История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны д`Арк. 987-1460

К смерти люди привыкли, она наносит жестокие удары, однако — по установившимся правилам; ее жертвами становились в первую очередь дети, а затем бедняки. Но «черная смерть» наносила удары как бы вслепую, поражая и людей во цвете лет, и людей состоятельных. Результатом было расстройство общественных отношений, проявившееся в первую очередь в сфере труда. Вместо прежнего переизбытка рабочих рук возникла их нехватка. Уцелевшие работники требовали платить им больше. Заработная плата парижского каменщика увеличилась в четыре раза за десять лет после начала эпидемии; бесполезными оказались ордонансы короля, долгом которого было удерживать цены и который полагал, что может добиться этого одним своим словом. Бедняки как бы брали реванш, и это представлялось возмутительным. Тем не менее, благодаря чудовищным гекатомбам социальное тело смогло освободиться от чрезмерного груза. Как показывают раскопки, в те годы многие деревни и хутора обезлюдели. Не из — за бедности; крестьяне покинули менее плодородные места, где они прозябали, чтобы осесть на более богатых землях, на которых оказались свободные участки. Поскольку население уменьшилось наполовину, то соответственно снизился и объем производства, однако размер капитала удвоился у каждого уцелевшего. Уровень жизни мгновенно подскочил на всех этажах общественного здания. Очень мало осталось от того, чем располагали люди до «великой чумы». Все, к чему мы можем прикоснуться сегодня, что можем увидеть, — дома, обстановка, утварь, одежда — все создано после эпидемии. Почему? — Потому что обретенный достаток позволил ныне сооружать из камня то, что раньше строили из ветвей или самана, носить суконную одежду и белье вместо звериных шкур, есть из более пристойной посуды. Люди, которым раньше приходилось довольствоваться хлебом и водой, благодаря достатку стали теперь употреблять мясо, пить вино. Число вилланов уменьшилось в два раза, но они лучше питались и поэтому легче выдерживали груз сеньории. Сами же сеньории стали более крупными, ибо смерть разила знатные роды так же, как и другие. В конце века сеньория выглядит прочнее, чем когда-либо ранее. Подданные легче выносили и давление публичных властей. По всей видимости, налоговая система, поддерживающая современное государство, не смогла бы с такой легкостью укорениться, как это произошло, если бы из-за «черной чумы» не уменьшилось число очагов, между которыми распределилась облагаемая денежная масса.

Налоговое бремя стало тяжелее, ибо не прекратилась война, превратившаяся в постоянную во времена Филиппа Красивого. Говорят о Столетней войне. Но она не ограничилась этим сроком, длилась гораздо дольше. Имеется в виду война публичная, та, в которой выступает король. Он созывает всеобщее ополчение, окружая себя все большим числом вассалов и подвассалов. Летом 1340 года собираются около 50 тысяч рыцарей с оруженосцами, а если считать и их слуг, то в целом не менее 80 тысяч воинов. Они охотно откликаются на призыв короля. Каждый год, когда возвращаются теплые дни, король дарит людям со шпагой самые прекрасные мгновения их жизни. А кроме того, вознаграждает их чеканным золотом. Денежное довольствие становится отныне основой всей военной системы. Поэтому государство должно было расширять и укреплять свое право распоряжаться ресурсами страны. Изымая как можно большие суммы денег, оно перераспределяло их среди людей благородного сословия. Их еще продолжала кормить сеньория, но своему достатку они все более были обязаны государству, ибо являлись воинами. Отпрыски благородных семейств с охотой шли служить своим оружием сюзерену, они сражались в небольших сплоченных отрядах, бок о бок с родственниками, друзьями, соседями. Отнюдь не все отряды расходились по домам во время мирных передышек. Некоторые продолжали воевать. Ибо вооруженные действия, которые велись в рамках публичной войны, естественно создавали самые благоприятные условия для войны частной, для бандитизма.

Поскольку королевство было богаче всех других, оно представлялось великолепной добычей. Люди войны оспаривали ее друг у друга — и те, кто жил в ее пределах, и те, кто пришел сюда. Но вот что изменилось. Если во времена Филиппа Красивого сражения происходили лишь на рубежах Франции, то ныне полем боя стала вся страна. Ее вновь наводнили люди войны, как три века назад, когда устанавливался феодальный порядок, когда соперничали между собой замки. В самом деле, в то время вновь приобретают силу некоторые конструкции политической системы, которую мы называем феодальной. Такую феодальность английские историки окрестили «незаконнорожденной». Она означает возврат к древнейшим формам, прежде всего к изолированности. Публичная война и бандитизм затрудняют коммуникации; вновь становится трудно управлять с дальнего расстояния; наступательные и оборонительные действия, следовательно, и мощь приобретают местный характер, обусловливая возрождение старинных уз солидарности в пределах края, кантона. Эти узы оживил и сам король. Чтобы противостоять вторжению, он организует, как некогда Карл Лысый, глубоко эшелонированную оборону. В 1358, 1367 годах король приказывает провести проверку укрепленных мест, усилить их. И если французские просторы изобилуют крепостями, то произошло это их «ощетинивание» именно в рассматриваемую эпоху. Несомненно, что фортификационное строительство шло быстрее, чем в 1000 году, а замковые башни ныне не только символизируют право карать, но и являются оборонительными сооружениями. Защитные валы окружают дома знати, приходские церкви, монастыри, мосты.

Рыцарские достоинства вновь обретают ценность. И не только потому, что возможности для проявления воинской доблести возникают столь часто. Государи и сам король желают надежнее оградить себя от неверности, от предательства. Поэтому они собирают вокруг себя верных и достойных людей, организуя их как рыцарский орден. Более, чем когда-либо ранее, рыцарство выглядит опорой публичной власти. Как тамплиеров или храмовников, этих рыцарей объединяют коллективные литургии, общее уважение к кодексу чести; тщательно отобранные члены рыцарских братств чувствуют, что они ныне служат не Христу, но Государству. В каждом из крупных и мелких узлов политической ткани вокруг одного патрона образуются клиентелы, которые менее открыты, но гораздо более действенны. Структура господствующей части общества становится зернистой, ячеистой. В ней проявляется тенденция ко все большему разделению на множество небольших твердых ядер, которые крепятся благодаря клятвам преданности, письменным контрактам, содержащим гарантии участия в доходах от властвования. Появляются группы интересов, оспаривающие добычу в остром соперничестве друг с другом, придворные партии, полковые партии в армии. Наконец, поскольку война затягивается до бесконечности, опасность стала угрожать со всех сторон. Вслед за благородными людьми, которые мечтают в первую очередь об удаче, во множестве появились авантюристы, которые только о ней и помышляют. Действительно, любой смельчак мог тогда, как высокопарно выражался хронист Фруассар, «возвыситься на военном поприще». Надо понимать: обогатиться путем грабежа.

Перемены увеличили значение городов. Именно в этом новая феодализация отличается от предыдущей. Город ныне окружен более обширным и лучше охраняемым кольцом крепостных стен. В любом краю он — главная фигура для тех, кто ведет стратегическую игру, основное убежище для тех, кому эта игра непосильна. Город систематически опустошают эпидемии, но сюда беспрерывно стекаются новые людские потоки, ибо здесь они находят спасение от солдатских бесчинств. В те годы население Реймса на одну четверть состояло из беженцев. И отнюдь не все они были неимущими. Многие являлись благородными людьми, зажиточными крестьянами. Например, за стенами Экса укрылась семья, которая продолжала оттуда эксплуатировать свои владения, находившиеся далеко от города и не имевшие хорошо укрепленной усадьбы. Но особенно важным было превращение города в главную опору осаждаемого со всех сторон государства, ибо город мог платить.