Страница 2 из 16
Пятнадцать лет пролетели как один день, полные самых обычных вещей, столь непривычных как для Лазариса, так и для Айны. Никто из них с самого рождения на Люпсе не прожил, наверное, и пары месяцев в полном покое, а тут сразу целых полтора десятилетия.
Годы разлуки для них стали возможностью переосмыслить себя, закалить и отточить характер. Эти пятнадцать лет, наоборот, дали познать радость тишины и сгладили слишком острые углы.
Всё-таки Порядок и Хаос, как бы друг друга ни любили, были слишком разными, чтобы спокойно друг с другом во всём соглашаться. В первые годы в доме семьи Морфей нередко можно было застать жуткие ссоры, серьёзно угрожавшие не только семейному благополучию, но и безопасности всего города.
К счастью для всех, это осталось далеко в прошлом. Несмотря на то, что свои взгляды на мир что Лазарис, что Айна не слишком поменяли, они научились приходить к согласию в спорных темах.
Одной из таких тем было празднование дней рождения Лазариса. Мастер Хаоса изначально был против того, чтобы отмечать этот день.
Во-первых, со всеми этими прыжками по мирам определить его точный возраст и тем более точную дату празднования было крайне проблематично.
А, во-вторых, хотя он и принял свой полный возраст, лишний раз вспоминать о Земле не хотел. Эти воспоминания для него были наполнены лишь болью и неизбывной тоской.
Айна, воспитанная в традиции, уделявшей этому дню совершенно особое значение, то и дело пыталась как-то уговорить мужа отмечать хотя бы формально в любой понравившийся день календаря. И пару раз этот спор заканчивался скандалом.
Решила вопрос Эльма. Когда отмечали её шестилетие, девочка спросила, когда они будут отмечать день рожденья папы. И Мастеру Хаоса не осталось ничего иного, кроме как выбрать дату.
Сегодня, по негласному соглашению с самим собой, Лазарис отмечал девяносто лет. Тридцать лет он провёл на Земле, почти тридцать — на Люпсе, и вот, как-то незаметно, ещё три десятилетия подошли к концу.
Очень… насыщенных десятилетия. Хотя, на самом деле, если оглянуться в прошлое, вся его жизнь была далека от спокойствия. Смерть матери, когда ему не было и семи, ранний и, прямо сказать, несчастливый брак, смерть ещё не родившегося ребёнка, переезд, а скорее, даже побег в другую страну…
И это ведь было только самым началом. Люпс, а после и Сфарра, вывалили на него в разы больше проблем, боли и горестей, вероятно, куда больше, чем положено перенести за жизнь одному человеку.
Ему хотелось, очень хотелось поддаться этому соблазну. Махнуть рукой на месть, на культ, на Грехи и Добродетели, на Первого, осколком души которого он был. Остаться тем, кем он был здесь и сейчас, в этой кондитерской лавке посреди обычного дня.
Но это было невозможно. Горящую в его груди ярость невозможно было затушить. Он был Мастером Хаоса. Любви ни к жене, ни к дочери, к сожалению, этого было не изменить.
И Айна, как бы горько ей ни было, это понимала и принимала. Этот его день рождения должен был стать также последним их днём в этом мире.
Лазарис исполнил своё обещание: он остался с ними и за пятнадцать лет ни разу даже словом не обмолвился о возвращении в Сфарру. Однако она, знавшая своего мужа, может быть, даже лучше, чем он сам, видела, как медленно копится в нём тьма, и не хотела просто смотреть.
Возможно, она поступала глупо. До того, как эта тьма выйдет из берегов и захлестнёт Мастера Хаоса с головой, прошли бы годы, возможно, даже века. В этом мире, как она и хотела, они могли прожить не одну человеческую жизнь в тишине и покое.
Но, как он подавил свою гордыню и свои порывы ради неё, так и она решила, что не станет его удерживать. Это могло быть глупо, но это было единственно правильным выбором, какой Айна могла сделать.
Вечер прошёл так, как и должен был. Собравшаяся за столом маленькая семья съела по кусочку вкуснейшего кремового торта, Лазарис, как именинник, позволил себе добавку в виде песочного пирожного.
Выпили чаю, Фауст, наотрез отказавшийся вслед за Мастером Хаоса завязать с алкоголем, пил чай почти пополам с коньяком. Рассказывали истории, шутили, смеялись…
Все, даже Эльма, знали, что завтра в это же время их в Темранте уже не будет, и их жизни кардинально изменятся. Но от того было бы только бо́льшим преступлением против самих себя полнить плохие мысли и грустные разговоры.
Тем более что сегодня был такой большой праздник. Только ночью, когда Айна отправилась укладывать Эльму в кровать, Лазарис с Фаустом вышли на балкончик и завели долгий и непростой разговор.
— Вы точно решили? — пёстрый мечник уже достал откуда-то здоровенную бутыль самогона и то и дело прикладывался прямо к горлышку, даже особо не морщась.
— Ты меня это уже спрашивал вчера. И позавчера. И каждый день на протяжение последнего месяца.
— И продолжу спрашивать до последнего. Ведь тот мир для тебя не родной. Ладно Люпс, ладно твоя эта Земля, Темрант уже успел стать для нас домом. Но в Сфарре мы трое не видели ничего, кроме проблем. Зачем тебе нужно сражаться с культом там?
— И это ты меня уже спрашивал.
— Да потому что ты не отвечаешь! — идеально отработанным за годы жизни рядом с ребёнком угрожающим шёпотом рыкнул Фауст. — Отговариваешься общими фразами типа: «Надо же откуда-то начать, а там уже многое подготовлено». И что я должен из этого понять? Давай, нам завтра предстоит переместиться между мирами! Когда как не сейчас раскрыть мне свои планы? Я ведь знаю, ты что-то задумал, мы с тобой сколько знакомы?
Мастер Хаоса покачал головой.
— Я не хочу рассказывать. Не потому, что не доверяю тебе или что-то подобное, конечно. Просто мне почему-то кажется, что, если я произнесу это вслух, то всё обязательно пойдёт по одному месту.
— Никогда не замечал за тобой таких суеверных наклонностей.
— Это не суеверие, Фауст… это предчувствие, которое я не могу объяснить даже себе. И оно не проходит, как бы я ни отгонял эти мысли. Так что, каким бы глупым это ни казалось даже мне самому, я оставлю всё в тайне.
— Чёрт, ну скажи хотя бы что-то! Я рад, конечно, что у тебя есть какой-то план, но простого знания, что он есть, мне недостаточно. Успокой меня, пожалуйста.