Страница 70 из 91
Магда мертва давно. Но хоть убили её быстро. Явных ран нет, но стоит повернуть её голову и становится ясно – шею сломал.
Как Мишке.
Медведь? Все-таки он? Поэтому и убрался… а письмо тогда? Нет, это не он. Не может быть. Я не хочу. Просто не хочу…
Рассыпанные кофейные зерна. И черная кучка застывшей жижи.
Три карты.
Черная. Разве в колоде такая есть?
Меч, то ли вошедший в чью-то грудь, то ли вырастающий из нее. И на полу – Покойник. Смерть. Перемены, мать их… ненавижу перемены.
А колода пропала.
И…
И Софья тоже.
Я вернулась к Магде, закрыла ей глаза. Огляделась. Стало быть, он знает, что недолго осталось. Но все одно пришел. Зачем?
Хотя… Софья – все-таки провидица. Мог ли он испугаться, что она что-то там увидит? Мог… значит, он еще надеется…
На что?
Свалить вину.
Убрать лишних. Уйти. В конце концов, нас всех учили обрубать концы и уходить красиво.
Остается вопрос, что делать мне?
Бекшеева позвать… или нет?
- Зима? – надо же, как своевременно. Стоило только подумать.
А ведь с него все началось.
Приперся тут на остров со своими фантазиями. С матушкой. С… с теорией этой. Если бы не они, Мишку бы сочли упавшим. И даже, может, поискали бы место, откуда он.
Нашли бы при толике везения.
Увидели, что ничего-то там нет. Похоронили и жили бы… как жилось. Барский с его тягой к выпивке и роскоши. Ник-Ник, который, оказывается, вовсе не был такой вот сволочью, как представлялось.
Медведь…
- Зима? – Бекшеев все-таки вошел. – Что здесь…
- Софью забрали. А Медведь сам ушел. Ии я догадываюсь, почему.
Потому что ему написали письмо. На розовой бумаге, пропитанной духами. Знакомыми духами. Я теперь поняла, кто ими пользовался.
Ниночка.
- Боги… - Бекшеев упал на колени перед Магдой. – Она…
- Шею сломали. Она была хорошей женщиной. Болтливой только. Сплетничать тоже любила. А еще вязала салфетки. И тащила их сюда. Для красоты. У нее племянница имелась, которая Софье помогала. И кажется, семья. Но о ней я ничего не знаю. Она столько лет здесь работает, а я о ней ничего не знаю. Почему?
Бекшеев медленно поднялся.
- Еще Янка пропала… думаю, тоже встретилась. Там. А… да… Ниночка. Медведь ради нее и ребенка на край света.
- Погоди, - Бекшеев оглядел кухню. – Они ведь уехали. Сам их на паром посадил.
Поэтому никто и не подумал. Ни на Молчуна. Ни на Лютика.
Уехали?
И уехали.
Медведя Бекшеева в сон погрузила, и Ниночка о том знала. Просыпался? Да. Звонил? Наверняка. Не дозвонился? Тысяча причин.
- Твою… - Бекшеев подумал о том же.
Паром большой.
Не такой большой, правда, как ныне принято, но перестроен из старого грузового корабля. Главное, что там отдельные палубы, одна для людей и мелких грузов, а вторая – для крупногабаритных грузов. Там и машины возят, и лодки, и оборудование на фабрику. Главное, что ворота на эту палубу отдельные. И не запираются они, сколь знаю, до последнего. Оно, конечно, нарушение правил, но…
- Они вошли через пассажирскую. Предъявили билеты. Думаю, добрались до каюты. И там… он убил Лютика? Или наоборот? Включил подавитель. И вывел Ниночку нижней палубой. Никто бы не обратил внимания. Идет парочка и идет себе… если кто и узнал… может, переодел бы, чтобы не узнали?
- Думаешь…
- Кто еще? – я отвернулась к окну.
Лужу надо вытереть, а то дерево разбухнет и окна опять перестанут открываться. А я ненавижу духоту. Особенно летом.
- Тихоня и Сапожник? – я дернула Девочку, которая стояла тихо-тихо, будто и не живая вовсе. – Она их видела.
- И…
- И ничего не учуяла.
А эти гребаные апельсины воняют так, что дышать тяжело.
Или это от боли.
От того, что снова не успела. Не сберегла. Не…
Бекшеев поднял карту.
Перевернул.
- Здесь написано или мне мерещится?
Покойник.
Рубашка карты темная, а потому кровь на ней почти не разглядеть.
Три.
Четыре.
Три четвертых? Или…
Не поймешь.
- Вот, - вытаскиваю из-за пазухи стопку листов. – Тебе просили передать.
И он берет их. Смотрит. Перелистывает быстро. Я вот ничего не понимаю. Особенно не понимаю, как буду жить дальше, если…
- Карты, - Бекшеев прикрыл глаза. – Погоди… сейчас…
А со стороны это довольно жутко. Тонкие веки. И глазные яблоки движутся влево-вправо. Влево… на висках вспухают сосуды, выдавливая сложный узор.
Рот приоткрывается.
И…
И можно уйти. В конце концов, он мне не помощник. Не боец. Его тянуть глупо… а спешить стоит. Но я вот стою. Жду…
Чего?
- Шахта, - выдыхает Бекшеев. – Третья шахта. Четвертый уровень.
Вот и чудесно.
Уже и понятно, куда идти.
- Ты вроде оружием пользоваться умеешь, - я развернулась. – Револьвер? Ружье… и надо бы нашим записку отправить.
Лучше бы вовсе дождаться. Но…
- Пусть за твоими приглядят, - я приняла решение. – На всякий случай.
Бекшеев кивнул, вытирая закровивший нос. А у меня ни платка, ни тряпки. И…
- Кстати, княжич, похоже, и вправду исчез… - заметил он. – Я и шел-то сказать, поверенный его явился. Очень волнуется…
- Ну и хрен с ним. И с поверенным тоже.
Вот кого-кого, а княжича мне совершенно не было жаль. Предупреждали же. Места у нас дикие. И люди не лучше.
Код красный.
Прима.
Вот это и смущало. Какая из Молчуна прима-то?
Глава 35. Семерка кубков
Глава 35. Семерка кубков
«Создание и содержание искусственно измененных существ регламентируется Указом № 300, согласно которому лицо, контролирующее подобное создание, обязано предоставить полную и всеобъемлющую информацию о…»
«О правилах содержания модифицированных существ»
Информация.
Она во всем. И поступает постоянно. Мозг на самом деле не любит обрабатывать информацию. Он весьма ленивый орган, который предпочитает пользоваться заготовками.
А то и вовсе отсекает то, что полагает лишним.
И первое, чему учат, - использовать всю доступную информацию. Маг-аналитик не будет пренебрегать не только фактическими данными, но и вторым планом.
Просто раньше у Бекшеева не было нужды задействовать и эти способности.
Звуки.
Запахи.
Пахло апельсинами. Едва уловимый, но при том навязчивый аромат, которых хотелось стереть с кожи.
Женщина.
На полу.
Поза расслаблена, даже может показаться, что она спит. И лицо спокойное. Она или знала того, кто пришел, и не боялась его, или просто не успела понять, что умирает.
Они пили кофе…
Две чашки. Та, что в мойке, и вторая, на столе.
Двое пили кофе. И чашку одного женщина забрала, а вот вторая осталась. И это как-то связано с остатками кофе, присохшими к блюдцу. На кофейной гуще гадают, кажется. Если так, то эта чашка того, кто был в доме.
Женщина повернулась… она мыла посуду.
А он поднялся.
И протянул руку. Привычный жест. Знакомый. И пальцы сдавили позвоночник, разрывая и его, и струну спинного мозга. Смерть быстрая.
Он ей не позволил упасть. Удержал, иначе тело ударилось бы о столешницу и поза была бы иной. Уложил, даже бережно. А в это время…
Кровь.
Откуда?
Или… у Бекшеева вот частенько носом идет, особенно после обращения к дару. А Софья… могла ли она? Могла. Кофейная гуща. Карты. Она пыталась что-то увидеть.
Может, и вышло?
Рядом с тем, кто и был опасен?
Тогда почему он не убил и Софью.
Это важно.
Дар утверждает, что важно. Но Бекшеев никак не может понять, чем. Будто что-то донельзя очевидное и простое ускользает от понимания. Что-то такое, что всем известно.
Он переступает через тело. И принимает пару револьверов, стволы которых жирно поблескивают. Их и чистили, и смазывали.
- Телефон по-прежнему молчит. Этому ублюдку повезло несказанно, - Зима подтягивает ремни кобуры. – Хотя… он бы мог и диверсию устроить, но тут буря. Помехи. Камни не любят бурь.