Страница 18 из 41
«Товар, — пишет он, — есть прежде всего внешний предмет, вещь, которая благодаря ее свойствам удовлетворяет какие-либо человеческие потребности»[45]. Полезность вещи, обусловленная ее природными свойствами, делает ее потребительной стоимостью. «Потребительные стоимости образуют вещественное содержание богатства, какова бы ни была его общественная форма»[46]. Хотя потребительные стоимости также создаются трудом, сами по себе они не делают вещь товаром. «Как потребительная стоимость он (товар — В.М.) не заключает в себе ничего загадочного, будем ли мы его рассматривать с той точки зрения, что он своими свойствами удовлетворяет человеческие потребности, или с той точки зрения, что он приобретает эти свойства как продукт человеческого труда. Само собой понятно, что человек своей деятельностью изменяет формы веществ природы в полезном для него направлении. Формы дерева изменяются, например, когда из него делают стол. И, тем не менее, стол остается деревом — обыденной, чувственно воспринимаемой вещью»[47].
Продукт труда обретает форму товара в силу своей не потребительной, а меновой стоимости, т. е. своей способности обмениваться на другой продукт в определенной пропорции. Откуда берется эта способность, что ее порождает? Ведь она не выводится из природных свойств продукта труда. Равно как и культурную ценность этого продукта нельзя объяснить его природными свойствами. Здесь и возникает методологически сложная проблема анализа объекта, в котором обнаружилось нечто такое, что никак не укладывается в рамки его натурально-вещественного существования, является его не природным, а общественным свойством.
Выражая определенную количественную пропорцию, в которой одна потребительная стоимость обменивается на другую, меновая стоимость содержит в себе нечто общее, что присуще всем продуктам труда безотносительно к их натуральной, конкретной форме. «Этим общим не могут быть геометрические, физические, химические или какие-либо иные природные свойства товаров. Их телесные свойства принимаются во внимание вообще лишь постольку… поскольку они делают товары потребительными стоимостями. Очевидно, с другой стороны, что меновое отношение товаров характеризуется как раз отвлечением от их потребительных стоимостей»[48]. Но если отвлечься от потребительной стоимости продукта труда, что в нем останется? Ведь «теперь это уже не стол, или дом, или пряжа, или какая-либо другая полезная вещь. Все чувственно воспринимаемые свойства погасли в нем»[49]. От него ничего не осталось, кроме «одинаковой для всех призрачной предметности, простого сгустка лишенного различий человеческого труда, т. е. затраты человеческой рабочей силы безотносительно к форме этой затраты»[50].
Проделанная Марксом операция с вещью, связанная с «отвлечением» от ее потребительной стоимости, с «погашением» ее чувственно воспринимаемых свойств, позволила ему преодолеть откровенный натурализм ранних физиократических теорий, отождествлявших стоимость с веществом природы. В классической политической экономии этот натурализм стал источником товарного фетишизма, приписывающего вещам и отношениям между ними то, что свойственно только людям и их общественным отношениям. Но тем самым Марксу удалось избежать крайности и натурализма с его отождествлением культурного с природным, и идеализма с его полным отрывом культурного от природного. Способность вещи быть товаром была осознана им не как ее природное или чисто духовное (существующее лишь в нашей голове), а как вполне объективное, но только общественное свойство, которое она получает в системе общественного разделения труда. «Следовательно, — заключает Маркс, — таинственность товарной формы состоит просто в том, что она является зеркалом, которое отражает людям общественный характер их собственного труда как вещный характер самих продуктов труда, как общественные свойства данных вещей, присущие им от природы; поэтому и общественное отношение производителей к совокупному труду представляется им находящимся вне их общественным отношением вещей. Благодаря этому quid pro quo [появление одного вместо другого] продукты труда становятся товарами, вещами чувственно-сверхчувственными, или общественными»[51].
Товар как зеркало, в котором отражен людям общественный характер их труда, — очень емкий образ. По существу в нем содержится и объяснение культуры, сравнение которой с зеркалом весьма распространено в философской и научной литературе. Как культурная ценность вещь также отражает человеку общественный характер его труда, но не в его абстрактной форме, которую он получает в условиях общественного разделения труда и товарного производства, а во всеобщей, универсальной форме, соответствующей бытию человека как общественного существа, субъекта истории.
Культура в трактовке Маркса — это человеческая форма общественного богатства в отличие от капитала — отчужденной (овеществленной или денежной) формы этого богатства. Капитал и культура — две формы существования одного и того же богатства, которое по сути своей есть богатство человеческих сил и отношений. «…Чем же иным является богатство, как не универсальностью потребностей, способностей, средств потребления, производительных сил и т. д. индивидов, созданной универсальным обменом? Чем иным является богатство, как не полным развитием господства человека над силами природы, т. е. как над силами так называемой природы, так и над силами его собственной природы? Чем иным является богатство, как не абсолютным выявлением творческих дарований человека, без каких-либо других предпосылок, кроме предшествующего исторического развития, делающего самоцелью эту целостность развития, т. е. развития всех человеческих сил как таковых, безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу?»[52] А так как источником богатства в любой его форме является труд (правда, как поясняет Маркс, не только труд, но и природа: труд — отец богатства, природа — его мать), то в случае капитала таким трудом является абстрактный труд, а в случае культуры — всеобщий, или общественный, труд. Различие между двумя этими видами труда является для Маркса, как мы уже говорили, исходным в объяснении сущности культуры.
В «Критике Готской программы» Маркс сразу же ополчается против первого параграфа этой программы, согласно которому «труд есть источник всякого богатства и культуры». Не всякий труд, а только общественный, настаивает Маркс, создает богатство и культуру. «Источником богатства и культуры труд становится лишь как общественный труд», или, что то же, «в обществе и при посредстве общества»[53]. Следовательно, не всякий труд является общественным. Им не является, например, физический труд рабочих, представляющий собой простое расходование мускульной энергии и «не обладающий никакой другой собственностью, кроме своей рабочей силы»[54]. Приписывание любому труду «сверхъестественной творческой силы» скрывает тот факт, что в определенном общественном и культурном состоянии труд делает человека «рабом других людей, завладевших материальными условиями труда»[55]. Труд, лишенный своих объективных предпосылок (собственности на средства производства), абстрактный труд, может создавать стоимость, но «ни богатства, ни культуры он создать не может»[56].
В отличие от непосредственного труда рабочих, осуществляемого под давлением внешней необходимости, общественный труд, базирующийся на единстве человека с условиями своего труда (на единстве труда и собственности), является свободным трудом, поскольку диктуется исключительно внутренней потребностью. В отличие же от абстрактного труда он является всеобщим трудом. Примером такого труда для Маркса всегда была наука. Если абстрактный труд, создающий стоимость, как бы уравнивает, сводит к общему количественному знаменателю все виды конкретного труда (труд плотника, например, приравнивается к труду портного), то всеобщий (научный) труд неразрывно связан со своим конкретным содержанием, а его продукт представляет общественную ценность именно в силу своей особенности, уникальности, конкретности. На нем всегда лежит печать создавшей его личности, человеческой индивидуальности. Ею может быть отдельное лицо или коллективное «лицо» народа, нации, но оно ни на кого не похоже и только потому интересно всем. Источником («субстанцией») культуры является, следовательно, не абстрактный, а всеобщий труд, а субъектом такого труда — не абстрактный индивид, наделенный от природы лишь физической силой, а свободная и неповторимая в своих замыслах и способах самореализации личность.
45
Там же. С. 43.
46
Там же. С. 44.
47
Там же. С. 81.
48
Там же. С. 45–46.
49
Там же. С. 46.
50
Там же.
51
Там же. С. 82.
52
Там же. Т. 46. Ч. 1 С. 476.
53
Там же. Т. 19. С. 15.
54
Там же.
55
Там же. С. 13.
56
Там же. С. 15.