблизости не было. Но было что-то ещё.

Михаил критически посмотрел на него.

— Только не говори мне, что у тебя видения?

— Конечно, нет! — запротестовал он с неловким смехом. — Ты ничего не видел, не так ли?

— Кроме крови, смерти и пламени? Нет. Как ты думаешь, что ты видел?

— Люцифера, — он произнёс это слово тихо, наполовину надеясь, что Михаил его не услышит. Но архангел застыл при этом имени. — Ангелы Уриэля отступали, последние из них были убиты там, где приземлились. Я хотел посмотреть, был ли с ними Уриэль, и, клянусь, я видел Люцифера, как бы парящего там. Мерцающего, как мираж, и он пытался мне что-то сказать. И я понятия не имею, что именно.

Михаил тоже выглядел так, словно увидел привидение. Он начал тихо ругаться себе под нос, этот человек, который до прихода своей жены вообще никогда не ругался.

— Я тоже его видел. Не в бою. Раньше.

Разиэль просто уставился на него.

— Мы потратили тысячелетия, пытаясь найти его, и ты только сейчас решаешь сказать мне это?

— Я не помнил.

— Не говори так, встреча с Люцифером — это не то, что ты забудешь.

Михаил выглядел мрачным.

— Нет. Если только что-то намеренно не вмешивается в память. Это было во Тьме. Мы бы не смогли сбежать без него. Он там в ловушке, или, по крайней мере, часть его там. Его там тоже не было физически.

— Чёрт, — сказал Разиэль. Он оглянулся на своего новорождённого ребёнка с сожалением и тоской. — Нам придётся отправиться за ним. Во Тьму. Мы должны вернуть его домой.

Я ВЫСКОЛЬЗНУЛА ИЗ КОМНАТЫ, пока Михаил и Разиэль вели приглушённый разговор. Они говорили о Люцифере, первом из Падших, давно потерянном спасителе всех нас. И это были мы, все мы. Я была одной из Падших, и я буду жить вечно. Наша смертность была ещё одной убедительной ложью Уриэля. С кровью мы бы никогда не состарились, не заболели и не умерли. Если бы мы взвалили на себя проклятие Падших, выпили кровь наших пар, мы были бы такими же, как они.

Но без крыльев, что было явно несправедливо, подумала я, проверяя, сохранилось ли у меня чувство юмора. Оно было там, под всем, слегка опалённое, но целое. У нас не было бы ни потребности, ни жажды крови, но, если бы мы её пили, это сохранило бы нам молодость, что, вероятно, было бы отличным решением для большинства связанных браком пар в Шеоле.

И они были связаны узами. Каин, который думал, что знает всё, ошибался и в этом. Это не зависело от того, чья кровь была взята, когда один из Падших соединялся, это была нерушимая связь, сильная и верная. Если, конечно, это не было сделано обманом и предательством, и в этом случае это так не работало.

Он уходил. Я знала, что он так поступит. На самом деле, последние три дня я была прикована к Элли в надежде, что он уйдёт до того, как я увижу его снова. Всё это было слишком, шок от предательства, за которым так близко последовала битва. Я пролила слишком много крови на поле боя, закончив с Каином, и я чувствовала слабость, головокружение, неспособная смотреть ни на что, кроме мягкого и милого ребёнка, которого Элли позволила мне подержать.

Но я слишком долго пряталась. Он ещё не ушёл — это была одна из многих вещей, которые я знала. Мои прежде несовершенные видения, болезненные и редкие, теперь стали постоянным спутником, почти комфортным. Я знала, где были люди, что мы ели на ужин, насколько холодно будет. Это было так, как если бы я жила в доме, полном закрытых ставнями окон. Теперь все эти ставни были распахнуты, и я могла видеть всё.

Включая Каина, в его комнате, готовящегося к отъезду.

Я даже знала, куда иду, несмотря на своё благоразумие. Я собиралась к нему, хотя и не была уверена, что буду делать, когда доберусь туда. У меня всё ещё было сильное желание разбить что-нибудь о его голову, но в первый раз это не принесло никакой пользы.

День был тёплый, прекрасный, как и все вечера в Шеоле. Я не потрудилась постучать, толкнула дверь в его комнату и вошла, как будто я принадлежала этому месту. Он стоял у французских дверей, глядя в сад, и обернулся, испуганный, настороженный.

— Я не собираюсь тебя бить, — сказала я.

Я не хотела его бить. У меня всё ещё оставалась слабая надежда, что после всего этого времени, всего этого предательства мне будет уже всё равно. Я посмотрела в его красивое, лживое лицо и поняла, что буду заботиться о нём целую вечность.

— Это хорошо. Я ещё не совсем оправился от работы Метатрона, — его голос был лёгким, расслабленным. Обманчивым.

Я чувствовала напряжение, пронизывающее его тело, когда оно вибрировало в моём.

— По крайней мере, я убил этого ублюдка.

— Я думала, он твой сообщник.

«Он причинил тебе боль». Сначала я подумала, что он произнёс эти слова вслух, шокировав меня. И тогда я поняла, что снова услышала его мысли. Или я просто вообразила то, что хотела услышать?

Каин пожал плечами.

— Он не был хорош в выполнении приказов.

Я хотела заставить его страдать.

Я уставилась на него, затем попыталась избавиться от необоснованной надежды, которая начала наполнять меня. Я могла видеть это, как я могла видеть так много вещей сейчас, но я боялась поверить в это, даже если мои другие видения стали почти безошибочными. «Только не это», — подумала я. Я никогда не была права насчёт себя.

Но я посмотрела на него и поняла. Я была на краю пропасти, и мне нужно было сделать выбор. Я могла бы отпустить его. Или я могла бы сражаться.

— Как ты думаешь, что ты делаешь?

Он приподнял бровь, никаких признаков внутреннего смятения, которое я так сильно ощущала, исходящего от него волнами.

— Я ухожу.

«Я не хочу».

Я глубоко вздохнула и сделала самую смелую вещь, которую я когда-либо делала, сложнее, чем встретиться лицом к лицу с Нефилимами или Армиями Небес.

— Я так не думаю.

Он посмотрел на меня на мгновение, его серебристые глаза были настороженными.

— Что ты сказала?

— Я сказала: «я так не думаю», — повторила я решительным тоном. — Тебе не надоело всё время убегать?

— Я не убегаю, — запротестовал он.

И я снова услышала его, слова были ясны, слова, которые он не мог произнести.

«Я люблю тебя. Расставание с тобой разрывает меня изнутри, но я не могу оставаться здесь и продолжать причинять тебе боль. Я люблю тебя. Отпусти меня».

Я покачала головой.

— Ты убегаешь, — снова сказала я, — и пришло время остановиться.

Я пересекла комнату и подошла к нему, стоя достаточно близко, чтобы прикоснуться к нему, но боясь. Я расправила плечи.

— Твоё место здесь.

Он просто уставился на меня, а затем знакомая ленивая ухмылка осветила его лицо. Та, которую он использовал, чтобы очаровать всех. Та, которая отныне будет только для меня.