Страница 34 из 143
Драгоценности
«Отношения завязываются за шампанским и заканчиваются за отваром ромашки», — говорил Талейран. Когда же на кону деньги, отношения заканчиваются в зале суда. В «Антологии гнусностей», которую уже пора написать, фамильные драгоценности заняли бы видное место. 22 февраля 1983 года гражданская палата первой инстанции кассационного суда постановила: «Апелляционный суд не может поставить себе в упрек вынесенное решение, согласно которому разведенная супруга обязана вернуть своей свекрови кольцо, полученное-в день помолвки, так как, судя по расписке... она полностью осознавала, что должна будет вернуть драгоценность той, от кого получила ее, входя в семью, если перестанет быть ее членом». В самом деле, будущая невестка (в то время невеста) взяла на себя письменные обязательства вернуть кольцо в случае развода. Конечно, накануне свадьбы она не допускала такого развития событий (Gazette du Palais, 9-10 декабря 1983 года). 23 марта 1983 года кассационный суд первой инстанции подтвердил решение апелляционного суда о том, что разведенная женщина должна вернуть кольцо семье своего мужа, поскольку речь шла о «фамильных драгоценностях». Развод состоялся тридцать лет спустя после свадьбы; суд признал нанесение ущерба обеими сторонами. В течение трех десятилетий женщина носила эти драгоценности; именно она подала кассационную жалобу, которая была отклонена. Отклонив эту жалобу, суд закрепил понятие «фамильные драгоценности», подтвердив законность дела Ларошфуко, которое после семилетней процедуры (1954-1961) завершилось решением о том, что невестка после развода должна вернуть вышеназванные драгоценности, которые она получила «в пользование, а не в дар». Таким образом, эти два решения, от 1961 и от 1983 года, одинаковы. То, что фамильные драгоценности, как и собака, приравниваются к движимому имуществу,—очевидно, но чем они отличаются от прочих драгоценностей? Фамильная драгоценность не является ни традиционным подарком, который, согласно статье 852 Гражданского кодекса, не приносит никакого дохода, ни семейным сувениром, которому юридически присваивается статус «предмета, обладающего высокой моральной ценностью», без учета его денежной стоимости (которая может быть весьма значительной). Чтобы драгоценность признали «фамильной», она должна быть такой, чтобы ее можно было выставлять напоказ, то есть стоить достаточно дорого. «Драгоценности, которыми занимаются юристы, в первую очередь должны быть ценным движимым имуществом» (Recueil Dalloz-Sirey, 1984).
Кассационный суд надевает очки
Увольнение наемных работников по мотивам их частной жизни — благодатная почва для юриспруденции, полная нюансов, часто противоречивая. Приведем несколько примеров. Одна молодая дама работает психологом в кризисном центре для детей и подростков. После развода она сожительствует с директором центра—священнослужителем, который в конце концов отказался от сана, женился на ней и уволился с работы. Новый директор, человек невоцерковленный, увольняет молодую женщину, решив, что ее поведение «не соответствует целям учреждения, где она работает». Апелляционный суд отменяет его решение, объявляет увольнение злоупотреблением, объяснив это тем, что учреждение больше не является католическим и что вменяемое сотруднице в вину «не помешало профессиональной деятельности». Общественная палата кассационного суда отклоняет обжалование постановления,
о чем сделана запись в специальном бюллетене (Bulletin du dictio
И наоборот, закон обычно считает «реальной и серьезной причиной» для увольнения несовместимость характеров работодателя и работника—это делает совместную работу * Священники-рабочие—католические священники, проповедующие и занятые на производстве и получающие зарплату. Это движение зародилось в 1940-х годах и существовало до 1954 года, когда папа Пий XII осудил его; в 1965 году Ватикан разрешил возобновить деятельность священников-рабочих.
невозможной. В таком случае суд должен вынести решение и мотивировать его так, чтобы необходимость представлять доказательства не ложилась на работодателя (26 мая 1981 года). Остановимся на двух особенно показательных случаях. Молодая женщина сожительствует с хозяином аптеки, которому она помогает вначале добровольно, затем он оформляет ее на работу кассиром и бухгалтером. Далее следует разрыв многолетних отношений. Фармацевт увольняет свою служащую, которая требует возмещения убытков за «увольнение без веских оснований». Апелляционный суд ей отказывает, кассационный суд отклоняет обжалование, считая, что «разрыв личных отношений заинтересованных лиц имел последствия для трудовых отношений, требующих, с учетом характера выполняемой работы и специфики предприятия, взаимного доверия, которого больше не было» (Кассационный суд, 29 ноября 1984 года). Второй случай: на протяжении двух лет водитель-дальнобойщик, работавший в одном акционерном обществе, отказывался постоянно носить очки при перевозке тяжелых грузов, несмотря на то что в его медицинской справке было такое предписание. Однажды работодатель принял решение немедленно уволить его. Апелляционный суд счел увольнение правомерным, как и отсутствие предварительного уведомления об увольнении. Кассационный суд подтвердил это решение, потому что «отказ дальнобойщика носить очки больше не позволит работодателю даже на уведомительный период доверять ему перевозку грузов, для которой он и был нанят на работу» (Кассационный суд, 22 июля 1982 года). Отклонение кассационной жалобы открывает простор для воображения: почему этот шофер отказывался носить очки? В течение двух лет он водил машину без происшествий —может быть, они ему не были нужны? Если это так, то почему медкомиссия настаивала на постоянном ношении очков? Какие силы заставили его с упорством судиться с работодателем себе в убыток и дойти до кассационного суда? Такой сценарий достоин пера Хорхе Луиса Борхеса или Маргерит Дюрас.
Гомосексуала распознать труднее, чем священника Мотивы противоборствующих сторон приводят историка в замешательство, потому что он основывается лишь на дошедших до него суждениях и мнениях. Группа гомосексуалов обвинила в диффамации епископа N. за следующие высказывания: «Я уважаю гомосексуалов как инвалидов. Однако они желают, чтобы их ущербность была признана здоровьем, и я должен сказать, что не согласен с этим». Суд высшей инстанции Страсбурга объявил «неприемлемым» возбуждение дела гражданскими истцами. Иск заявителей был отклонен, а сами они должны были выплатить епископу компенсацию морального ущерба в размере 20 ооо франков (30 ноября 1982 года). Апелляционный суд Кольмара подтвердил это решение: «Гражданские истцы не представили достаточных доказательств того, что от слов епископа им лично был нанесен серьезный вред; инкриминируемые заявления носили общий характер и не могли подвергнуть риску конкретных граждан, так как распознать гомосексуала труднее, чем священника <...>; каждый человек только самостоятельно может раскрыть свою ориентацию, зная, что она рассматривается значительной частью публики как ненормальная и что он должен сознавать последствия этого и не упрекать обвиняемого в авторстве этого разоблачения» (27 июня 1983 года).