Ангелы полуночи

– Боюсь, я не совсем понимаю… – Гаррисон явно пришел в недоумение.

Коллин с такой силой вцепился в перила лестницы, что у него побелели костяшки пальцев.

– Ты не понимаешь?! Нет, это я не понимаю! Хотелось бы знать, куда подевались картины! Если ты не возражаешь, конечно.

Гаррисон покачал головой, все еще пребывая в состоянии полной растерянности.

– Вы сами продали их, сэр, – произнес он наконец. – Спустя шесть месяцев после вашего отъезда пришли люди и забрали их.

Коллин смотрел на него, не веря своим ушам. Кто-то умудрился выкрасть картины прямо из-под носа дворецкого!

Но как?

НЬЮ-ЙОРК

сентябрь 1979 года

Антон Деврис, следователь по особым поручениям страховой компании, выдавшей Девереллу страховой полис на его художественную коллекцию, внимательно изучал бумаги, лежащие перед ним на письменном столе. Три недели назад он лично ездил в поместье Морской Утес и своими глазами убедился, что все правда – действительно исчезли картины общей стоимостью в несколько миллионов долларов. Когда следователь прибыл на место, Коллин Деверелл сообщил ему, что, кроме этих баснословно дорогих картин, из сейфа также похищены все украшения, принадлежавшие его покойной матери. По словам Деверелла, последние два с половиной года он провел в Европе, а вернувшись, выяснил, что все ценности были похищены прямо на глазах у его служащих.

Однако, поговорив с каждым из этих служащих, Деврис начал подозревать, что молодой человек просто превосходный лжец. Все – от главного управляющего, работавшего на семью больше двадцати лет, до служанок и сторожей, – буквально все были совершенно уверены в том, что картины и драгоценности не украдены, а проданы. По словам Генри Гаррисона, люди, явившиеся, чтобы забрать и то, и другое, предъявили документ о продаже, подписанный самим Коллином Девереллом.

– Вы уверены, что это была именно его подпись? – спросил Деврис. Он знал, что подделка подписи – один из самых распространенных и наглых способов кражи.

– Я… В тот момент… – Гаррисон, естественно, нервничал. – Я не сомневался. Мне казалось, я узнаю его подпись при любых обстоятельствах, но…

– Мистер Деверелл был просто сам не свой от горя, когда умерли его родители, – вставила одна из служанок. – Вот почему он уехал, знаете ли. Мне кажется, ему были в тягость все эти воспоминания.

Сам не свой от горя… До такой степени, что два с половиной года носа сюда не показывал!

Деврис поднялся и подошел к окну своего кабинета, с высоты пятидесятого этажа невидящим взором глядя на поток машин на Мэдисон-авеню. Служанка сказала, что Коллин Деверелл уехал, потому что все в доме напоминало ему об умерших родителях. Картины и драгоценности, которые, по его собственным словам, были страстью матери, тоже наверняка напоминали о ней. Может, он не смог этого вынести? Под влиянием порыва продал их, а теперь сожалеет о содеянном и хочет все вернуть? Но… Только глупец мог додуматься до такого. А Коллин Деверелл – кто угодно, только не глупец.

Коллин Деверелл не нуждался в деньгах. В 1976 году он продал свой пай в «Интерконтинентал ойл» брату-близнецу и стал мультимиллионером. Правда, о его страсти к игре и рискованным предприятиям ходили легенды. Может быть, молодому Девереллу пришлось продать картины? А теперь ему грозят новые неприятности, и он пытается спастись от них, заявляя, что ценности украдены?

Нет, вряд ли. Деврис тщательно проверил всех служащих поместья Деверелла и пришел к выводу, что никто из них в преступление вовлечен не был. Другое дело – сам Коллин Деверелл. Что-то тут настораживало. Деврис проверил и его. По крайней мере в отношении двух с половиной последних лет Деверелл не соврал. Он действительно находился там, где утверждал. Правдой оказалось и то, что во время путешествия было потрачено очень много денег и еще больше проиграно. Однако нищета ему пока ни в коей мере не грозила. Коллин Деверелл по-прежнему оставался очень и очень богатым человеком.

Итак, деньги мотивом быть не могли. Коллин настойчиво повторял: ни за что на свете по доброй воле он не расстался бы ни с картинами, ни с драгоценностями, принадлежавшими матери. И все же по всем признакам эта сделка произошла с его согласия. Антон Деврис решил до малейших деталей выяснить, как именно и что происходило в поместье Деверелла в отсутствие хозяина. Одних догадок и сомнений мало; утверждать, что картины и драгоценности проданы и сделал это Коллин Деверелл, можно было только на основании неопровержимых доказательств.

В двери возникла секретарша.

– Мистер Деврис, вас хочет видеть Коллин Деверелл, – доложила она.

Следователь на мгновение заколебался, потом кивнул.

– Пригласите.

Спустя мгновение вошел Коллин Деверелл – высокий, загорелый, до неприличия красивый, в светло-серых слаксах и белой шелковой рубашке, застегнутой лишь на нижние пуговицы, так что виднелся висевший на шее явно очень дорогой золотой медальон. Через плечо переброшена темно-синяя спортивная куртка. Он вошел молча, без улыбки и сразу же приступил к делу.

– Я пришел выяснить, как идут дела с розыском украденных у меня картин. – Деверелл опустился в кресло, по-видимому, не считая нужным тратить время на любезности.

Деврис некоторое время пристально разглядывал его. Самому Деврису было сорок пять лет. Среднего роста, слегка полноватый, с большими залысинами и в мешковатой одежде. Прежде ему даже в голову не приходило задумываться о своем внешнем виде. Однако, мысленно сравнивая себя с Коллином Девереллом, он вынужден был признать, правда, только перед самим собой, что кое в чем судьба его обделила.

– Расследование еще не закончено, – ответил Деврис, тщательно подбирая слова.

– Вы ведь понимаете – чем дольше все это тянется, тем меньше у нас шансов найти пропажу, – отреагировал Коллин, не считая нужным скрывать недовольство.

У нас. Деврис кивнул.

– Теперь уже торопиться особенно некуда. Картины… исчезли почти два года назад. Спустя столько времени выяснить, куда именно они были отправлены, практически невозможно. Скорее всего в Швейцарию.

– Почему в Швейцарию? – спросил Коллин.

– Потому, мистер Деверелл, что законы Швейцарии основаны на доверии к покупателю и призваны защищать его интересы, – объяснил Деврис.

– Что это означает на общедоступном языке?

– А вот что, – после паузы медленно заговорил Деврис. – Допустим, покупатель заявляет, будто в результате честной сделки купил произведение искусства. В этом случае правительство позволяет ему оставить его у себя, даже если выясняется, что оно было украдено. Должен заметить, что существует хорошо разработанная схема мошенничества в этой сфере. – Следователь присел на край стола. – Человек покупает ценную картину и оформляет на нее крупный страховой полис. Потом он или она организует кражу, чтобы получить деньги по полису. И продает картину частному лицу, чаще всего в Швейцарию. Таким образом первоначальный владелец срывает двойной куш.

Коллин пристально посмотрел на него.

– Вы считаете, что я организовал кражу своих собственных картин, – ровным голосом сказал молодой человек.

– Пока у меня нет оснований для каких-либо заключений, – ответил Деврис. – Предпочитаю подождать до конца расследования.

– А тем временем мои картины и драгоценности могут оказаться где угодно, – заключил Коллин.

– Делается все возможное, уверяю вас.

– Вижу. – Коллин встал, в его глазах полыхала ярость. – Покорно благодарю!

Он круто развернулся и вылетел из кабинета. Деврис молча глядел ему вслед.

И снова задался вопросом: виновен ли Коллин Деверелл?

Коллин все еще клокотал от ярости, когда немного позже мчался на машине по скоростной трассе Лонг-Айленда в Морской Утес, превышая дозволенную скорость по крайней мере на двадцать миль, и думал о разговоре со следователем. У него просто в голове не укладывалось, что этот человек способен всерьез заподозрить его в краже собственного имущества с одной-единственной целью – получить вшивый страховой полис!.. Проклятие, он не нуждается в деньгах, а картины значат для него все. Не важно, как это выглядело со стороны, но неужели следователь считает его подобным тупицей? Кто еще стал бы таким образом проворачивать это дело, зная, что в доме полно слуг? Неужели Деврис не понимает? Если бы Коллин и в самом деле решил организовать кражу, то уж постарался бы, чтобы у персонала поместья даже мысли не возникло о его причастности к ней. Так скверно мог действовать только полный идиот!