Маркс против марксизма

Межуев В. М

МАРКС ПРОТИВ МАРКСИЗМА

Статьи на непопулярную тему

Введение

За последние годы список работ, посвященных исследованию творчества Маркса, заметно расширился. Среди наиболее известных работ можно назвать книги K. M. Кантора «Двойная спираль истории. Историософия проектизма» (М., 2002), Т. И. Ойзермана «Марксизм и утопизм» (М., 2003), А. Баллаева «Читая Маркса» (М., 2004), А. Н. Дмитриева «Марксизм без пролетариата: Георг Лукач и ранняя Франкфуртская школа 1920-1930-е гг.» (СПБ., 2004), М. Е. Котельникова «Основное противоречие марксизма. Социально-философская экспликация» (М., 2005), Б. Ф. Славина «О социальном идеале Маркса» (М., 2004). Сюда же следует добавить переиздания или впервые сделанные переводы таких ставших классическими или широко известных работ, как книга Д. Лукача «История и классовое сознание» с обстоятельным предисловием Сергея Земляного (М., 2003), Л. Альтюссера «За Маркса» (М., 2006), Ж. Дерриды «Маркс и сыновья» и «Призраки Маркса» (М., 2006) и ряда других.

Дело, конечно, не в перечислении всех вышедших за это время книг и статей на данную тему. Существенно то, что они вышли в период, когда имя Маркса, как и его учение, если не предано проклятию в нашей стране, то, во всяком случае, вычеркнуто из списка обязательной и даже желательной для чтения литературы. Усилиями разного рода публицистов, часть которых вышла из рядов бывших партийных идеологов и функционеров, это имя сделалось символом всего мрачного и зловещего в советской истории. Многие из них увидели в Марксе и марксизме чуть ли не главную причину всех бед и несчастий, свалившихся на нашу страну в XX веке. Введенная ими в моду разносная критика марксизма, пришедшая на смену его бездумному и безоговорочному почитанию в прошлые годы, — удобный прием для собственной реабилитации и самооправдания: если во всем виноват Маркс, то с нас вроде и спроса нет.

Можно сколь угодно не любить Маркса, но зачем так принижать собственную страну, полагая, что один человек — даже такой, как Маркс, — мог своими идеями свернуть ее с истинного пути, довести чуть ли не до погибели. Если для нас так опасны заимствованные из-за рубежа идеи, как мы собираемся жить дальше? Где гарантия, что, избавившись от марксистского соблазна, мы не окажемся жертвой другого соблазна и опять же взятого со стороны? Так и будем бояться чужих мыслей и идей, подозревая в каждой из них враждебное поползновение против нашей собственной самобытности? Предъявляя Марксу счет за наше недавнее прошлое, мы демонстрируем не только непонимание действительного смысла его учения, но и наше нежелание брать на себя ответственность — личную и коллективную — за грехи и пороки существовавшей у нас системы.

Еще в перестроечные времена я пришел к выводу, что в чем-то существенном и важном мы не переросли Маркса, а еще не доросли до него. Наивно и смешно «хоронить Маркса» с помощью идей, возникших задолго до него и известных ему лучше, чем нам. То-то он не понимал преимущества частной собственности и рыночной экономики перед собственностью государственной или превосходства демократии над всеми формами политического деспотизма. Понимал и знал лучше нас, но видел дальше, хотя и стремился в духе своего времени ускорить и приблизить наступление новых времен. Как часто с Марксом воюют с позиции, уже пройденной в его время наиболее развитыми странами, но которая для нас остается пока передовым рубежом. Можно ли опровергнуть Маркса доводами наших рыночников и патриотов-государственников, возможно, уместных в ситуации нашей страны, но бьющих мимо цели там, где рынок давно уже не проблема, а от всевластия государства остались одни лишь воспоминания?

Во всяком случае, следует отличать цивилизованное отношение к Марксу от нецивилизованного. Последнее видит в нем либо икону, либо исчадие ада. Одно другого стоит. Если нынешний отечественный антимарксизм и стал реакцией на наш былой марксистский догматизм, он не более теоретически убедителен и эстетически привлекателен, чем его антипод. Оба они в крайности своих утверждений суть проявления варварства и бескультурья, подобных, например, религиозному фанатизму и «воинствующему атеизму». Цивилизация не пожирает своих детей, не предает анафеме собственные идейные порождения, а извлекает пользу для себя даже из той духовной продукции, в которой содержится ее критика и отрицание (тем более что эта критика часто и во многом бывает права). Европейская культура в ее высших классических образцах, а к ней, несомненно, принадлежит и марксизм, появилась на свет отнюдь не со словами любви и благодарности к породившей ее цивилизации. И тем не менее европейская цивилизация, сформировавшаяся в Новое время, не отвергла их с негодованием, а признала в них своих законных и глубоко чтимых отпрысков.

В России же Маркс с его учением, будучи порождением другой культуры, так и остался чужеродным явлением. Пока у него искали аргументы в защиту и оправдание существующего строя, он превозносился и прославлялся властью с неистовством маньяка, уверовавшего в открывшуюся ему окончательную истину. Но когда этот строй встал «поперек горла» всем и каждому, новые российские целители не нашли ничего лучшего как объявить именно Маркса той костью, которая застряла у нас в горле. Даже если мы и подавились марксизмом, то почему он прошел безболезненно у себя на родине в Европе, не вызвав там никакого удушья? Может быть, дело все-таки не в нем, а в нас самих, не способных пока освоиться с той духовной пищей, которая приготовлена по европейским рецептам? И если Маркс — противник того, что мы сегодня посчитали для себя самым важным и нужным, то, может, за это несогласие с нами его следует ценить намного больше, чем за наше вчерашнее согласие с ним? Цивилизованный человек даже в своих идейных противниках видит не врага, которого надо уничтожить, а еще одно напоминание о собственном несовершенстве.

С моей точки зрения, возвращение к Марксу столь же неизбежно, сколь неизбежен наш переход к рыночной экономике капиталистического типа. Именно этот переход заставит нас отнестись к Марксу с той серьезностью, которую он, несомненно, заслуживает, позволит увидеть в его учении не то, за что его выдавали при советской власти, а чем оно является на самом деле. Этот переход освободит, наконец, его имя и от той его фальшивой идеализации и возвеличивания, с каким оно произносилось в советские времена, и от его поношения и отторжения во времена нынешние. Сам Маркс, со слов Энгельса, протестуя против превращения себя во всезнающего пророка, владеющего универсальным ключом ко всей человеческой истории, говорил о себе, что он — «не марксист». Своей научной заслугой он считал лишь объяснение логики капиталистического развития (преимущественно на примере Англии) и вытекающих отсюда последствий для всего человечества. В пророка, прозревающего будущее, его превратили как раз те, кто, живя в прошлом, плохо ориентировался в настоящем. Таким он предстал и в дореволюционной России, не знавшей развитого капитализма, и в России послереволюционной, посчитавшей себя практическим воплощением его якобы пророческих предсказаний. Только капиталистическая Россия, если, конечно, таковая состоится, позволит по достоинству оценить вклад Маркса в науку, связанный прежде всего с его критикой капиталистического способа производства и соответствующих ему форм сознания. Во всяком случае, пока жив капитализм, жив и Маркс, что, конечно, не исключает ни дальнейшей трансформации капиталистического общества, ни развития, пересмотра и даже ревизии важнейших положений марксистской теории.

Перечисленные мной выше недавно вышедшие работы, посвященные Марксу, интересны как раз тем, что впервые пытаются взглянуть на его творчество хотя и с критической точки зрения, но без той идеологической предвзятости и политической ангажированности, которая была свойственна вчерашним апологетам и которая столь очевидна у современных ниспровергателей марксизма. Отсюда не следует, что я во всем согласен с их авторами. Да этого и не требуется при чтении Маркса. У каждого из нас, видимо, «свой Маркс», как «свой» Кант, Гегель, Ницше и любой другой великий мыслитель. Множество интерпретаций — лишь свидетельство заключенного в текстах Маркса смыслового богатства: одним близко и понятно одно, другим — другое. В качестве примера укажу на интерпретацию текстов Гегеля тем же Марксом и французским философом русского происхождения Александром Кожевым: из первой выросла историко-материалистическая теория, вторая стала одним из источников французского экзистенциализма. Важно лишь, чтобы спор о Марксе, о том, как понимать его учение, не превращался в очередные «похороны Маркса», на что так падки все те, кто боится упустить свое место на пиру победителей.