Страница 58 из 143
Стоит ли полагать, что закат брака в такой стране, как наша,—это лишь мода и за эфемерными увлечениями люди скрывают свой консерватизм? Мы так не думаем, потому что это результат структурных изменений в производстве. В прежнем обществе—и это верно как для принца, так и для крестьянина, ремесленника или мелкого коммерсанта, — брак держался на эксплуатации семейного достояния, большого или маленького, потому что именно оно предоставляло занятость. Все меняется в связи с приходом наемного труда мужчин и в особенности женщин; с развитием социальной защиты, которая страхует от рисков непреодолимой силы, что раньше в той или иной мере покрывалось семьей; с «распространением современных методов контрацепции, которые дают женщинам возможность держать под контролем рождаемость, тогда как великая мальтузианская революция, произошедшая во Франции в XIX веке, базировалась на инициативе мужчин»17. Несмотря на то что свободный союз приобретает небывалый размах, который кажется нам необратимым, он постепенно сближается с браком. Государство и церковь больше не вмешиваются в наши сердечные дела, но сожители, мотивируемые приватистскими импульсами, не хотят лишаться социальной защиты, поэтому они взывают к государству. Эта тендеция к приватизации жизни приводит не к революции нравов, но к редактированию законодательства, которое в очередной раз призвано ратифицировать уже произошедшие изменения в ментальности. В области права статусы сожителей и супругов, внебрачных детей и рожденных в браке сближаются. Отметим сходства и различия. Сожители имеют право на социальную защиту; их дети имеют те же права, что и рожденные в браке (закон от г января 1972 года); они не несут ответственности за долги друг друга; мать-одиночка имеет родительскую власть, даже если отец признал ребенка; в некоторых яслях внебрачный ребенок имеет приоритет. Однако если союз прекращает существование (в связи со смертью одного из партнеров или разделением пары) нет ни компенсаций, ни пособий; не предполагается раздел имущества, нажитого при совместной жизни; в случае смерти одного из партнеров второй не имеет права на пенсию вдове или вдовцу; также он не имеет права на наследование имущества покойного. Чрезмерные с точки зрения одних, недостаточные по мнению других—угрожают ли права сожителей институту брака?
СПОРЫ ВОКРУГ БРАКА И ДИФИРАМБЫ СОЖИТЕЛЬСТВУ
В докладе, претендующем на сенсационность, Социальный и экономический совет разоблачает противоречивое законодательство, призванное заботиться о супругах, но поддерживающее живущих вне брака18. Констатируя спад числа браков, рост разводов, снижение количества повторных браков, повышение доли внебрачных детей, авторы доклада утверждают, что «комплекс текстов и мер, принятых в ходе последних лет, привел к тому, что институт брака не очень-то защищен. Такое положение связано с тем, что отдельные лица одновременно могут пользоваться налоговыми льготами, установленными для холостяков и разведенных, а сожительствующие вне брака — социальными льготами, предусмотренными для женатых людей». С точки зрения докладчика, Эвелин Сюльро, парадокс заключается в том, что законодатели устанавливают правила для людей, которые своим отказом от брака намерены уклониться от выполнения этих правил. Она напоминает слова Бонапарта: «Раз сожители обходятся без закона, закон теряет интерес к ним». Если в 1950-е годы «матери-одиночки» работали прислугой, подсобными рабочими или трудились в сельском хозяйстве, то сегодняшние «матери-холостячки» имеют уровень образования выше среднего, живут в больших городах и принадлежат к «авангарду», «модель образа жизни» которого распространяется сверху вниз. Докладчицу возмущает, что новые законы, появившиеся в период с 1965 по 1982 год, «забыли о святости брака, уважении к патриархальной иерархии, к институту семьи, о силе закона в сфере преемственности и наследования имущества, а также о священной личной ответственности». Действительно, теперь человек после смерти сожителя может продолжать жить в съемном жилье, если он проживал там не менее шести месяцев; купля-продажа между сожителями является законной, в то время как между супругами — нет; сожитель может получать страховку по болезни, семейные и материнские пособия, пособия, выплачиваемые семье погибшего военнослужащего,—для этого достаточно лишь оформить сертификат о совместном проживании. Известен даже такой случай: в Рьоме в 1978 году суд делил страховку после смерти одного мужчины от несчастного случая между его законной женой и сожительницей. В докладе обличается парадоксальность законности развода по взаимному согласию (закон 1975 года) и закрепления права опеки и законного представительства ребенка лишь за одним из супругов, в 90% за женой. По закону 1970 года родительские права на ребенка, рожденного вне брака, принадлежали тому из родителей, кто его признал, а в случае двойного признания—тому, кто это сделал первым; по новому закону, вне зависимости от порядка признания ребенка родителями, приоритет принадлежит матери—таким образом, ребенок перестает быть «собственностью отца» и становится «собственностью матери»; это происходит на фоне разговоров о равенстве полов и побуждении отца, который может воспользоваться правом на декретный отпуск, заняться воспитанием ребенка и домашним хозяйством. Считая скандальным тот факт, что два малообеспеченных супруга платят подоходный налог, а два столь же малообеспеченных сожителя не платят, докладчица задается вопросом: о какой семье можно говорить, если мы имеем дело то с парой сожителей, имеющих нотариально заверенный документ о совместном проживании, то с разведенными супругами с детьми или без, то с разведенными сожителями, то с разными вариантами молодежных пар: теми, кто делит жилье и живет вместе лишь пару дней в неделю, или теми, кто прекрасно чувствует себя в доме у родителей одного или другого партнера? Помимо всего прочего, было бы заблуждением полагать, что сожителям расстаться проще, чем супругам, — алчные хищники вездесущи. Это прекрасно известно нотариусам, которых осаждают те, кто требует свою долю квартиры, мебели, автомобиля. Все, что нотариус может предложить, это составить контракт с перечислением имущества, приобретенного каждым на собственные средства. Во имя справедливости и добродетели докладчица с волнением и тревогой задается вопросом, не перенимает ли Франция «шведскую модель», где 40% браков заканчиваются разводами и где 40% детей рождаются вне брака.
В то же время есть и слабое утешение. По мнению Луи Русселя, развод может повлечь за собой увеличение рождаемости: заведя двоих детей в своей законной семье, человек может захотеть завести третьего с новым партнером. Имущество женатых пар, даже если их союз непрочен, как никогда общее: 70% супругов имеют общий банковский счет, и 8о% французов намереваются написать завещание в пользу супруга.
ВЫБОР ПАРТНЕРА
Мы не будем повторять здесь тезисы Алена Жирара и Луи Русселя, которые справедливо доказывают, что выбор супруга эндогамен: люди женятся на представителях своего круга. Это же относится и к внебрачному сожительству, как молодежному, так и нет. Почитаем брачные объявления в ежемесячном журнале Le Chasseur français, созданном в 1885 году. В1939 году его тираж составлял 400 ооо экземпляров, в 1970-м — 850 ооо, после чего начался спад. Его аудитория первоначально состояла из крестьян и мелкой провинциальной буржуазии, но начиная с 1950-х годов его стали читать и средние слои населения крупных городов. В 1903 году в этом журнале, предназначенном для семейного чтения, в разделе частных объявлений появилась рубрика «Брачные объявления». В среднем в 1903 году ежемесячно подавалось ю таких объявлений, в 1922-м — 67, в 1930-м —444, в 1977 году—юоо. Брачные объявления быстро опередили по популярности все остальные. М. Мартен сравнил объявления 1930 и 1977 годов, обращая внимание только на то, «как автор представлялся и описывал себя». В 1930 году мужчины, подававшие объявления, были в основном колониальными чиновниками и военными, женщины — почтовыми служащими и учительницами. Речь шла об экономическом союзе, потому что и мужчины, и женщины уточняли, какую сумму денег они могли бы или желали бы вложить в будущую семью. Они говорят о том, что имеют сами и на что «рассчитывают». «Пятнадцать лет инфляции и кризиса франка,—пишет М. Мартен,—не поколебали склонности мелкого или среднего буржуа к сбережениям. Девальвация еще не вошла людям в головы». В 1977 году имущество почти не упоминается: об экономическом положении говорит теперь профессия. Женщины часто являются представительницами свободных профессий, секретарями, медсестрами; мужчины—руководящими работниками, инженерами, техниками. В 1930 году развод вызывал сильнейшее недоверие, поэтому разведенные женщины указывали, что развод был «в их пользу», то есть состоялся по вине бывшего супруга, и они, таким образом, «ни в чем не виноваты». В 1977 году женщины просто указывают, что они разведены, «не вдаваясь в подробности и не стесняясь». О «традициях», «почтенности», принадлежности к католической церкви больше не говорится. Упоминаются детали внешности: теперь не только женщины, но и мужчины указывают цвет глаз, вес, особенности телосложения; и те и другие заявляют о любви к спорту. Женщина, подававшая объявление в 1930 году, была «сердечной, сентиментальной, серьезной домоседкой». В 1977 году она «нежна, мила, умеет принимать гостей»; она больше не поет, но «музицирует», интересуется «литературой и искусством». «За пятьдесят лет примером женственности перестала быть Золушка (вероятно, из-за распространения бытовой техники), женщина становится музой или топ-моделью» (М. Мартен). Неизменным остается следующее: принадлежность к другой национальности и тем более расе является негативной информацией, вплоть до того, что некоторые объявления заканчиваются так: «желательно не иностранец (иностранка)».