Страница 18 из 143
Жизнь в паре—не единственная норма
Безусловно, это крайние случаи и их пока очень мало; возможно, эволюция семьи остановится или сменит направление. Как бы то ни было, изменения в домашнем пространстве, социализация труда и огромной части образовательного процесса, облегчение повседневной жизни и решительная эволюция нравов вызвали настоящую мутацию. Полвека назад семья господствовала над индивидом; теперь же все наоборот, личность первична. Индивид был связан семейными узами, его личная жизнь, если она не совпадала с жизнью семьи, была вторична, часто подпольна и маргинальна. Отношения индивида и семьи полностью изменились. Сегодня, за исключением материнства, семья — это всего лишь временное образование, объединение личностей, каждая из которых живет своей собственной личной жизнью и рассчитывает, что семья будет этому благоприятствовать. Если же человек начинает «задыхаться» в семье, он ищет на стороне встреч, которые его «обогащают». Раньше частная жизнь была неразрывно связана с жизнью семейной; теперь же семья рассматривается в зависимости от вклада, который она вносит в расцвет личной жизни каждого своего члена.
ИНДИВИД-КОРОЛЬ Реабилитация тела
Ничто так не свидетельствует в пользу примата частной жизни, как современный культ тела.
В начале века статус тела в значительной мере зависел от социальной среды. Рабочий люд ценил свое тело за крепость
и выносливость. Простые люди с уважением относились к физической силе. У буржуазии в цене была эстетическая сторона, внешняя привлекательность. Но тела своего никто не демонстрировал. Утонченная публика всегда была в шляпах и перчатках, показывалось только лицо, за исключением дам, чьи вечерние платья ймели глубокие декольте. Первые скауты, надевшие шорты, произвели скандал в начале 1920-х годов.
Дело в том, что, согласно христианской традиции, во всех слоях общества к телу относились с подозрением, даже с осуждением. Евангельское противопоставление плоти и духа сменилось противопоставлением тела и души: тело рассматривалось как тюрьма души, как путы, в крайнем случае — как лохмотья, которые мешали человеку в полной мере быть самим собой. Тело уважали, за ним ухаживали, но уделять ему слишком много внимания означало подвергать себя опасности впасть в грех, прежде всего в грех телесный.
Туалет был весьма ограниченным. В крестьянской и рабочей среде вода была редкостью, и трудности ее добывания практически сводили на нет ее использование в гигиенических целях. К тому же было распространено мнение, что вода вызывает телесную слабость, тогда как грязь была признаком здоровья: Ги Тюилье и Эжен Вебер собрали в начале века многочисленные свидетельства подобного отношения47. Поэтому мыли в основном лицо и руки, то есть то, что было видно. Историки справедливо отмечают роль начальной школы в распространении гигиены и чистоты, но сейчас тогдашние нормы чистоты и гигиены — впрочем, опережавшие народные практики — кажутся нам архаичными. Ги Тюилье отмечает, что в Ньевре до 1940-х годов помыть руки в школе очень часто было негде.
Мытье всего тела еще не вошло в повседневный обиход. В Дижоне накануне I Мировой войны в четырех лицеях для мальчиков были душевые кабины, в одном не было, как и в обоих лицеях для девочек, пятнадцати коллежах для мальчиков и тринадцати коллежах для девочек. В интернатах было принято раз в неделю мыть ноги. Оборудование душевых кабин было в те времена очень прогрессивным шагом муниципальных властей. Однако табу еще не было снято. Накануне II Мировой войны одна женщина из народа с возмущением заявила директрисе школы в Шартре, которая привлекла ее внимание к тому обстоятельству, что у ее дочери начались менструации: «Мне пятьдесят лет, мадам, и я никогда не мыла себе там!..»48
В буржуазной и мелкобуржуазной среде мылись чаще. Здесь в межвоенные годы в квартирах часто бывали оборудованы ванные комнаты; если же ванной не было, мылись в большом тазу. Туалетная комната являлась продолжением спальни; одна горничная, дневник которой цитирует Октав Мирбо, была недовольна тем, что хозяйка не разрешала ей туда заходить49; раковина, водопровод и биде облегчают омовения. Грудных детей мыли ежедневно; в дальнейшем следили за тем, чтобы они совершали «большой туалет» еженедельно, как правило по воскресеньям. В общем, нормы чистоты в разных соцйальных средах сильно отличались друг от друга.
Ничто не демонстрирует эти различия лучше, чем то, как простонародье поначалу использовало ванные комнаты. Послевоенный строительный бум позволил переселить простые семьи в квартиры «с удобствами». Буржуазия потешалась над тем, что рабочие, получившие социальное жилье, стали держать в ванных уголь или разводить там кроликов... Новым обитателям комфортабельного жилья понадобилось время, чтобы привыкнуть к современным бытовым условиям.
Новая забота о внешности
Это отставание, впрочем не носящее систематического характера, —ввиду широкого распространения спорта, молодежных гостиниц, оплачиваемых отпусков—объясняется совершенно различным отношением к телу в обществе. Для буржуазии межвоенный период—это эпоха освобождения тела и новых отношений между телом и одеждой. Раньше одежда скрывала тело, оно было ее узником. Изменения в мужской одежде, начавшиеся перед I Мировой войной, были еще очень скромными: ушли в прошлое крахмальные воротнички и жесткие шляпы, их заменили мягкие воротнички и фетровые шляпы. Редингот уступает место пиджаку и становится костюмом для торжественных выходов. Что же касается жейской одежды, то здесь изменения были весьма значительными: на смену корсетам пришли бюстгальтеры и трусики. Платья стали короче, чулки подчеркивали красоту ног. Более мягкие ткани обрисовывали линии тела. То, как человек выглядел, в большей мере, чем раньше, зависело от состояния его тела, поэтому за ним следовало ухаживать. Женские журналы постоянно обращали на это внимание своих читательниц, в них появилась новая рубрика: ежедневная гимнастика. И женщины принимаются каждое утро заниматься своей талией, развивать гибкость. Начали есть более легкую пищу, превозносили свежие овощи и жарение на гриле. Меню стали короче, и даже на званых обедах триада, состоявшая из закусок, запеченного мяса и рыбы в соусе, часто заменялась мясом и рыбой. Большой живот для мужчины теперь — признак не респектабельности, а небрежного отношения к себе; стройные теннисисты — эти новые «мушкетеры» во фланелевых брюках и открытых рубашках— представляют собой очень привлекательную для молодых людей модель мужской элегантности.
Женщины отныне желают быть соблазнительными, и это желание больше не скрывается. Новые женские журналы — в частности, Marie Claire, начавший выходить в 1937 году, — предписывают читательницам оставаться привлекательными, если они желают удержать мужа. Речь здесь идет о новой концепции, которая, впрочем, говорит об изложенной выше эволюции отношений внутри пары. Одна пожилая читательница косвенным образом подтверждает это, упрекая журнал Marie Claire в том, что советы, даваемые читательницам, требуют от них слишком многого: в прежних брачных союзах такого не было*. Забота о красоте, макияж, губная помада перестали быть атрибутами кокеток и дам полусвета: честным женщинам теперь тоже разрешалось подчеркивать свои прелести.
Для описания распространения этих новшеств в обществе в целом потребовались бы сначала специальные исследования. Рискнем, однако, выдвинуть некоторые гипотезы. Эта модель поведения распространяется в межвоенный период среди светской парижской буржуазии, посещающей пляжи и лечебные курорты. Именно она, желающая быть современной, является законодательницей мод. Англосаксонский стиль жизни в этой среде известен и любим. Провинциальная буржуазия, в свою очередь, держится за традиции, стиль ее поведения меняется позже, ближе ко II Мировой войне; католическое движение, скаутское движение, девушки-скауты играют большую роль во внедрении в жизнь новой практики.
В других кругах изменения идут еще медленнее. Женщины-служащие опережают работниц и крестьянок, а женщины — мужчин, но буквально все поголовно втянуты в процесс становления общества потребления. Бурное развитие рекламной индустрии привело к ускорению адаптации населения к новым нормам ухода за телом, превозносимым врачами и моралистами с начала XX века. Чтобы продавать шампунь («Доп, доп, доп, весь мир выбирает „Доп“», — доносилось из всех радиоприемников в 1950-е годы), запустить линию духов, дезодорантов, кремов, кремов для загара, такие фирмы, как L’Oréal, вели массированную рекламную кампанию. Первым успехом L’Oréal был запуск крема для загара «Ambre Solaire» в 1937 году. Производители нижнего белья, курортные бюро тоже не отставали от * Вот что пишет издательница журнала Marie Claire Марсель Оклер о письме, пришедшем в редакцию 7 мая 1937 года: «Бабушка из Нёйи-сюр-Сен упрекает меня в том, что я подогреваю мужской эгоизм, когда советую женщинам прилагать усилия, чтобы оставаться красивыми и по-прежнему нравиться мужьям...»—Примем, авт.