Страница 20 из 100
Первое известное автору этой книги свидетельство копившегося раздражения против засилья китайского языка содержится в уже упоминавшемся поздравлении императору Ниммё по случаю его сорокалетия. В конце поздравления, пропетого на японском языке, его авторы (буддийские монахи из храма Кофукудзи) отмечают: поздравление составлено из «исконных» слов «этой», а не китайской (буквально «Таиской») страны, авторы не нанимали для составления поздравления знатоков китайской словесности. Исконные слова – это слова, передававшиеся издревле, слова «присолнечной страны Ямато» (хи-но мото-но Ямато-куни), богатой «душою слова» (котодама). Эти слова, первоначально употреблявшиеся в «песнях», есть слова «божественные» и употреблявшиеся в «божественных действах» (синтоистских ритуалах) и «государевых действах» (видимо, имеются в виду императорские ритуалы и устные распоряжения правителя, адресованные царедворцам). В комментарии составителей хроники к поздравительному адресу говорится, что ныне «слова Ямато», свойством которых является способность «приводить в движение чувства», пришли в упадок, но монахи знают много «старых слов», чему у них и следует поучиться[150].
Эта установка на «вспоминание» старых (т. е. японских) слов и была реализована в императорских антологиях на японском языке. Поэтические антологии, составляемые по указу императора, выступают в качестве одного из главных атрибутов его власти. Право на составление «государственных» антологий оказалось неотчуждаемым – в более поздние времена сёгуны никогда не покушались на него и не издавали приказаний об их составлении.
Современные исследователи, являясь побочным продуктом нашего индивидуалистического времени, склонны подчеркивать «лирическую» составляющую японоязычных антологий, их роль в формировании личности. Особо подчеркивается «любовь» японцев к «временам года», их почти прирожденная «чувствительность» к малейшим сезонным переменам. Действительно, в конце периода Хэйан в «Поэтическом ведомстве» (Вакадокоро) при императорском дворе проводили ежемесячные поэтические сборища, на которых сочиняли стихи, посвященные данному месяцу. Проводили огромное количество поэтических турниров, главной темой которых становились те или иные природные (сезонные) явления. Такое пристальное внимание к сезонности охватывало поначалу непосредственное окружение государя, затем оно распространялось и вширь, охватывая самые разнообразные культурные проявления. Цвета одежды, пища (сезонные блюда и приборы), тематика литературного, изобразительного и театрального творчества, его образность и т. д. должны были соответствовать временам года и месяцам. Для выражения чувств сезонность также служила отправной точкой.
Такая «сезонность» мировосприятия превращалась в моду, формировала эстетический и поведенческий канон, который пронизывал все стороны жизни человека[151]. Придворная дама Сэй-сёнагон в своей знаменитой ныне книге «Записки у изголовья» («Макура-но соси», ок. 1000 г.) перечисляет то, что представляется ей отвратительным, неуместным и неоправданным с точки зрения несоответствия времени дня и года: собака, воющая посреди белого дня (ей положено выть ночью), верша для ловли рыбы – весной (такой вершей пользовались в зимний сезон), одежды цвета цветущей сливы – в третьей и четвертой луне («сливовые» одежды полагалось носить в первой или второй лунах, когда цветет слива)[152].
Не отрицая роли природной поэзии в воспитании «изящного вкуса», подчеркнем, однако, что составление императорских антологий являлось делом государственной важности и их следует считать настоящими гимнами праведному правлению. Как уже было показано, власть зависела от природы, страшилась ее, неослабно наблюдала за ней, регулярно принимала ритуальные меры для установления контроля. Одним из проявлений этого отнюдь не лирического начала и стала японоязычная поэзия, зафиксированная в императорских антологиях.
Первая японоязычная императорская антология «Кокинсю» была составлена по указу императора Дайго (885–930, на троне 897–930). Указ датируется 905 г., составление было закончено в 914 г. Правление Дайго было признано «образцовым» уже при его жизни. Ки-но Цураюки, главный составитель «Кокинсю», призвав на помощь весь Японский архипелаг, характеризовал Дайго следующим образом: «[Н] ескончаемые волны его милости покидают пределы восьми островов, обширная тень его добродетельности гуще тени, которую отбрасывает гора Цукуба». О счастливом правлении Дайго свидетельствует и его беспрецедентно долгое нахождение на троне, и то, что его основной девиз Энги («Вечная радость», 901–923) оказался одним из самых протяженных в японской истории.
Прижизненные похвалы государю были делом обычным, но и более поздние источники также описывают Дайго как императора, которому в полной мере подвластны природные силы. Он уподобляется легендарным государям древности, в правление которых при чтении императорского указа «увядшие деревья и травы вновь зеленели, покрывались цветами и плодами, а летящие в небе птицы повиновались августейшему слову». В качестве иллюстрации этого положения в более позднем источнике приводится следующий примечательный случай. Гуляя по саду «Божественного источника» (Синсэнъэн), Дайго приметил на берегу пруда цаплю и велел поймать ее. Придворный не знал, как это сделать, но тем не менее направился к цапле. «Птица стояла неподвижно, сложив крылья. "По велению государя!" – сказал придворный, и цапля распласталась в поклоне». Придворный принес цаплю государю, который в награду за послушание пожаловал птице 5-й ранг. «Государю вовсе не нужна была эта птица, он приказал ее поймать единственно для того, чтобы все убедились, как могущественно августейшее слово»[153]. Таким образом, инициатор создания «Кокинсю» выступает в качестве всемогущего повелителя природы.
Природная тематика является ведущим элементом как в «Кокинсю», так и во всех остальных императорских антологиях: все они открывались природным циклом. В размещении стихов соблюдалась сезонная очередность и очевидность: стихи разнесены по рубрикам времен года (весна – лето – осень – зима), а внутри рубрик видно поступательное движение времени от начала сезона к его концу. Примечательно, что природные изменения описываются в антологиях в соответствии с временами года, более дробный квантификатор – месяц – задействован в меньшей степени. В Японии был принят лунный, т. е. передвижной, календарь, при котором время той или иной луны (обычно обозначалась порядковым номером) может достаточно серьезно отличаться год от года. В связи с этим состояние того или иного растения (цветение, увядание) или представителя фауны (например, осенние крики оленя, находящегося в состоянии любовного гона) указывают на «реальное» (сезонное) время с гораздо большей точностью, чем порядковые номера лун. Именно поэтому наступление весны ассоциируется не столько с календарем (с первой луной), сколько с цветением сливы и сакуры, приход лета – с кукованием кукушки и т. д. Именно поэтому наиболее популярные в антологиях растения и животные (или птицы) выступают в качестве вестников наступления того или иного времени года.
Все, что связано с правильным чередованием времен года, имело в японской культуре повышенный статус. Божественная (белая) черепаха – благоприятный знак и священное животное, которому, в частности, приписывается свойство менять свой окрас в зависимости от времени года. Когда императрице Кокэн преподнесли очередную белую черепаху, астрологи представили свои соображения по этому поводу. Среди прочего со ссылкой на «Ши цзи», в них говорилось: «Божественная черепаха – небесное сокровище. Она меняется вместе со всеми вещами, она меняет цвет в соответствии с четырьмя временами года. Она скрывает место своего обитания, когда насиживает яйца – не ест. Весной она зеленая, летом – красная, осенью – белая, зимой – черная»[154].
150
Сёку нихон коки, Касё, 2-2-26 (849 г.).
151
Shirane, Haruo. Japan and the Culture of the Four Seasons//Nature, Literature and Arts. New York: Columbia University Press, 2012.
152
Сэй-сёнагон. Записки у изголовья /Перевод В. Н. Марковой. М.: Художественная литература, 1975. С. 44.
153
Повесть о доме Тайра/Перевод И. Львовой. М.: Художественная литература, 1982. С. 240.
154
Сёку нихонги, Дзинго кэйун, 2-9-11 (768 г.).