Страница 122 из 134
Над частной жизнью гомосексуала висит дамоклов меч репрессий. Ему приходится скрываться. В больших городах складываются особые формы специфического общения–только так могут выжить эти маргиналы. Антропология мужской гомосексуальности возникает в годы Второй империи и сопровождает медицинский дискурс и полицейские меры. Этим людям требуется как–то сообщить о своем желании, а значит, должны появиться особые укромные места для их встреч. Боязнь доносчиков порождает появление определенного жаргона, опознавательные знаки становятся все сложнее.
Как отмечает Филипп Арьес, преследование со стороны общества иногда оказывает очень болезненное действие на несчастных; некоторым не удавалось пережить осуждения окружающих. Вильмен, министр образования в правительстве Луи—Филиппа, не смог смириться со своей страстью к мужчинам и сошел с ума. В то же время не следует слишком сгущать краски. В первой половине века, по крайней мере, некоторые гомосексуалы, как, например, Камбасерес[454] и Жюно[455], сделали блестящие карьеры. Общественное мнение к однополым любовникам даже терпимо, лишь бы проявления их склонности не выходили за рамки частной жизни. Парижское общество вполне принимает союз Дестюта де Траси[456] с другим идеологом и терпимо относится к сожительству маркиза де Кюстина и англичанина Эдварда Сен–Барба. Жозеф Фьеве[457] живет с Теодором Леклерком, автором популярных салонных комедий; любовники будут похоронены в одной могиле на кладбище Пер–Лашез.
Как бы то ни было, «педерасты» XIX века создали модель исключительно гедонистического секса, не имеющего целью продолжение рода. Богатый образ будущего. Выйдя из подполья и заявив о своей нормальности, гомосексуалы, по мнению Филиппа Арьеса, предложат молодежи новый торжествующий образ мужественности.
Лесбиянки. Мужские симптомы
Сейчас невозможно проанализировать историю женской гомосексуальности. Кроме «амазонок» конца XVIII века и богатых американок, устроившихся в Париже Прекрасной эпохи, мы знаем о проблеме лишь из бесконечных медицинских и судебных отчетов, в которых говорится о росте количества лесбиянок в борделях и тюрьмах. Зато нам хорошо известно о том, что лесбиянка очень волнует воображение мужчин того времени, — это еще один симптом неправильного отношения к желанию, которое истощает мужчин XIX века. Сложившийся в обществе дискурс по поводу лесбийской любви отличается от мнения в отношении педерастии. Мужские фантазмы, ведущие к тому, что педерастия — это медицинская проблема, в то же время поэтизируют лесбиянок. В XIX веке возникла нежная, отмеченная изяществом и чистотой, фигура лесбиянки: одно это слово, по мнению Жан–Пьера Жака, ласкает уши тех, кто его слышит, и язык того, кто его произносит.
Конечно же, врачи озабочены появлением этого женского удовольствия, протекающего без какого бы то ни было участия мужчин; они безапелляционно утверждают, что во всех без исключения случаях одна из партнерш берет на себя роль мужчины; эта уверенность порождает бредовые разговоры по поводу чудовищных размеров клитора и деформированной вульвы лесбиянок. Префектура полиции начинает следить за женщинами, любящими носить мужскую одежду, и требует, чтобы они получали на это разрешение; требованию подчиняется художница Роза Бонёр. Однако мужеподобная внешность часто бывает обманчива. Паран–Дюшатле еще до 1836 года доказал, что нет никаких клинических признаков, по которым можно было бы отличить лесбиянку от гетеросексуальной женщины.
Образ Сафо, созданный мужчинами того времени, весьма двусмысленен; с одной стороны, он очаровывает мужчин, с другой — говорит о страхе, который вызывает удовольствие, испытываемое женщиной без мужчины.
Лесбийская любовь — излюбленный сюжет мужских разговоров, одержимых картинами гарема. Убежденные, что женщины занимают подчиненное положение в сексе, мужчины грезят эротической ненасытностью женщин, которые вольны выбирать себе утехи. Так появляется образ необузданных наслаждений. В своих излишествах лесбиянка конвульсивна и ненасытна. Именно эта фантазия читается в «Девушке с золотыми глазами», заставившей Фурье и позднее вуайеристов в борделях конца века наслаждаться зрелищем лесбийской любви. Женские тела здесь, как и в «истерическом» театре, становятся терапевтическим средством для мужчин.
Парадоксальным образом эта лесбийская булимия успокаивает мужчину; она выявляет неудовлетворенность, вызванную его отсутствием. Нравится это или нет Мопассану, любовник не чувствует себя в полной мере обманутым, когда его партнерша отдается другой женщине; старый развратник герцог де Морни, как пишут Гонкуры, полагал, что лесбийская любовь делает женщин утонченнее; она развивает их эротизм, и этим впоследствии могут пользоваться мужчины — что объясняет в целом снисходительное отношение к этому явлению, действительных масштабов распространенности которого мы, скорее всего, не узнаем.
Отметим все же: то, что нам известно о лесбийских парах — например, Рене Вивьен и Натали Клиффорд–Барни, подтверждает безмятежность и нежность этих отношений. Глубину чувств подтверждают тексты. Салон Натали подталкивает лесбиянок к «выходу из подполья»; по словам Мари–Жо Бонне, он становится «плавильным котлом страсти и свободы». В общем, образ лесбиянки перестает зависеть от мужского взгляда; вырисовывается новая возможность быть счастливой, что плохо вписывается в главу, посвященную проявлениям индивидуального неблагополучия.
Рост числа самоубийств
Избыток страданий, мужских и женских, нередко ведет к самоубийству; этот отчаянный жест сам по себе — выражение протеста против неудачи в общении. В целом в Европе в XIX веке количество самоубийств растет; во Франции тоже так было до 1894 года. Конечно, можно допустить, что этот рост, частично или полностью, связан просто с более тщательным учетом, начатым в 1826 году. Как бы там ни было, все виднейшие психиатры и социологи — Герри, Кетеле и Дюркгейм, Фальрет и Бриер де Буамон — подробно анализируют это явление. Визит в морг, чтобы насытиться зрелищем остывших тел на мраморных столах, — часть воскресной «программы» многих парижских семей.
Нежелание жить часто следует за чувством неуверенности. Человек, который осознает, что не представляет ни для кого интереса, переживает разочарование, что, по словам Дюркгей- ма (1897), может привести к «эгоистическому самоубийству». Угасание желаний, чрезмерная втянутость в социальную неразбериху умножают риски разочарования; когда это разочарование становится невыносимым, оно подталкивает человека, неспособного преодолеть это чувство, к тому, что Дюркгейм расценивает как «аномическое самоубийство». Анализ статистических данных говорит о тяготах индивидуального одиночества и в то же время обо всех процессах антропологической природы, которые ему благоприятствуют. В связи с этим следует отметить огромное количество самоубийств среди холостяков, овдовевших и разведенных в XIX веке, тогда как супружество или по меньшей мере наличие детей защищает от искушения свести счеты с жизнью. Сказав все это, не будем продолжать бесконечные споры: на протяжении полутора столетий сторонники социальных причин этого явления полемизируют с теми, кто полагает, что суицид — результат индивидуальных факторов психиатрического и генетического порядка.
Причины, на которые ссылались сами жертвы и свидетели, отнюдь не всегда убедительны. Семьи и представители власти пытаются смягчить ситуацию, манипулируют свидетельскими показаниями, подправляют их. Отметим вскользь, что в иерархии причин самоубийств в 1860–1865 годах первое место занимают душевные болезни, далее идет то, что можно условно сгруппировать под рубрикой «любовь, ревность, безнравственность», а также нищета и несчастья в семьях.
454
Жан–Жак Режи де Камбасерес (1753–1824) — французский политический Деятель, один из трех консулов в период Консульства (1799–1804) и один из авторов Кодекса Наполеона.
455
Жан Андош Жюно (1771–1813) — французский военачальник, наполеоновский генерал, участвовал в итальянской, португальской и русской кампаниях.
456
Антуан Луи Клод Дестют де Траси (1754–1836) — французский философ–идеалист, экономист, автор термина «идеология».
457
Жозеф Фьеве (1767–1839) — французский публицист, писатель, драматург, тайный агент.