Страница 47 из 74
Однако похоже на то, что в XVI в. косвенно познавали некоторые последствия зимнего похолодания. Люсьен Февр рассказывает [119, стр. 194] о маленькой мельнице в Верьер-де-Жу (Юра), которая была построена, вероятно, в 1500—1530 гг., когда предприимчивых жителей Франш-Конте охватила мельничная лихорадка. А в июне 1587 г. владельцы мельницы пытаются сбыть ее с рук: «из-за больших морозов по каналу к указанной мельнице поступает очень мало воды», и она перестает нормально работать. Они сдают эту мельницу в аренду уже не на каждые три года, а на двадцать девять лет. Иными словами, от нее избавляются.
Нет сомнений, что одной из причин, заставивших владельцев мельницы в Верьер-де-Жу отказаться от нее, являются частые суровые зимы, засвидетельствованные после 1550 г.
Зимы на юге Франции в XVI в.
Напомним, что, например, зима 1494 г. — это декабрь 1493 г., январь и февраль 1494 г. Суровая зима: 1 — отдельные холода, 2 — суровая, 3 — очень суровая; мягкая зима: 1 — мягкая, 2 — очень мягкая.
Итак, во второй половине XVI столетия более холодные зимы, более частые морозы, более обильные снегопады. В этом проявляется флуктуация температуры, обратная (но симметричная) флуктуации, которая будет иметь место после 1850—1880 гг., когда зимы станут более мягкими, морозы — менее частыми и жестокими, чем в первой половине XIX в.
Эта флуктуация в сторону похолодания после 1550 г. подтверждается документами о зимах и последовательностях их. Она правдоподобна, она приемлема. Как можно судить по торфяникам, климат Европы начиная с похолодания в субатлантическую эпоху испытывал лишь вековые или межвековые колебания около относительно стабильных тысячелетних или межтысячелетних средних. Поэтому логично допустить, что потеплению зим после 1850 г. предшествовало противоположное колебание — похолодание после 1550 г.
Отклонения температуры во время каждого из этих двух противоположных по знаку колебаний (со знаком минус после 1550 г. и со знаком плюс после 1850 г.) не должны сильно различаться по абсолютной величине. Они не могут намного превышать 1°С.
Однако этого вероятного и правдоподобного усиления суровости зим во второй половине XVI в. далеко не достаточно для того, чтобы объяснить длительную историю ледников этого времени с их неукротимым и устойчивым наступанием. Зима в конце концов составляет всего четвертую часть года. Выпадение снега в эту часть года, очевидно, должно сказываться на аккумуляции и тем самым на балансе ледников. Но зато колебания температуры зимой почти не влияют на ледники. Зима в высоких горах, даже сравнительно теплая, в любом случае остается слишком холодной. В течение зимы абляция прекращается, если не считать отдельных исключительно теплых дней.
Следовательно, одного только похолодания зим, отмечавшегося во второй половине XVI в., было не достаточно для того, чтобы заставить ледники наступать так сильно, как они наступали до достижения своих исторических максимумов.
Такое наступание может быть объяснено наряду с другими первостепенными факторами лишь недостаточностью абляции. Недостаточность же абляции возникает, когда наиболее благоприятные для этого процесса сезоны (конец весны, лето, начало осени) становятся холоднее.
Короче говоря, рассматривая такой важный признак, как длительное наступание ледников, разумно допустить, что похолодание, как на протяжении XVI в., так даже и за его пределами происходило не только зимой. И Флон предложил разумную гипотезу о похолодании не только зимнего сезона в эту эпоху [128, стр. 356].
Следовательно, с точки зрения исследователя истории ледников эта идея приемлема, она приемлема и с точки зрения чисто климатологической. Так, например, в XIX и XX вв. потепление зим на протяжении длительного времени сопровождалось более или менее заметным и одновременным потеплением других сезонов года [243, стр. 153]. Нельзя ли по аналогии допустить, что обратное явление — похолодание зим в XVI столетии — тоже сопровождалось некоторым похолоданием других сезонов?
К счастью, о теплом времени года, особенно о периоде с марта по сентябрь, мы имеем нечто лучшее, чем случайные данные, которыми приходится удовлетворяться для того, чтобы познать зимние условия. Фенологические данные (даты сбора винограда) представляют собой непрерывный, количественный, однородный источник, они указывают на температурную тенденцию теплого сезона (весна, лето) каждого отдельного года. Повышение инсоляции и весенне-летних температур — это ранний сбор винограда (и таяние ледников). Наоборот, хмурая холодная весна, прохладное гнилое лето — это поздний сбор винограда (и предохранение ледников от слишком усиленной абляции).
К тому же, известно, что основные ряды дат сбора винограда в современную эпоху составлены для районов, расположенных вблизи Швейцарии и Савойи — родины альпийских ледников.
Поэтому тем более законно сопоставить сведения о ледниках и датах сбора винограда.
Сопоставить такие данные за весь период нового времени (XVI—XVIII вв.) можно по двум типам процессов, различающихся по масштабу времени: краткой и средней длительности и большой длительности.
В области изучения процессов краткой и средней длительности представляются возможными некоторые сопоставления гляциологических и фенологических данных. По датам сбора винограда в XVIII столетии можно выделить три группы холодных весенних и летних периодов: 1711—1717 гг. (кульминация в 1716 г.), 1740—1757 гг. (максимум в 1740—1743 гг.), наконец, до и после 1770 г. Этим холодным периодам, на протяжении которых абляция была определенно ослаблена, соответствуют (со сднигом в несколько лет) периоды максимального положения ледников: 1716—1719 гг.; 40-е годы XVIII в., 1770—1776 гг. Менли отмечал поразительное соответствие между наступлением холодных весенних и летних сезонов в Англии и продвижением альпийских и скандинавских ледников в 40-е годы XVIII в. [246]. Зато уверенно можно сказать, что известные данные и о ледниках и о сборе винограда, выводы приобретают еще большее значение.
Заслуживает внимания такое сопоставление в применении к XVII столетию:
Поздний сбор винограда: 1591—1602 == 1639—1644 гг.
Наиболее выраженный ледниковый максимум в Альпах: 1601 == 1643—1644 гг.
Не все периоды холодных лет, определенные по фенологической кривой, связаны с ледниковыми максимумами. Это нормальное положение вещей, ибо, с одной стороны, весенние и летние температуры — не единственный фактор, от которого зависит продвижение ледников, а с другой стороны, далеко не все случаи наступания ледников упоминаются в архивных материалах или известны историкам. Зато уверенно можно сказать, что известные случаи наступания ледников часто следуют за рядом лет, характеризующихся дефицитом тепла в основной период абляции, или совпадают с ним.
Сопоставление таких данных не представляет собой ничего нового. Так, в 1856 г. геолог Фавр отмечал, что «шесть холодных летних сезонов» предшествовали прорыву ледников в Альпах в 1817—1822 гг. [266, стр. 165]. Кривая хода дат сбора винограда и кривая наблюдений Парижской обсерватории ([143] и рис. 4) полностью согласуются с этим. Сопоставив ряды метеорологических наблюдений в Англии и Голландии и гляциологических наблюдений в Альпах и в Скандинавии, Гордон Менли отметил как показательное явление то, что в 1691—1702, 1740—1751, 1809—1818, 1836—1845 гг. наступанию ледников предшествовали прохладные летние сезоны [246].
Наконец, Альман [4, стр. 120—123; 238б, стр. 834] показал, что между 1900 и 1940 гг. семнадцать ледников Ютунхейма наступали или отступали в соответствии с тенденцией к понижению или повышению средней температуры теплого сезона (в Норвегии с мая по сентябрь), отмечающейся на протяжении нескольких лет подряд. Флуктуация ледников — положительная или отрицательная — начинается спустя два-три года после начала флуктуации метеорологической. Этот латентный период относительно непродолжителен, что же касается зимних температур или снегопадов, то они также сказываются на кратковременных процессах, но в меньшей степени.