Страница 90 из 100
Гравюра с изображением плана первой промышленной выставки
Промышленные выставки вошли в традицию, сделались символом новейшего времени. В Уэно были проведены еще две выставки – вторая (1881 г.) и третья (1890 г.). На выставке 1881 г. изумленной публике была продемонстрирована первая электрифицированная железная дорога. Ее длина составляла всего 400 метров, но она явилась зримым показателем того движения и прогресса, к которому стремилась страна.
Идея движения и развития овладела умами тогдашних японцев. Публичный сад тоже должен был соответствовать этой идее. По поводу открытия третьей промышленной выставки 1890 г. Сига Сигэтака писал, что эта выставка, открывшаяся 1 апреля в Уэно, является средством приведения в движение (т. е. развития) «тела», под которым он понимал землю Японии. Особенно его радовало то обстоятельство, что выставка оказалась приурочена к двум важным событиям: очередной годовщине восшествия императора Дзимму на трон и цветению сакуры[513]. Таким образом, парк Уэно получал многомерное измерение: в нем соединялись историко-государственные, человеческие и природные смыслы. Причем сад как место любования природой находился на последнем месте. Журнал «Японец», мимоходом отметив, что в условиях начавшейся индустриализации публичный сад предоставляет редкую возможность подышать свежим воздухом, полюбоваться зеленью и совершить моцион, все равно делает упор на ключевую функцию сада нового типа: его приспособленности для проведения там выставок. Автор статьи верит, что в Японии когда-нибудь будет непременно проведена всемирная выставка. А потому вдобавок к имеющимся в Токио садам (Уэно и Сиба) следует разбить новые сады – такие, где будет меньше деревьев и больше открытого пространства – лужаек[514]. Таким образом, конструкция сада подверстывалась под необходимость проведения там массовых мероприятий. И в этом отношении публичный сад имел те же функции, что и городская площадь.
Нагасима Сюнгё. Семья императора Мэйдзи посещает третью промышленную выставку
В пятой выставке 1903 г. в Осака принимали участие и иностранные государства (включая Россию), она рассматривалась как подготовительный этап к проведению в Японии всемирной выставки, количество посетителей составило 4 миллиона 351 тысяча человек. В правление Мэйдзи не оказалось другого события, которое привлекло бы внимание такого огромного числа людей.
Парк Уэно был не только ареной для ознакомления с научно-техническими достижениями, парк реагировал на любое крупное событие в государственной жизни. Провозглашение Конституции (1889 г.), победы в войнах с Китаем (1895 г.) и Россией (1905 г.) сопровождались соответствующими торжественными мероприятиями (митинги, шествия, выставки), возле пруда Синобадзу были выставлены пушки, захваченные в войне с Китаем. Буддийский лотосовый пруд с мирными карпами превратился в арену для демонстрации воинского духа нации. 9 мая 1919 г. состоялись торжества по случаю 50-летней годовщины переноса столицы из Киото в Токио. Император Тайсё вместе с супругой и наследным принцем Хирохито в сопровождении членов правительства появился перед 60 тысяч человек в парке Уэно. В 1921 г. в парке показывали и документальный кинофильм, посвященный поездке престолонаследника принца Хирохито за границу. Уэно с его храмом Канъэйдзи обладал ритуальными функциями при сёгунате, при новой власти это место сохранило за собой похожие функции. Но поклонялись там не праху сёгунов, а живым представителям императорской фамилии.
Праздник в Уэно, посвященный 300-летию основания Токио (1889 г.)
Парк Уэно стал самым посещаемым местом в стране. С 1882 г. японцы смогли добираться туда по железной дороге. На территории сада были возведены капитальные кирпичные строения: императорский музей (1882 г.), императорская академия наук (1882 г.), токийская музыкальная школа (1887 г.), ассоциация искусств (1888 г.), токийская художественная школа (1889 г.), императорская библиотека (1906 г.), токийский художественный музей (1926 г.). В отличие от традиционного сада парк Уэно устраивался не сразу, список строящихся на его территории зданий был принципиально открытым. На территории парка проводилось множество выставок – промышленных, сельскохозяйственных, художественных. Поэтому его часто называли «лесом культуры и искусства». Хотя там действительно росли деревья, к настоящему лесу они отношения не имели. Кроме того, в Уэно имелись зоопарк (открыт в 1882 г.) и ипподром (1884 г.). Последний был создан в качестве средства пропаганды новой, передовой армии с сильной кавалерией. Ипподром располагался рядом с прудом Синобадзу. Несущиеся мимо его знаменитых лотосов лошади создавали образ сильной и динамичной Японии. Имелась в парке и читальня, в которой посетители парка могли ознакомиться со свежей прессой, которая, естественно, не только информировала, но и агитировала за прогресс.
Триумфальная арка в Уэно, сооруженная в честь военной победы Японии над Россией (1905 г.)
Путеводители по Токио непременно рекомендовали туристам посетить Уэно. Описывая вновь возведенные на территории парка объекты, они непременно сообщали, что находилось на этом месте ранее. Процесс строительства сопровождался процессом разрушения. При этом строители старались относиться к зеленым насаждениям с бережностью: старые деревья не подлежали вырубке. Таким образом, преемственность времен осуществлялась не столько с помощью творений рук человеческих, сколько при посредничестве растительного мира, придававшего антропогенной конструкции прочность. Рельеф и природа оставались прежними, но их «начинка» претерпела самые решительные изменения.
Европейский сад нового времени являлся сценой, где развертывалось действие огромного количества литературных произведений. Такой сад «провоцирует» находящихся там людей на совершение самых разных поступков: от вульгарной прогулки до смерто-и самоубийства. Что до традиционного японского сада, то одной из основных его характеристик являлось как раз отсутствие любого неожиданного действия, ибо эта площадка полностью защищена от любых вредоносных сил, которые являются генераторами событий. На такой сад смотрят, им любуются, наблюдая за ним, пируют и сочиняют стихи, но на большее он не способен. Японский сад события не генерирует, он обороняет от них. Невозможно себе представить, чтобы о традиционном японском саде было сказано «страшный» («мрачный») или чтобы в садовом пруду обнаружили утопленника. Но так же невозможно, чтобы на берегу этого пруда происходили любовные свидания. Между островами Хорай и Цитеры нет ничего общего. На первом ищут бессмертия, на втором – плотских удовольствий. Европейская культура ищет вечной молодости, а японская – вечной старости. Поэтому на Хорай живут старики, а на Цитере – половозрелые искатели приключений.
Однако с учреждением публичных садов ситуация в Японии начинает меняться, сад и пруд становятся сценой для совершения там поступков, которые были немыслимы раньше. «Передовые» юноши прогуливаются там с девушками, а молодые герои повести Мори Огай «Дикий гусь» (1911–1913) убивают камнем гуся, мирно обитавшего в пруду Синобадзу. Убив, скрытно уносят и с аппетитом пожирают убоину[515]. Пруд, который всегда служил резервуаром для отпущения туда живых существ, превращается в место убийства. Новая культура бесцеремонно отменяла культуру прежнюю. Носители этой новой культуры являлись поборниками прогресса – убив гуся, они тащат труп домой и, как ни в чем не бывало, обсуждают по дороге формулу вычисления объема конуса.
513
Нихондзин. 1890. № 44. С. 12–13.
514
Нихондзин. 1900. № 202. С. 8–11.
515
Мори Огай. Избранные произведения. СПб.: Гиперион, 2002. С. 19–111.