Страница 6 из 12
Каждый вспоминал Аллу по-своему.
– У нее что же, и родных никаких нет? – наклонившись к уху Татьяны, спросила соседка из соседней квартиры, сидевшая на скамье рядом с ней.
– Никаких, – коротко ответила Татьяна, опершись головой на обе руки. – Мать старая совсем. Алка у нее младшая была. Куда ей было ребенка? – будто задавая самой себе вопрос, виновато говорила она.
Выйдя из-за стола, Татьяна, отстраненно пройдя мимо Петьки, с печалью на лице направилась в комнату подруги. Ум никак не мог осмыслить происшедшего. Отперев ключом хлипкий замок, она вошла в комнату. В ящике письменного стола, тщательно связанные лежали письма теперь покойных Алишера и Аллы. Теперь чьи-то чужие, равнодушные руки разрывали шнурочки, ворошили шуршащие листки. Чьи-то чужие глаза бегали по строчкам. Татьяна лишь шептала: «Прости».
В письме родным Алишера, Татьяна вкратце рассказала, как его жена умерла при родах. Родила хоть и недоношенного, но все же здоровенького мальчика. Указала адрес дома малютки, в котором мальчик находится как она думала уже год. Умоляла их объявиться и забрать ребенка. Ответом было долгое молчание.
У Анны Леонидовны, директрисы одного из подмосковного дома малютки с мужем не было детей. Женатые десятилетним браком, так и не ставшие родителями и отчаявшись ими стать, они обсуждали возможность стать приемными родителями. «Сапожник без сапог» подтрунивали над парой друзья и родные.
В одну из летних ночей, не желая идти с работы домой, так как накануне у них с мужем произошла крупная ссора тридцатисемилетняя Анна Леонидовна осталась в доме малютки на ночное дежурство. Удобно пристроившись на диванчике на ночевку в своем кабинете, накинув на ноги свой серый пиджак, она, немного поерзав, задремала. На вид она была строгая, властная женщина, полная, невысокого роста с зачесанными назад рыжими волосами и лицом, сплошь усыпанным веснушками.
Услышав сквозь дрему громыхавшей тяжелой цепью лай собаки, Анна встала с дивана и пошла к окну. Было ветрено. Деревья как пленники толпились за решетчатыми загородками. Жалобно скрипели, раскачиваясь, стволы, шумели черные, голые ветки, пронизанные металлическим, холодным лунным светом. Собака не унималась. Ее дикий лай вынудил Анну Леонидовну выйти на крыльцо, проверить, все ли в порядке. Странно, что сторож не слышит неистового собачьего лая, подумала она, проходя мимо вахты, не став никого будить. Выйдя на крыльцо, Анна Леонидовна впала в ступор. На ступенях стояло эмалированное двенадцатилитровое ведро с ручкой. Собака, не уставая, едва не срывалась с цепи. Анна Леонидовна медленно спустилась по ступенькам вниз. Не решаясь подойти близко, медленно вытягивая свою короткую шею вперед, без страха, но с любопытством прищурив глаза, заглядывала в ведро. Увидев лежащий в ведре завернутый кулек, она решилась подойти ближе. Затронув рукой кулек, содержимое ведра начало шевелиться и плакать. У Анны душа ушла в пятки.
– Младенец! – взяв в луки ребенка и скоро высвобождая его из тряпок, тихо произнесла она.
Всматриваясь по сторонам в темноту, она подошла к воротам. Никого. Она задавалась вопросом, кто мог подбросить им младенца. На ее памяти это был первый подобный случай в этом доме малютки. Разное повидала она за свою жизнь, но, чтобы младенца и в ведре… И радость, и смятение охватили ее. Вот он – знак! Цыкнув на собаку, чтобы та прекратила лай, она словно вор прокралась с ведром мимо сторожа в свой кабинет.
Уложив ребенка на диван, укутав его своей кофтой, висевшей в шкафу с весны, Анна стала думать, что ей делать дальше. Младенец спокойно лежал, не мешая принимать верное решение своей спасительнице. Дождавшись утренней пересменки нянечек, смены, в которой дежурила ее близкая подруга, Анна Леонидовна срочно вызвала ее к себе.
– В мамочку решила поиграть? – с порога спросила Анну подруга, увидев у нее на руках младенца. – Тебе идет.
– Закрывай дверь, садись, – указав глазами на диван, сказала Анна, тряся на руках младенца. – Садись и слушай меня внимательно. Этого младенца я сегодня ночью обнаружила в ведре.
– Что ты такое говоришь? В каком еще ведре? – перебив директрису, взволнованно спрашивала нянечка, думая, что ее хотят за что-то наказать.
– Ты подумай, – продолжала Анна, – раньше на войну все списывали, а сейчас ведь в мирное время живем, а такое делается.
– Да что делается то? – не понимала нянечка.
– Ведро, в котором этот кулек лежал, я на крыльце нашла сегодня ночью.
– На каком крыльце?
– На нашем.
– А что ты ночью делала на нашем крыльце? – еще больше запутывалась нянечка.
– Дежурила. Мне помощь твоя нужна. Так, чтобы об этом не прознал никто. Я заберу его себе.
– Не шути так, Анна Леонидовна. Это тебе не игрушка. Его обследовать надо для начала, – встав с дивана, сказала нянечка. – Да не тряси ты его так! Ну что, кто у нас тут? – забрав из рук Анны ребенка, спросила нянечка.
– А я не знаю, – ответила растерявшаяся Анна.
Распеленав ребенка, нянечка насторожилась. Аккуратно вытянув из тряпок, в которые был укутан младенец белое перо, она произнесла:
– Мальчик!
Анна Леонидовна глубоко вздохнула. Младенец на удивление не плакал.
– Ему сутки от роду. Надо заявить, – сказала нянечка.
–А? – не сразу ответила задумавшаяся Анна.
– Сообщить нужно, говорю.
– Не будем никуда сообщать. Никто не должен об этом узнать.
– Зачем тебе эти заморочки? Ребенок слабенький, недоношенный. Возьми себе любого другого, если так хочется. Оформи правильно, – подойдя к умывальнику, смотрясь в небольшое зеркало, висевшее над раковиной, холодно сказала нянечка. – А что Валера на это скажет?
Анна Леонидовна, надевая серый пиджак от своего юбочного костюма, резко одернув полы, решительно двинулась к ребенку, взяв его на руки и крепко сдавив, прижала к себе.
– Он будет моим сыном. Валерий правовед, он все сделает как надо.
– Делать тебе нечего, – стряхивая воду с ладоней в раковину, сказала нянечка, закрутив кран.
– Это нормально, что ребенок не плачет? – спросила Анна.
– Странно это все конечно. А откуда такое перо у него? Я таких перьев не видела никогда.
– И я не видела. На воронье похоже…
Часть 2
Больницы узник, пациент тюрьмы
Жермен Нуво
Глава 1
– А ведь я говорил, что мы с вами еще обязательно встретимся, – крутя левой рукой механизм дешевой кислотного цвета зажигалки и самодовольно ухмыляясь, сказал молодой следователь старший лейтенант юстиции Яковлев, когда к нему в кабинет доставили задержанную после звонка из дежурки.
Пожалуй, единственный честный и порядочный следователь на все отделение, как знать, а может и на всю Московскую область.
– Браслеты сними, Яковлев. Прояви гостеприимство, – вытянув перед собой закованные в наручники руки, устало, почти отрешенно проговорила задержанная.
Дав дежурному отмашку, чтобы тот мог идти, Яковлев дернул за ручку пустого верхнего ящика рабочего стола, в котором бряцали ключи от наручников и пара таких же зажигалок.
– Не успел соскучиться даже, – вставая с места, язвительно говорил он, подходя к задержанной.
Яковлев испытывал к ней крайнюю неприязнь, и к таким как она.
– Садитесь, – он одним резким движением передвинул ближе к столу стул от окна, в котором отражался тусклый свет от настольной лампы.
Это была далеко не единственная его бессонная ночь. Служба заменяла ему семью, а кабинет был его родным домом.
Девушка, поочередно растирая сдавленные железом запястья села на стул.
– Что на этот раз? Нарушение общественного порядка? Пьяная драка в клубе? Вождение в нетрезвом виде? – вальяжно подойдя к шкафу с документами чтобы взять папку-регистратор рассуждал Яковлев, в воспитательных целях, не обращая внимания на задержанную.
– Почему ваши опера безмозглые взяли меня, а им всем дали уйти, когда я сама же вызвала этот чертов наряд? – с искренним недоумением спрашивала девушка, острый язык и надменность которой в общении с представителем закона сменились спокойным тоном.