Стюардесса

Олег Петрович заехал в «Детский мир» и долго стоял перед витриной с роботами-трансформерами, навороченными луноходами, видеоприставками с набором картриджей. Все это великолепие привлекало внимание мальчишек. Они торчали перед отделом, разглядывая игрушки.

Олег Петрович вдруг понял, что совсем не знает, во что сейчас играют мальчишки тринадцати лет. А что любит его сын? Чем он увлекается?

На фотографии Артемка щупленький, совсем неразвит физически. Может, лучше посмотреть для него что-то в спортивном отделе? Роликовые коньки, например, со шлемом и наколенниками, или подростковый тренажер? На нем, правда, обозначена трехзначная цена в у. е. Ну да черт с ним! Деньги дело наживное, а сын у него один.

Олег Петрович купил тренажер и, пока нес его к машине, заметил на первом этаже, в секции моделей, сборные копии «боингов», Илов и новейших вертолетов Камовского КБ. У него самого глаза разгорелись, как у мальчишки. Посреди секции на веревочках висел в воздухе крошечный, но совсем как настоящий К-52, «Черный сокол», еще даже не поступивший в серийное производство. Рядом с ним знаменитая К-50, «Черная акула», казалась несколько тяжеловесной и неуклюжей.

— Девушка, покажите «Сокола», — попросил Олег Петрович.

Она подала коробку.

— А теперь К-50, и «боинг», и А-300… — Штурман Васин никак не мог остановиться, ему хотелось купить каждую модель.

Скоро перед ним высилась приличная стопка коробок.

— Вам выписать чек?

Он подсчитал оставшиеся деньги и кивнул: слава богу, хватает. Здорово было бы вечерами склеивать с Артемом эти модели, объяснять ему устройство самолетов, правила аэродинамики, с гордостью замечать в глазах сына восторг, слышать, как он хвалится перед друзьями, что это все они сделали вместе с папой… Да за это никаких денег не жалко! Вот только из-за Алки такие тихие домашние вечера вряд ли возможны…

Он уже уложил все в багажник машины, как вспомнил про Ленку. Вот идиот! Увлекся, как пацан, модельками, а девчонке ничего не купил. И даже не представлял себе, что ей нужно. Какие они сейчас носят платья, какие туфли, какого размера? Не куклу же дарить семнадцатилетней девушке. А косметики она не дождется, он ей не позволит раскрашивать лицо, как это любит делать ее мамаша.

Костя догнал Динку у выхода. Все уже давно разбежались по домам, и только они двое из всего экипажа все еще болтались в аэропорту.

— Слышала новость? — осторожно спросил он.

— Да, — кивнула Динка. — Интересно, он сам умер или ему помогли?

Костя взял ее под руку и заглянул в лицо.

— Выходит, ты еще не в курсе. Это убийство. Медсестра какая-то, черт знает почему, сделала смертельный укол…

— Медсестра? — ошалела Динка. — Ей-то зачем? Подкупили?

— Кто? — быстро спросил Костя.

— Не знаю. — Динка отвернулась. — Нас теперь опять к следователю таскать начнут?

— Скорее всего. — Костя вздохнул. — Меня завтра еще на разбор полетов вызывают. Перед комиссией отчитываться.

— Но ты же все делал правильно!

— И то, что мы здесь, лучшее тому доказательство.

Динка осторожно освободила руку и отстранилась от него.

— Всего хорошего, Константин Иванович, мне на маршрутку.

— Мне тоже. — Он нахмурился. — Но если ты хочешь побыть одна, я не стану навязываться. Ты ведь… любила Антона?

— А ты его не любил, — повернулась к нему Динка.

— Не стану скрывать. Но о мертвых плохо не говорят.

— Тогда давай не будем, — отрезала Динка.

— А ты куда сейчас?

— Домой.

— Может, посидим где-нибудь? — предложил Костя. — Или меня в гости пригласишь?

Динка остановилась и в упор глянула на него:

— Что, спешишь занять вакантное место?

— Зачем ты так? — тихо спросил Костя. — Я ведь серьезно.

— Что серьезно? — опешила Динка.

— Все. Ты мне давно нравишься… — Он огляделся по сторонам и вдруг улыбнулся: — Тебе не кажется, что это не самое подходящее место для любовного объяснения?

Они стояли посреди площади, и их со всех сторон толкали спешащие с вещами люди.

— И не самое подходящее время, — заметила Динка.

Глава 30

Весь мир потерял цвета. Остался только один — белый. Блестящий, маслянистый — если посмотреть вбок, матовый, шероховатый — если вверх, а когда скосишь глаза чуть ниже носа — упрешься взглядом в шуршащую крахмальную белизну.

Наталья осторожно водила глазами по кругу. Раз она различает оттенки белого, значит, все-таки не ослепла. Но что-то с ней все же случилось. Что? Где она?

Голова не поворачивалась, и разглядеть что-то еще, то, что не попадало в пределы ее поля зрения, она не могла. И вообще, какое-то странное ощущение, что от нее только глаза и остались. Она — это глаза. И все, больше ничего Наталья не чувствовала. Ни рук, ни ног, ни туловища. Не было ни боли, ни тяжести, ни онемения — ничего.

«Я есть, или меня нет? Кто я? И что именно составляет мое «я»? Из чего я состою? Что собой представляю? Я живу или уже нет?»

Наталья закрыла глаза. Мир потух. Стало темно, только расплывчатые красноватые круги и пятна сменяли друг друга под сомкнутыми веками. Открыла глаза — свет. Белизна.

Белый свет… Она на белом свете. Она жива.

Наташа не помнила даже, кто она, как ее зовут, что с ней случилось. Память тоже была белой и пустой, как чистый лист.

Что-то скрипнуло сбоку, раздались шаги, и Наталья с удивлением обнаружила, что кроме зрения у нее есть еще и слух. Что мир не только состоит из белого и черного, но еще и звучит, и она эти звуки различает.

— Смотрите, глаза открыла! — сказал где-то вверху низкий женский голос. — Молодец, девочка. Цепкая.

Чье-то лицо, незнакомое, склонилось над Натальей. Сдвинутая на лоб темно-зеленая шапочка скрывала волосы.

Наталья хотела спросить, кто она и где, но язык не слушался, губы не шевелились. Вместо слов изо рта вырвалось глухое мычание.

— Очень хорошо! — обрадовалась незнакомка. — Связки напрягаются. Люся, поставь капельницу. А на завтра запиши обследование на томографе. — Она опять склонилась над Натальей и спросила: — Ты меня слышишь? Если да, то закрой глаза.

Наталья опустила веки, подержала их сомкнутыми и вновь открыла.

— Умница! — обрадовалась женщина. — А помнишь, что с тобой случилось?

Наталья смотрела на нее. Та подождала несколько секунд и кивнула с видимым сожалением.

— Так. А как тебя зовут? Кто ты?

Наталья не шелохнулась.

Женщина отвернулась и, подавив вздох, сказала кому-то:

— Что ж, может, так оно и лучше…

Лидия Ивановна опять была чем-то недовольна. На сей раз ей не угодила прислуга. Закрывшись в кабинете, Сашка слышал, как она возмущенно кричала:

— Я ей каждый день говорю: несешь блюдо, сразу подавай чем брать! То салфетки забудет, то хлеб не нарезан!

— Сама нарежь! — огрызалась Любка.

— Я?!

— А что? Ты забыла, как это делается?!

— Но для чего мы держим прислугу?! Она за это деньги получает!

— Во-первых, плачу ей я! — жестко отчеканила Любка. — А во-вторых, делать ей замечания тоже имею право только я. Ты хочешь ее рассчитать?

— Но она ведь не справляется! — взвизгнула Лидия Ивановна.

— Она отлично готовит, — парировала Любка. — Гораздо вкуснее, чем ты. И чтобы прекратить скандалы, я могу оставить за ней только готовку, а сервировку и мытье посуды поручить тебе.

— Мне?! — поперхнулась теща. — Дожили! Хочешь, чтоб мать на старости лет у тебя в прислугах была!

За их воплями Сашка даже не слышал звонка телефона. Он уже давно предпочитал не участвовать в семейных обедах, делал вид, что углублен в работу. Раскладывал на столе технические справочники, схемы, и жена с тещей оставляли его в покое.

— Саш, тебя! — стукнула в дверь Любка и протянула ему трубку радиотелефона.

— Слушаю.

— Ну здравствуй, Аванс, — ласково сказал ему незнакомый мужской голос.